Глава 15. Большая Поляна и Гера

Глава 15. Большая Поляна и Гера

В лагере у костра сидели только Наталья и Сергей, которые, снова оставленные матушкой Марией за дежурных, варили кашу, и тётя Роза, которая пила чай и шумно сетовала на то, как ей плохо без курева.

— Хотела я похудеть и курить бросить, а мне подруга Люська, в эзотерике продвинутая, и присоветовала на Поляну ехать. Она просто молоток! Действительно, если даже здесь не брошу, то нигде не брошу, — беседуя тихо сама с собою, резюмировала тётя Роза.

Было уже совсем темно. Временами налетал лёгкий, но пронизывающий ветер. Магнит, по-видимому, был в самом разгаре.

Вскоре тихо подошли и сели за деревянный стол на лавочки Арей, Андрей и Володя. Было заметно, что с последним Андрей наверняка провёл какую-то свою незаметную работу. Володя сейчас был тих и кроток.

Пока они пили чай, утихомирилась тётя Роза, которая наелась только что сваренной каши и полезла в палатку спать. Сергей и Наталья, доварив кашу, тоже подсели к столу и налили себе чаю.

Внезапно со стороны дороги раздались шаги и голоса, и, привлеченные огнём костра, показались два незнакомых человека.

Один из них, одетый в плотную непромокаемую одежду и высокие тёплые ботинки со шнуровкой, выглядел как настоящий лесной человек. За спиной у него был большой станковый рюкзак.

— Здравствуйте! Скажите, мы правильно к посёлку идём? — спросил он.

— В общем-то, вы почти пришли. До поселка — рукой подать. Только, если у вас там нет друзей или родственников, а надо садиться на автобус или попутку, чтобы дальше ехать, то оставайтесь лучше здесь, переночуете, время позднее. Попутки уже не поймаете, а ночевать здесь — всё же лучше, чем на обочине, под лай собак, — посоветовал Андрей.

— И то правда. Ну, добрались, значит. Палатку недалече поставим, — проговорил человек с рюкзаком немного с натугой, как будто давно не общался с людьми.

— Подсаживайтесь к нам, чаю выпейте, — предложил Арей, — Как вас зовут?

— Владимир, — ответил тот, присаживаясь на лавочку.

— А вы, Владимир, давно в этих местах? — спросил Андрей.

— Да если подсчитать… С ноября безвылазно просидел. Был в местах, где лес глуше, за водопадами, там лесники стоят. Я неподалёку от них, в пустующем строительном вагончике остановился. Человек один хороший мне там встретился, егерь. Приютил, обогрел. Я бы и сейчас там остался, да нужда заставляет в населённые края податься: деньги заканчиваются. Заработаю немного — и снова на прежнее место подамся. Я свечник. Свечи для одного знакомого батюшки делаю.

Пришедший вместе с Владимиром человек всё ещё стоял поодаль и переминался с ноги на ногу. Он, как ни странно, выглядел вполне по-городскому: был в джинсах, клетчатой рубашке, со спортивной сумкой через плечо, в очках и с гитарой, с помощью бельевой веревки прилаженной за плечами. На шее у него болтался старенький фотоаппарат «Зенит».

— А паренёк, что со мной вместе идет — так это я его в лесу подобрал, в глухомани. Заблудился он в здешних местах. И я тоже слегка заплутал. Не зря, видать. Вот вместе и вышли, а то — застрял бы он там на ночь, — Владимир жестом подозвал своего спутника.

Парень в очках, наконец, приблизился и осторожно сел на край лавки.

В это время из палатки, может быть, из любопытства, вылезла слегка помятая тётя Роза.

— Не спится что-то, — пожаловалась она, — Это всё из-за того, что курить бросаю. Чайку не нальёте?

— Конечно, нальём. Подставляйте чашку, — сказала сидевшая возле чайника Наталья.

— А как вас зовут, и как вы в лесу очутились? — спросила тётя Роза нового парня, присаживаясь напротив него за стол.

— Г-гера, — заикаясь, ответил тот.

— Герасим, значит? — уточнила тётя Роза.

— Н-нет, Герман, — возразил Гера, — И н-не люблю, когда меня одноименным г-героем мелодраммы кличут, к-который собачку — т-того… Я бы её не утопил, ч-честно.

— И — какими же ты здесь судьбами? — засмеявшись, спросила тетя Роза.

