Великая Тайна

Великая Тайна

(Шесть монологов с заключением)

Шесть известнейших всему миру людей оказались, как бы по воле случая, в одной шлюпке, ставшей для них убежищем, после того как в открытом море затонул корабль, на котором они направлялись на всемирную конференцию, посвященную прогрессу и развитию человечества.

Вместе с ними в лодке оказался и седьмой пассажир, с виду молодой человек, или, точнее сказать, человек неопределенного возраста, одетый не по-современному. Он неподвижно сидит у руля шлюпки в полном молчании и внимательно слушает то, что говорят остальные. Последние, словно вовсе не замечая его, ведут себя так, будто бы его и совсем не было рядом с ними.

Действующие лица:

Государственный деятель

Писатель

Ученый

Художник

Предприниматель

Спортсмен

Неизвестный

Запасы воды и пищи подходят к концу, и мучения людей становятся нестерпимыми. Положение кажется совершенно безнадежным; близится смерть. Чтобы хоть как-то отвлечься от своего бедственного состояния, каждый из находящихся в лодке рассказывает историю своей жизни.

(Занавес поднимается)

Государственный деятель

Итак, по вашей общей просьбе я первым рассказываю историю моей жизни.

Будучи сыном политика, я с детства был знаком с деятельностью правительства, кругом решаемых им вопросов, различными политическими проблемами. Все это были темы, свободно обсуждавшиеся на обедах, на которые мои родители приглашали друзей и на которых присутствовал и я, начиная с двенадцатилетнего возраста. С тех пор взгляды различных политических партий не были для меня тайной и в моем детском, восторженном уме с легкостью рождались простые решения всех трудностей.

Вполне естественно, все мое образование было ориентировано именно в этом направлении и я стал блестящим студентом в области политических наук.

Позже, когда пришло время переходить от теории к практике и я столкнулся с первыми серьезными трудностями, я начал понимать, насколько, на самом деле, тяжело, почти невозможно воплотить свои замыслы в жизнь; приходилось идти на компромиссы, и те великие идеалы, к которым я стремился, рассыпались в пух и прах один за другим.

Кроме того, я заметил, что успех в действительности больше связан не с истинными достоинствами человека, а с его умением приспосабливаться к обстоятельствам и нравиться людям. А для этого нужно в большей степени потакать людским слабостям, чем пытаться исправить их недостатки.

Всем вам, без сомнения, известна моя блестящая карьера, и я не буду сейчас подробно останавливаться на этом. Но хотел бы заметить только, что, когда я стал премьер-министром и мое положение позволило мне располагать реальной властью, я вспомнил о человеколюбивых устремлениях моей юности и попытался ими руководствоваться на этом посту. Я старался быть выше всяких партийных пристрастий. Я прилагал усилия, чтобы найти решение конфликтов, существующих между различными политическими и социальными движениями, разобщающих наш мир, но обладающими, на мой взгляд, каждая своими достоинствами и недостатками. Ни одно из них невозможно назвать носителем совершенного блага или исключительно зла, так что необходимо было, приняв все, что было верного и полезного у каждого из них, объединить это в одно гармоничное и практически действенное целое. Но мне не удалось найти формулы синтеза, который смог бы примирить все противоречия, не говоря уже о том, чтобы дать ей практическое воплощение.

Так, я стремился к миру, согласию, взаимопониманию между народами, сотрудничеству ради всеобщего блага, а между тем, я был вынуждаем силой, превышающей мои собственные, вести войны, добиваться успеха с помощью недобросовестных приемов и жестоких решений.

Тем не менее, молва считает меня великим государственным деятелем, я осыпан почестями и похвалами, меня называют «другом человечества».

Но я сознаю свои слабости и понимаю, что у меня нет истинного знания и сил, которые позволили бы мне полностью осуществить прекрасные надежды моей юности.

И вот теперь, когда смерть так близка, я отдаю себе отчет, что сделал за свою жизнь очень мало и поступал, быть может, очень плохо, и переступлю свой смертный порог с грустью и разочарованием.

Писатель

Я стремился уловить и высшим глаголом передать красоту и истину, трепещущую в сердце смертных. Вся та панорама тварного мира, что простирается перед нашим взором – люди и другие создания, живые существа и неодушевленные предметы, явления и ландшафты природы, события, – а также иные миры, доступные нашему сознанию посредством ощущений и чувств, были для меня полной тайны и головоломных чудес картиной, которую я пытался запечатлеть в слове. Я был очарован всем этим, я слышал голоса, зовущие меня познать, понять, уловить скрытую сущность окружающей действительности, голоса, более нежные и неотразимо влекущие к себе, нежели голоса эгейских сирен. Звук этих голосов я и пытался воплотить в слове.

