Глава 26. Последний Магнит

Глава 26. Последний Магнит

Общий единый примирительный Магнит с согласия всех лидеров групп назначили на полночь. Закатное солнце в этот вечер тонуло в кроваво-красных облаках и казалось зловещим. По краям предполагающегося места Магнита и в его будущем центре, у Камня, разожгли огромные костры. Ожидая Магнита, никто не спал, группируясь вокруг костров и постепенно стягиваясь к центру. Явился Евграфий, Владимир Сергеевич, одевший белый костюм, и матушка Мария, совершившая предварительно вечернее омовение в реке. Диана перед самым Магнитом уединилась и крутила в одиночестве пассы. Вадим ушёл на маленькую полянку и сосредоточенно пытался ловить послание с Ориона. На Камне, вокруг которого было решено провести Магнит и у которого горел огромный центральный костер, непосредственно перед магнитом поставили и зажгли несколько больших свечей. Было обговорено, что на построение всех выводит Вадим, но возглавит Магнит Евграфий, вместе с которым в центре будут читать молитвы и веления Эльмира и матушка Мария.

Когда все собравшиеся были расставлены Вадимом в три круга, то и он сам, закончив построение, стал во внешний, защитный круг. И почти сразу Эльмира начала читать обращение громким, высоким и почти срывающимся на писк голосом:

— Призываем Великих Учителей, элементали, силы Огня и Земли, Воздуха и Воды! Вселенная да услышит наш зов!

— Призываю лучи света, Я-есмь-Присутствие, пронизать меня всю, прочистить все каналы и протоки, уничтожить всё темное, что во мне есть, и заменить светлым! — продолжила матушка Мария.

И вновь зазвучали веления, призывы, обращения к Учителям, но даже Гера, стоявший во внешнем круге рядом с Андреем, почувствовал, что что-то пошло не так. Казалось, что в воздухе застыла некая напряжённость. Тяжело было передвинуться, оторвать ноги от земли, и даже дышать. Гера всмотрелся, что же происходит в центре Магнита, и увидел прежде всего Евграфия, стоявшего к нему лицом. Он показался ему просто ехидным и глумливым человеком, перепутавшим Магнит с загородным пикником и попавшим сюда волей рокового случая. Евграфий стоял рядом с костром, позади Камня, довольно потирая толстое брюшко, как после сытного обеда, и откровенно всех разглядывая. Внезапно, неожиданно для себя, Гера УВИДЕЛ… И то, что он увидел, ему не понравилось. За Евграфием находилось существо, похожее на Молоха, как его изображают на картинах. Серое, хищное, толстое, с кровавыми глазами и с рожками. Оно сладострастно приплясывало, глядя вокруг с жадностью. А над точным центром Магнита, между костром и Камнем, висело НЕЧТО, похожее на тяжелое, свинцовое облако, растущее на глазах. Некий сгусток зловония, полный хоботков, присосок и щупалец, готовых присосаться и впиться во всех, кто здесь присутствовал, как только те почувствуют страх. Вокруг Магнита, за пределами последнего круга, обретались, кружась в хаотическом танце, всяческие мерзкие твари, образуя странный хоровод теней. Гера повернулся в сторону Андрея. Его фигура, казалось, была абсолютно белой и бесплотной, он судорожно, крепко сжимал в руке свой посох, но лицо Андрея было сосредоточенно-спокойным.

Голоса матушки Марии, пытавшейся читать молитвы, и Эльмиры, пытавшейся читать веления, звучали всё тише и прерывистей, и поэтому матушка Мария, сбившись в очередной раз и помолчав немного, начала читать призывы собственного сочинения, сумбурно и сбивчиво:

— Постарайтесь! — вещающе-строгим голосом начала она, — Постарайтесь вместить в себя то, что Вселенная не имеет ни конца, ни начала, и что множество миров этой совершенной и прекрасной Вселенной имеют бесконечное право на существование: добро и зло, лёд и огонь, мрак и свет… Всё надо пройти и постичь, все формы и сущности имеют одинаковое право на существование. Всё проистекает по велению Господа. И нет никаких в мире противоречий. Проводим канал соединения — и заякоряем его здесь, в нашем Магните!