— А в-вот это — действительно смешная история. М-меня здесь забыли, — отвечал, вяло улыбнувшись, Гера.

— Как — забыли? — удивилась тетя Роза.

— Ну, приятели из б-богатых взяли меня в поездку на море. Как б-барда и всеобщее развлекалово. П-проездом остановились здесь, в горах, на речке. Известное дело: выпивка, шашлык… А тут — эзотерики какие-то с-стояли. Начали им про м-медитацию что-то говорить, про то, что в лесу м-мусорить нельзя, а мясо есть вредно, ш-шлаков много образуется. И в-вообще, это — м-мертвечина. А те в ответ, что медитация — это, н-наверное, когда на пупок смотришь и внушаешь с-себе, что тебе есть н-не хочется… Ну, эзотерики-то рассердились — и ввалили им м-ментально по первое число, высказав в-всё, что они о них думают. А те — чуть не ввалили реально, уже собрались. Побить их собрались. Да в-все-таки п-передумали. Ругнулись, сели в машину, хлопнули дверью — и уехали. А я в это время ходил к р-речке купаться. От речки это всё и слышал. Х-хорошо, хоть моя сумка и гитара остались в кустах валяться — с собой они их не взяли.

— Вот это — дела! — удивилась тетя Роза, — так как же вы теперь домой доберётесь? Может, кинем клич — парню соберем денег на обратную дорогу, пусть дадут, кто сколько может?

— Н-ну что вы, не стоит! — разволновался Гера, — Я ведь не совсем без денег на море-то ехал. В-всё в порядке. Теперь в-всё хорошо будет: вот, к людям вышел. А то — совсем заблудился было в лесу. Я же не знал, куда ближе идти: и от посёлка оттуда далеко было, и от моря. П-пошел я по дороге на море: ещё и н-надеялся, что обо мне вспомнят, вернутся. Д-дорога же вскоре раздвоилась, потом — снова развилка. Приходилось выбирать. А в конце концов оказалось, что иду я н-не по дороге вовсе, а по п-пересохшему руслу реки… И места пошли совсем нехоженые, дикие, глухие…

— Это он в так называемую Капустную Щель угодил, — заметил Владимир, — Хорошо ещё, что я после перевала тоже туда случайно забрёл.

— А когда я ещё по дороге ш-широкой шел, недалеко от речки, меня л-лесники стопорнули — их, причём, было человек десять — и потребовали показать п-паспорт. Осмотрел его каждый из них. П-по кругу. И ещё спросили: не ш-шпион ли… Вот я и вчистил п-потом с перепугу куда ни п-поподя, с хорошей с-скоростью.

— Ну да, если с фотоаппаратом — значит, шпион! — засмеялся Арей.

— А кем вы работаете? — спросила тётя Роза.

— З-знаете, это тоже — смешно, — ответил Гера, — Я вуз когда закончил, р-работал программистом. Ну, а потом… Р-разруха, нескладуха, ж-жена — ушла, кошка — и та убежала, в х-холодильнике — всегда п-пусто, только т-тараканы обосновались… М-морозоустойчивые. В общем, работаю я сейчас в одной р-редакции кем-то вроде м-машинистки — не скажешь же, машиниста, это же нечто д-другое? В общем, я тексты н-на компьютере набираю. Однако, всё это скучно — про жизнь… Давайте я вам лучше песенку спою. Вот, п-пришло в голову, пока по дороге топал…

И Гера снял с плеча болтавшуюся на веревке гитару, слегка настроил её и запел:

Падает на землю луч

Из зелено-синих туч,

Вдаль зовет упрямого дорога…

Если есть на свете лес,

Если есть звенящий ключ —

Значит, что ещё не так

Всё уж плохо…

Есть весёлая струна,

Есть походная страна,

В этой сказочной стране

Есть принцессы…

И — не говори порой,

Что страна, мол, не видна —

Грусть — тоска — печаль, мой друг —

Лишь эксцессы…

Значит, снова нам в поход,

Мы пройдем сквозь чёрный ход,

Не парадный, но такой

Знакомый,

Мы найдём свой дивный лес,

Мы найдём свой лучший брод,

Мы найдём звенящий ключ.

Здесь — мы дома.

Когда Гера пел, он абсолютно не заикался. А спев, отложил гитару и сказал:

— Это я ещё д-до лесников сочинил. Представляете? Иду по дороге — и пою! Смешно!