Я хотел разгадать и выразить тайну вещей, я искренне хотел заставить говорить Сфинкса. Все сокровенное, непроницаемое для нашего непосредственного восприятия, все, что из таинственных глубин бытия движет солнцами и звездами, и сердцами, все это мне хотелось раскрыть и воочию явить миру. Жизнь вещей как в земном мире, так и во внеземных пространствах – немая и часто очень запутанная пантомима вещей и событий; я позволил им говорить и обнаружить присущее им сознание. Мне казалось, что для этой цели слова являются самым великолепным, самым превосходным средством. Словесный материал обладает самой подходящей консистенцией – не настолько текуч, чтобы быть неустойчивым и неопределенным, но и не настолько плотен, чтобы быть непроницаемым – для того, чтобы выразить, воплотить то, что было внутренне воспринято художником слова. Слово принадлежит одновременно двум мирам. Во-первых, материальному, и, следовательно, оно обладает способностью передавать все, что связано с материальными формами, с другой же стороны, его свойства не ограничиваются принадлежностью исключительно к материальной стороне вещей, слово выше всего материального и связано также и с так называемым тонким миром и его объектами: силами, вибрациями, принципами, идеями. Оно способно материализовать нематериальное и воплотить невоплощенное, но прежде всего оно способно выразить подлинную сущность любой вещи, точный смысл бытия в любой его форме.

В своих лирических произведениях я стремился раскрыть сокровенное томление и плач, и зов сердца человеческого да и всей Природы. Широким полотном, обращаясь к языку преданий, легенд и притч, я изображал жизнь человечества во всей ее многоликости, во всем многообразии ее характеров и движущих сил, со столь свойственными ей редкими проявлениями мудрости и поголовным безумием; я наполнил биением жизни и полной глубокого смысла реальностью этапы, ставшие вехами в истории развития сознания в Природе, в истории развития человеческого сознания. Те трагикомедии, которые постоянно – и в прошлом, и в настоящем – разыгрывает жизнь, я воплотил в драматической форме, перенес на сцену, и не мне говорить о том, какое наслаждение испытывали вы, видя, до какой степени древние формы способны удовлетворять потребностям и нуждам современных характеров. В ярких, незабываемых персонажах своих пьес я воссоздал вереницу различных лиц и характеров, наделенных большой жизненной силой. Однако существует и другой жанр, обладающий большим охватом и ясностью, я имею в виду роман, жанр более близкий научному, исследовательскому духу эпохи, поскольку произведения этого жанра одновременно содержат в себе как примеры жизненных событий и ситуаций, так и их толкование. Я описал вам историю жизни как отдельных личностей, так и их всевозможных сообществ; я также попытался представить вам историю и жизнь всего человечества как целого, этой огромной массы человеческих существ, с характерными чертами земной эволюции, движущейся то кругами, то по спирали, а в итоге – по восходящей. Но при этом я чувствовал и понимал, что человеческий дух не может довольствоваться только ростом «вширь», расширением восприятия, кругозора, совокупности идей и представлений, ему потребно возвышенное, выраженное достойным высоким слогом. И тогда я создал для вас эпическую поэму. Она, действительно, стала делом всей моей жизни. Должен сказать, что многие из вас не поняли и до сих пор не понимают ее, еще больший круг знакомых с ней по-прежнему продолжает испытывать перед ней благоговейную робость, но все почувствовали волшебный, чарующий трепет ее строк. Да, это была моя отчаянная попытка разорвать завесу, скрывающую тайну.

Я менял темы и стиль. Подобно самому заправскому ученому, я стал весьма искусен в обращении со своим материалом, я жонглировал словами, я постиг, как изменить их состав, как трансформировать их, если так можно выразиться, придать им новый смысл, новый тембр, новое значение. Мне отчасти удалось перенять совершенство риторических приемов Цицерона, мильтоновый размах мысли, изысканно-благовоспитанное красноречие Расина. Мне оказалось по силам достичь простоты Вордсворта, присущей его лучшим сочинениям, не осталась для меня чуждой и магия шекспировских творений. Не были для меня недостижимыми и высокие вершины величия Вальмики и благородства Вьясы.

И все-таки я не смог добиться своей цели. Я не удовлетворен сделанным и оттого несчастен. В конце концов, все созданное мною не выходило за пределы несбыточных мечтаний и грез, которые я просто рассеял по ветру. Я чувствую, что мне так и не удалось прикоснуться к подлинной истине вещей, ни к прекрасной сущности их души. Я лишь скользил по поверхности, лишь гладил наружные покровы одеяния, в которое облачила себя Природа, но самое ее тело, ее истинное существо остались недоступны для меня. Я только сшил свое платье для мироздания, облекши члены этого организма тонкой, подобной паутине, газовой вуалью, хотя она в своих изгибах и чертах могла и показаться с виду верным воспроизведением форм и сущности оригинала, со всем его великолепием и очарованьем. Те средства, само орудие, что я однажды посчитал и безупречными, и совершенными, чтобы проникнуть в суть вещей, обнажить и выразить ее и в плоть одеть, это орудие оказалось совсем негодным. Поэтому великое безмолвие, ничем не нарушаемая немота, я полагаю, к этой сути ближе, чем все попытки выразить ее.