Эльмира же стала постоянно и напевно повторять, раскачиваясь из стороны в сторону, странную мантру:

— Ом, мара, рам, радж, оаум, оаум, оаум, оаум!

Затем она перешла на кришнаитский напев о Кришне и пастушках и закончила и вовсе непонятной какофонией звуков.

— Все танцуют! Через танец легче выражать свои чувства! — воззвал неожиданно Евграфий.

Началось всеобщее метание — кто танцевал, кто плакал, кто раскачивался или судорожно дёргался. Некоторые пытались подпевать под мантру Эльмиры что-то вовсе невнятное и невразумительное.

Неожиданно Евграфий сдвинулся со своего места и двинулся к стоящей во втором круге девушке с длинными чёрными волосами, к Насте, и, резко выдернув её из круга, поставил в самый центр Магнита, около костра.

— Все повторяем за ней! Танцуем, как она! — провозгласил Евграфий.

Настя, как сомнамбула, закружилась в танце, будто кто-то невидимый двигал её за веревочки, будто она лишь механически выполняла движения, полностью отключившись сознанием.

— Неужели никто ничего не видит и не чувствует? Они — что? Усыплены, заторможены, заморочены? — с ужасом спросил Гера.

— Прорыв инферно! Паталический план! — жёстким голосом сказал Андрей.

Гера заметил тонкий лучик, уходящий вверх, над головой Насти, таявший постепенно, как задуваемая свечка.

И в этот момент на Камне появился большой светящийся кроваво-красный крест.

— Это — что? Жертвоприношение? Ледяные слова Геры, казалось, повисли в плотном воздухе — и, не находя слушателя, ледяными осколками опали на землю. Холодный ужас сковал сердце. Сковал — и не отпускал больше, будто не было больше никого вокруг, одни лишь серые, кружащиеся твари, тянущие свои костлявые, когтистые лапы. Откуда-то от деревьев отделилась старуха в чёрном одеянии и пошла по направлению к девушке. Лица под капюшоном у этой бабушки не было видно, и веяло от неё могильным холодом. С другой стороны к девушке вновь приближался какой-то окаменевший, с застекленелыми выпученными глазами, Евграфий.

— Господи! — хрипло, через силу, преодолевая сковавший его холод, выдавил Гера, — Святый Боже, святый и крепкий, святый и бессмертный, помилуй нас! Андрей! Андрей! Андрей! Заклинаю тебя всеми силами Света! Помоги! Только ты сможешь этому противостоять!

— Я призван, и я иду! — неожиданно громко отозвался тот.

И тут же Андрей устремился в самый центр вихря, в зону омертвения, где, казалось, даже время застыло, оледенело, и будто злой хохот сотрясал там землю: это смеялся Молох, поднявший вверх ритуальный нож. Андрей вихрем ворвался в центр, где стояла Настя, сам окруженный бледным сиянием, проделывая странные пассы и отсекая от центра стремящихся сюда страшных и уродливых тварей. Затем, издав победный клич, он взмахнул в сторону старухи посохом, как бы рисуя им в воздухе крест. Старуха тут же вмиг исчезла, как лопнувший шарик, оставив после себя только облачко зловония. Андрей, приготовясь встретить нападавшие на него сверху полчища серых тварей, кружащихся в воздухе, мгновенно принял боевую стойку и начал уничтожать их, одну за другой, отбивая своим посохом. Но казалось, что этих тварей не становилось меньше… И тут сверху, с небес, полился лучезарный голубой свет, тонкий лучик, следующий всюду за Андреем и охраняющий его. Этот луч, когда Андрей устремился к стоявшей внутри самого эпицентра Насте, прошел насквозь нависающей над ней огромной свинцовой тучи, прожёг её, а затем искромсал всё серое месиво в мелкое крошево, в то время как Андрей кружил вокруг Насти в диком воинском танце, нанося по сторонам рубящие движения посохом, отсекая по кругу от девушки всех мерзких сущностей.