— Гера! Вы — талантливый и хороший человек. Никогда не смейтесь над собой. Вам это совсем не надо, — в полной тишине прозвучал вкрадчивый голос Андрея, — И вообще: вы сейчас действительно попали в некую волшебную страну. И можете раз и навсегда кардинально изменить свою судьбу. Такая возможность даётся только раз в жизни. И, давайте лучше перейдем на сказки, мы ведь в сказочной стране. Первой пусть начнёт Наталья. Расскажи нам, пожалуйста, сказку про курочку Рябу!

— Что, это — серьёзно? — спросила Наталья.

— Вполне!

— Ну… Жили-были дед и баба. И была у них курочка Ряба. Однажды она снесла яичко. Золотое, а не простое. Все они его били — не разбили, мышка хвостом махнула — яйцо раскололось, а курица второе снесла, а что? Это — зачем? — спросила Наталья.

Все вокруг уже смеялись.

— Просто, когда человек рассказывает всем известную сказку, то ему это не интересно делать, и он рассказывает её на автомате, стремясь поскорее закончить. А его душа и вовсе в это время покидает тело и бродит где-то неподалёку… Вот мы и посмотрели, пока ты рассказывала, какая у тебя душа. Она — большая, полная, даже странно, как она умещается в твоём теле. Наверное, тебе надо пополнеть, — засмеялся Андрей.

— Ну вот! Ещё чего! — сказала Наталья.

Андрей встал, немного «продышался» — сделал несколько дыхательных упражнений, подошёл к Гере. Он стал его «чистить», одновременно выпрямляя ему позвоночник.

— Ну, а теперь — пусть Гера расскажет свою сказку! — громко скомандовал Андрей.

И Гера начал…

— В некотором царстве, в некотором государстве — так, кажется, начинаются все сказки — жила-была, огромная, как все семь миров, синяя птица счастья, культ которой, охраняемый двумя преданными ей существами, инь и янь, весьма почтенного и неопределенного возраста, позднее был возведен ими в стадию новой религии. Одного из этих существ звали БАБА, что на востоке является титулом весьма просвещённого и умного мужа, в второго звали ДИД — ЛАДО, славянской припевочкой обозначалось, по-видимому, какое-то женское божество, хранительница домашнего очага. Перья у нашей птицы, условно называемой КУРОЙ, отливали чистым золотом… А дальше… Я что-то плохо помню, о чём там. Совсем забыл. А чего вы все смеетесь? Ну, если в общем, то кура жила хорошо. И с высоты наблюдала одним своим недреманным оком за всем мирозданием. И так продолжалось тысячи манвантар. Зло было отделено от добра, как желток от белка. Но вдруг мир изменился. Потому что появилось серое существо, смешавшее оба начала. Яичко, так сказать, разбилось, а наша кура разучилась нести золотые яйца. Только — простые, как в курятнике. Печальная сказка, — закончил Гера.

Сказку он тоже рассказывал, не заикаясь, как не заикался он, когда пел. И к концу сказки все уже просто тряслись от хохота.

Через некоторое время засмеялся и сам Гера.

— Сейчас он нам ничего не сможет рассказать простыми словами, — прокомментировал Андрей, — даже сказку про белого бычка. А на вопрос о дважды два ответит, что в результате получится периодическая система Менделеева, во всех подробностях, вплоть до удельного веса.

— Ну, до удельного веса — вряд ли, — засомневалась тётя Роза.

— Он сможет, он же — компьютерщик, — засмеялся Андрей.

Из-за кустов со стороны Поляны показалась мрачная фигура Анатолия.

— А вы почему не на Магните со всеми? Это я — понятно, почему здесь, я сегодня после омовения и Лысой работал индивидуально на дольмене, и только сейчас вернулся. А вы приехали на Поляну работать или развлекаться? — спросил он строго.

— А ты нам чего желаешь? Зла или добра? — спросил Андрей.

— Ну… конечно, добра, — растерялся Анатолий.

— Но, если ты хочешь нам добра, то это означает, что ты считаешь, что у нас нет от природы своего добра, и что мы — злые. И нам необходимо чужое добро. Так? — продолжил Андрей.

— Вовсе нет. И в вас есть добро.

— А что ещё, кроме добра, существует в мире? Или — нету в мире ничего, кроме добра? — спросил Андрей.

— В мире, кроме добра, есть зло!

— Значит, в мире есть добро и зло. Нам же чего-то не хватает. Добро в нас есть. Значит, нам не хватает…

— Зла!

— И ты пришел поделиться с нами, пожелать нам…

— Зла! То есть… Нет, конечно. Добра! А, да ну вас. Я совсем запутался, — смутился Анатолий, и пошел к своей палатке, ложиться спать.

— Владимир, у вас есть палатка? У Геры, я так понимаю, её нет… Впрочем, в любом случае, уже совсем темно, трудно будет вам палатку поставить. Да и не к чему, идите спать в мою, — предложил Андрей, — У меня трёхместная, а ночует в ней только Арей. А я в спальнике, рядом с палаткой, сплю. Ну, что? Всем — спокойной ночи! Сейчас люди с Магнита начнут возвращаться. А мы — пойдем спать! Утро вечера мудренее…

* * *

На следующее утро Гера впервые в жизни встречал свой рассвет в горах. Владимир, который с утра собирался сесть на утренний автобус, на всякий случай разбудил его, как доставленного сюда попутчика, и спросил, не хочет ли Гера уехать домой. Поразмыслив немного, тот решил, что проводить отпуск дома — скучно, а здесь пока что всё складывается так, что есть палатка над головой. И он решил задержаться на Поляне на неопределенное время. Тем не менее, ему уже не спалось. Проводив Владимира в посёлок до автобуса, Гера вернулся и посидел немного около лагерного потухшего костра. Сегодня, после вчерашней «большой работы», магнитчикам велено было отоспаться, и никого у костра пока не было. Потом Гера решил отправиться вниз, к реке, захватив с собой гитару. Там, на открытом пространстве, скоро должен был наступить рассвет. Там солнце вот-вот покажется из-за гор.

С утра было прохладно, и Гера одел поверх рубашки джинсовую куртку. Около реки он снял кроссовки и сел на них, потому что трава везде была мокрая от росы. Затем он снял с плеча гитару и стал тихонько бренчать, подбирая мелодию. Он любил иногда бренчать на гитаре и петь всё, что приходит в голову, экспромтом. По принципу: «что вижу — то пою». Как и сейчас…

    — Мы искали друг друга

    В разных мирах,

    В разном хламье

    Или в разных словах.

    Значит, мы воплотились опять,

    И — живём.

    И — поём.

    Неизвестно, зачем.

    Неизвестно, о чем.

    Вот так.

    Мы приходим, и вдруг

    Встречаем рассвет,

    Где-то там, где

    Никого ещё нет,

    Все спят.

    Вот — и новый сюжет.

    Все спят.

    А мы ворвемся сюда,

    Разгромив эту тишь.

    Здесь только деревья,

    И только вода,

    Но ты услышь,

    непременно услышь!

    Только ты непременно поймешь,

    Почему я пришел сюда!

    О, да!

Допев песню, Гера инстинктивно обернулся и увидел, что сюда из лагеря направляются люди. Это были Андрей, в чьей палатке он ночевал, и Сергей с Натальей, с которыми он тоже вчера познакомился. Андрей в одной руке нёс свою папку на верёвках, а на другой у него висела перекинутая через плечо сумка. Он о чём-то живо беседовал с Сергеем. Когда Геру со вновь пришедшими стали разделять только прибрежные кусты, он с удивлением расслышал слова довольно странного разговора…

Сергей:

    — Любезный сэр,

    Хотите вы сказать,

    Что нынче утром, только вышло солнце,

    Явились вы, чтоб наше амплуа

    Ленивых лежебок и тунеядцев

    Сменилось в ту ж минуту амплуа

    Любителей купаться по утрам?

    Так в этом суть и сущность амплуа?

Андрей:

    — Ну — нет. Не так. Без спору, примитивно

    Приписывать значения амплуа

    Занятиям, что чредою постоянной

    Сменяются на протяжении дня…

    Есть амплуа бродяги и скитальца,

    Есть амплуа ученого, поэта,

    И сердцееда, и вельможи, и глупца.

    И неизменны оны, пусть субъект

    Лежит, поёт, иль чистит картофан.

Сергей:

    — Так значит, амплуа даётся нам

    Единожды, с рожденья, неизменным?

    Быть может, амплуа чертили звёзды?

Андрей:

    — Есть смысл в предначертании богов…

    А впрочем, неужели не дано

    Нам поменять решение силой воли,

    И самому найти предназначение,

    Хотя события, судьба и люди

    Толкают неизменно на другое?