И вот уже серое месиво растаяло. А мир постепенно начал приобретать некоторые реальные очертания. Многие из магнитчиков лежали на траве, провалившись в беспамятство. Матушка Мария судорожно крестилась. Евграфий застыл на месте, будто временно превратившись в соляной столб. Казалось, он ничего не видел и не воспринимал происходящее, полностью застыв. Кто-то во внешнем круге Магнита кричал и бился в истерике, а кто-то катался по земле, как в припадке. Твари, привидевшиеся многим, постепенно очищали воздух от своего присутствия. Андрей, оказавшийся стоящим рядом с Настей, обращаясь к фигуре Молоха, начавшей растворяться в воздухе, крикнул:

— Ты хотел жертвы? Получи! — и запустил в тварь своим посохом. Страшная фигура, вызванная бог знает кем из каких миров, издав леденящий душу звук, исказилась, скривилась, скрючилась и стала, постепенно растворяясь и дергаясь в конвульсиях, заваливаться в сторону Насти и Андрея. Тот, подхватив девушку на руки, закружился в бешеном вихре танца; кружась, он отошел от заваливающейся фигуры в сторону костра. Настя открыла глаза — и Андрей опустил её ноги на траву. Настя, став на землю, вдруг тоже закружилась вокруг Андрея, плавно и грациозно. Андрей подал ей руку — и они затанцевали вместе, с невероятной скоростью, всё более увеличивающейся, в бешеном, невероятном вальсе, почти не касаясь земли. Именно в танце они вошли в огонь костра — и кружились уже там, в самом его центре, быстро ступая по огню босыми ногами. Вот они, совершенно нетронутые пламенем, оказываются на другой стороне костра и обходят теперь весь Магнит по краю: медленнее, и ещё медленнее, описывая широкий полукруг…

Едкое зловоние постепенно заглушали теперь запахи ночи, деревьев и трав, дымный запах костра, вспыхнувшего вдруг с новой силой и ярко озарившего Поляну ровным желтым светом…

— Мы — не тело… Мы — пламя. Мы — память.

Мы проходим сквозь огонь.

Мы проходим сквозь годы, сквозь жизни, сквозь миры.

Мы у вас на глазах уходим в вечность.

Мы не возвращаемся никогда.

Мы вбираем пламя внутрь себя — и становимся пламенем.

Мы пройдем сквозь огонь, сквозь пламя.

Мы пройдем сквозь вас.

Но вы не заметите этого,

Как вы не замечаете ничего,

Что не укладывается в ваши схемы.

Вы забудете всё,

— громким речитативом, в полной тишине, прочитал Гера. Затем приблизился к костру — и медленно вошёл в пламя.

— Отче наш, иже еси на небесех, — начал Володя. Молитву подхватил Сан Саныч и немногие другие.

— Смотрите! — воскликнул, закончив молитву, Володя, — Крест стал звездой! — и он указал рукой на Камень.

Там, где раньше виделся кровавый крест, сияла голубая звезда. С неба на неё изливался белый столб света, очищавший и омывающий всё в округе.

Андрей остановился вместе с Настей, протанцевав с ней за пределы внешнего круга Магнита, и отошел в сторону. Он медленно поднял с травы свой посох. Затем, глядя на струящийся столб света, перекрестился и прошептал:

— Спасибо, Николай! Ты — молодец!

Потом последний раз взглянул на Настю, которая присела на траву от слабости, но больше не была бледно-восковой, и зашагал в сторону леса. Ему крайне необходимо было побыть теперь одному.