    И что ж с того, когда порою Гамлет

    Работает юристом при сбербанке,

    И разве не бывает, что Джульетта

    Уборщицею быть осуждена?

    Но остаются всё ж они собою…

Сергей:

    — Нет, боги с амплуа перемудрили…

Неожиданно Гера, не видимый со стороны дороги за небольшим кустиком, приподнимается, так как, увлёкшись услышанной беседой, хочет присоединиться к ней.

— Те же — и Меркуцио, — прокомментировала Наталья и рассмеялась. Гера поклонился всем и начал:

— Простите мне, что я нарушил спор,

И смех я вызвал собственным явлением.

Андрей:

— Помилуй! Спор? Но здесь никто не спорил.

Гера:

— Так значит, что и спор пойдет с меня.

Вы говорили, кажется, о Боге?

Андрей:

— Нет, о богах.

Гера:

— Что в сущности, одно

Для тех людей, чьё имя — атеист.

Андрей:

— Не упомянь сё имя на Поляне!

Есть имена, запретные отныне!

Зовись иначе как-нибудь, Ромео!

Ведь всё равно, и роза — пахнет розой.

Понятие «боги» в разговорной речи

Нередко тем даёт именование

Таинственным и безымянным силам,

Чьих люди не изведали законов, —

Которые порою и нелепым

Придуманным знамениям потакают,

Судача всуе: так решили боги!

Сергей:

— Так что же, нет понятия такого?

И пусто в осязаемой Вселенной,

И пусто там — за гранью понимания,

За неизменной плотностью вещей?

Гера:

— Наверно, ни помыслить, ни измерить

Не можем мир мы за пределом чувств,

И легче нам условиться тогда,

Что нету там ни мысли, ни значения…

Андрей:

— Что было лишь в мирах, чьё завершение

Не кончилось…

И можно было мыслью

Понятия новые создать и вещи…

Но в мире этом — всё сотворено,

И даже слишком твёрды эти камни.

В нём больше нету места для богов.

Сергей:

— Так значит, ныне мира скорлупа,

Тяжелый плотный слой без осознания

Собой заполнил все миры, все звенья,

Так, что собой похоронил себя

Материей весомой и тяжелой,

Осевшей, будто пыль, на мироздание?

И время скоро дрогнет — и встряхнёт

Тяжёлую запёкшуюся корку?

А с нею вместе — всех существ, как мошек

С червивого надкушенного плода,

Где больше нет развития, и где

Слова — бессмысленны,

Искания — нелепы,

Где больше нет дыхания богов?

Всё кончилось…

Андрей:

— И всё начнется вновь,

Когда наступит смена декораций.

Не знаем, что несём.

Пойдем — купаться?

— и Андрей, разбежавшись, прыгнул с крутого берега сразу на глубокое место реки.

А Наталью вдруг будто вынесло куда-то… Она мысленным взором увидела Андрея в театре времен Шекспира, сидящего на краю сцены. Будто он — работник, убирающий декорации и играющий роль одного из могильщиков. А рядом с ним стоит богато одетый господин, который с ним шутит и беседует на равных, то и дело записывая какие-то меткие фразы на листе бумаги. И это — не прошлое воплощение Андрея. Это — именно он…

— Наталья? Что с тобой? — она увидела перед собою испуганное лицо Сергея.

— Н-ничего.

— По-моему, она сейчас не совсем здесь, — заметил Гера, — пошли к р-речке?

— В принципе, легко можно выйти на любой канал: написания хокку, танки, на язык шекспировских пьес, — сказал Андрей, когда все искупались, — Я думаю, теперь вы со мной согласитесь… А теперь, давайте посмотрим, как можно, созерцая любую картинку, считывать с неё информацию и получать энергию. На этом основано любое лечение с помощью мандал.

Андрей разложил на траве материалы из своей папки: фантастические рисунки, кришнаитские картинки, нарисованные ярким фломастером мандалы. Он их раскладывал на траве в некой определенной последовательности. Затем, попросив всех по очереди считывать информацию кончиками пальцев, отошёл немного в сторону. Остальные работали с картинками, пытаясь ощутить их энергию; Наталья при этом непроизвольно выполняла танцевальные движения, Гера принимался время от времени бренчать на гитаре, а Сергей — отпускать сентенции.

— Кажется, вы сонастроились и запаслись энергией, — заметил Андрей, — А теперь, давайте поработаем с одной из моих таблиц. Это таблица амплуа, её принимал тот самый мой знакомый компьютерщик, который очень любил томатный сок. Всего амплуа — шестьдесят четыре. Давай, Сергей, начнем с тебя: закрой глаза, и, водя рукой по таблице, ощути кончиками пальцев лёгкую вибрацию и укажи нам нужную клетку.

Сергей был очень взволнован, будто от того, куда он укажет сейчас пальцем, зависела его будущая судьба. Он долго сосредотачивался, и, наконец, ткнул в одну из клеток и стал ждать приговора Андрея.

Андрей, заглянув в описание таблицы, после долгой паузы объявил:

— Так вот ты каков! Амплуа, условно называемое как «Дон Кихот»… На самом деле — очень сложное амплуа… Магия перемещения, развитие духа, мыслитель. Сочетание воздуха и огня. Что мало способствует тому, чтобы удержаться на земле. Дон Кихоты — мечтатели человечества, не понятые окружающими. Как Велимир Хлебников, например. Ты, мой дорогой, быть может, напишешь когда-нибудь необычную книгу… Впрочем, для этого ты должен быть одинок и посвятить себя работе. Увы, Дон Кихоты — всегда вдали от своей Дульсинеи. Иначе они не совершат своих великих подвигов.

Сергей печально посмотрел на Наталью.

— Ну вот, теперь и думай, решай прямо сейчас. Какую жизнь ты выберешь? Зачем тебе тащить всюду её с собой, как чемодан без ручки… Когда тебя ждут великие дела? Да и куда ты её с собой потащишь? — спросил Андрей.

Сергей, вяло улыбнувшись, обнял Наталью — и сказал:

— Действительно, не знаю, куда. Но — потащу. Мы будем вместе. А книга… В таком случае, ну её. Другой кто-нибудь напишет.

Андрей весело рассмеялся.

— Ну, что ж! Твоё дело, рыцарь без страха и упрёка! А теперь — очередь Натальи. Укажи и ты своё амплуа! — и он придвинул таблицу к Наталье. Она тоже, но, в отличие от Сергея, почти не задумываясь, указала клетку.

— Ого! — привстал Андрей, сверившись со значениями, — Мудрец эпохи! Магия перемещения, развитие духа, интуитив. Так вот ты зачем её с собой тащил: чемодан без ручки — вовсе не чемодан и не груз, а верный Санчо Панса, только в женском обличии!

Все засмеялись.

— Хотите экспромт? Кажется, мне стихи катят! — сказал Гера. И, не дожидаясь ответа, взял гитару, побренькал немного — и запел…

— Он был мечтатель и эстет,

И без пяти минут поэт,

Хотел он книгу написать,

Мечтал он гениальным стать —

Таков сюжет.

Она ж умела колдовать,

Она умела танцевать,

Она легко скользила ввысь,

И вы куда-то вознеслись,

И растворились вне времён —

Таков был сон…

Но вот приходит новый день,

И на лицо сплошная тень

Тебе спустилась; ты сказал:

Прости, я должен быть один —

Она ж — растаяла, как дым…

И понял ты, что не скалой,

Отнюдь, не гирей весовой,

Воздушным шариком была —

Она…

Земля уходит из-под ног,

И сам себе ты — царь и бог.

Таков итог.

— Ну… Вот! Таков сюжет, — после небольшого молчания, виновато сказал Гера, — Это, так сказать, альтернативный вариант развития событий.

— Кстати, твоё амплуа я и без таблицы назову: магия восприятия, развитие души, мыслитель… Трубадур! А, с некоторых пор, надо добавить: странствующий трубадур!

Гера раскинул руки и поклонился.

— И нищий, как драный кот! Наверное, такова участь всех трубадуров.

Наталья и Сергей решили побыть ещё немного на берегу, поэтому Андрей и Гера от реки к лагерю возвращались вдвоём. Идти пришлось вначале по камням, потом — по стерне и диким травам. Гера по забывчивости даже не обулся и нёс кеды в руках. Он постоянно наступал на колючки, но продолжал идти босиком.

— Что, такая она колючая — твоя жизнь? — шутливо усмехнулся Андрей.

— Такая колючая, что просто сил нету, — неожиданно серьёзно ответил Гера.

В это время они, наконец, вышли на ровную гладкую дорогу, которая сворачивала в лес.

— А сейчас, здесь, тебе нравится? — спросил Андрей.

— Да. Здесь хорошо. Чудо, как хорошо! Т-так бы и остался тут навсегда. Завел бы козу, корову, в лес по грибы стал бы ходить. Хотя, я пока опят от мухоморов не отличу… Умывался бы здесь, даже зимой, водой родниковой. Здоровье здесь, радость. Я, кажется, тут даже з-заикаться перестаю… Но… знаю, конечно, что нужно будет возвращаться в город. К своей никому не нужной жизни, непонятной своей судьбе, нелепой и несуразной. За какие такие грехи несу я эту ношу? Тоскливо…

— Есть люди, пришедшие на землю работать, писать, рисовать, учиться мыслить или общаться. Есть пахари, плотники, рыбаки… Есть ищущие взаимопонимания, доброты, правды. Есть негодяи и разбойники, убийцы и клятвопреступники. Но не о них речь. Ибо есть здесь действительно люди, пришедшие сюда с миссией. Не обязательно — великой. Просто миссией. Той или иной. Не всякая из этих миссий понятна и прозрачна. Например, есть люди, чья миссия впитывать в себя события жизни, быть лакмусовой бумагой… Это — свидетели. Они приходят сюда, чтобы потом свидетельствовать о мире и отчитываться о том, кем они в нём не стали, имея массу талантов. Они — накопители, собиратели мирового зла, ханжества и бескультурья, проступков и унижений. Они свидетельствуют о мире и показывают, не перевесилась ли уже чаша весов. Все мы, свидетели, будто идём мимо жизни, сквозь жизнь; со стороны иногда кажется, что мы прозрачны и незаметны, не имеем плотной формы. Мы — лишь свидетели… И посланы, чтобы свидетельствовать.

Не все мудрецы-свидетели становятся мудрецами, не все трубадуры-свидетели — трубадурами; если условия мира не благоприятствуют их раскрытию, они сохраняют лишь функцию свидетельствования. Но это, в то же время — наивысочайшая из миссий. Чем ближе к концу мира, тем больше свидетелей. Они очищают мир и кристаллизуют его самооценку. Изнутри.

Впрочем, всё это — лишь сказка. Сказка о свидетеле…

   …Я видел тысячи солнц,

    поглощенных тьмою,

    Я видел тысячи лиц,

    Убитых горем,

    Я видел разрушенные города,

    Уведённых в плен рабов;

    Я видел человеческие жертвоприношения,

    Я видел море слёз,

    Я видел матерей, онемевших от горя,

    Я видел детей, разучившихся смеяться,

    Я видел насилие и ложь,

    Я видел попрание души и тела,

    Я видел попрание законов,

    Земных и небесных;

    Я видел самое худшее из зол,

    Известных в мире —

    Я видел несправедливость.

    Я видел,

    И не мог помешать.

    Застыли мои руки,

    И мои губы не слушались меня,

    И я не мог ничего,

    Ибо не дано мне право —

    Быть мечом карающим,

    Быть Калки Аватаром на белом коне,

    Ибо я — лишь свидетель.

    Я пришел,

    Чтобы свидетельствовать.

    Я пришел,

    Чтобы сохранить память о том,

    Что было и есть,

    Сохранить повесть об этой Вселенной.

    Я пришел,

    Чтобы написать о ней книгу

    В своём сердце.

    Эта книга — крик моей души.

    Эта книга — крик боли о помощи.

    Ибо дела неправедные

    Давно превысили сотворение.

    Я свидетельствую об этом,

    И я желаю возмездия.

    Все мои чувства распяты на кресте,

    Все мои братья предали меня.

    Я был послан Отцом на землю,

    Как любой из ныне живущих.

    И я вновь воскресну в духе,

    Чтобы вновь быть посланным.

    Моя роль — лишь роль свидетеля.

    Не защитник и не обвиняемый,

    Я прохожу сквозь века и земли

    С одной лишь целью:

    Сгореть на огне и остаться цельным,

    Пройти сквозь мир и остаться чистым,

    Склонить весы в сторону правды,

    Когда творится суд небесный,

    Заклинаю вас именем того, кто придёт,

    Остановить беззаконие!

Тихо, в повисшем молчании, Андрей сказал Гере:

— Иди — и свидетельствуй!