Захваченный стремительным течением жизни с мириадами меняющихся событий и явлений, я беспомощно простираю руки и словно слышу голос того же Фауста, кричащего мне: «Где и как я могу настичь тебя, о бесконечная Природа?» Вам, вероятно, известен и другой великий поэт, которого как-то сравнили с «обессилевшим ангелом, тщетно машущим в пустоте своими золотыми крылами». Право, и весь наш род человеческий не стоит большего.

И теперь вот, в конце свой жизни, я с детским неведением спрашиваю: какой во всем этом смысл? Какому Богу, простираясь ниц, станем мы приносить жертвоприношения? Что означает видение Шехины? Зачем мы жили, почему умираем? В чем смысл нашего скоротечного пребывания на земле, для чего все наши усилия, борьба, достижения, за которые мы расплачиваемся страданиями? К чему все эти наши волшебные мечты, воодушевление, вызываемое у нас мнимыми достижениями, в действительности влекущими нас лишь в бездны бессознательного и пропасти неведения, которые, как кажется, невозможно уничтожить никакими способами и средствами? И, представляется, что для человечества все должно закончиться неизбежным итогом – полным исчезновением с лица земли, растворением в небытии, еще более загадочным, чем даже наше появление на свет; все кажется совершенной нелепицей, какой-то дурной шуткой, столь же мрачной, сколь и бессмысленной.

Ученый

В отличие от большинства из вас я входил в жизнь без всякого намерения улучшить участь себе подобных. Стремление к знаниям – причем в современной форме, форме науки – было во мне сильнее жажды действий. Для меня не было ничего заманчивее, чем приподнять уголок завесы, скрывающей от нас тайны Природы, чем понять хотя бы несколько в большей степени ее скрытые пружины. Скорее всего, подсознательно, без всяких доказательств, я придерживался убеждения, что рост наших познаний с неизбежностью увеличивает наши возможности и всякая победа над Природой рано или поздно выльется в улучшение условий жизни людей – как материальных, так и нравственных. Для меня – как и для всех мыслителей, своими корнями уходящих в прошлый век, век окончательного утверждения науки на твердых основаниях – невежество являлось главным, если вообще не единственным злом, поскольку именно оно, по моему мнению, тормозило взлет человечества к совершенству. Без всяких дискуссий мы были уверены в неисчерпаемых способностях рода человеческого совершенствоваться до бесконечности. Хотя прогресс на самом деле мог оказаться как скорым, так и медленным, неизбежность его была для нас очевидна. То, что уже было достигнуто, вселяло в нас уверенность в том, что мы сможем продвинуться и дальше. Для нас знать больше автоматически означало и больше понимать, взойти на более высокую ступень умственного развития, достичь более ясного, точного взгляда на жизнь – коротко говоря, стать совершеннее.

Был у нас и еще один неявно принимаемый нами постулат, который состоял в том, что мы способны познать вселенную такой, какова она есть в действительности, постичь объективные законы ее бытия. Это казалось настолько само собой разумеющимся, что даже никогда и не оспаривалось… Существует вселенная, существую я, и моя задача – познать ее. Разумеется, я – только часть Вселенной, но в акте познания я как бы отделяю себя от нее и веду свои наблюдения, произвожу опыты беспристрастно и объективно. Я принимаю за аксиому, что то, что я называю законами Природы, существует независимо от меня, от моего разума, что они существуют сами по себе и что они будут одни и те же для любого другого разума, способного воспринимать их деятельность.

Итак, я начал свою работу, вдохновленный таким вот идеалом чистого знания. В качестве своего научного поприща я избрал физику или, более определенно, область, связанную с изучением атома, радиоактивности, область, в которой Беккерель и супруги Кюри указали наиболее оптимальный путь развития. Это было время, когда исследования естественной радиоактивности начали уступать место работам по изучению искусственной, когда, казалось, становились реальностью мечты прежних алхимиков. Мне довелось работать с выдающимися физиками, открывшими расщепление урана, я стал свидетелем рождения атомной бомбы… Это были годы напряженного, упорного, целеустремленного труда. Именно в это время у меня впервые появилась идея, которая привела меня к моему первому открытию и благодаря которой сегодня мы имеем возможность получать электрическую энергию непосредственно из внутриатомной или ядерной. Как вам известно, это открытие произвело глубокий переворот в экономическом состоянии всего мира, поскольку из-за дешевизны добываемой по новому методу электроэнергии в ней нигде не было недостатка. Если это открытие и имело столь бурный резонанс, то именно потому, что освободило человека от проклятия тяжкого труда: от необходимости добывать хлеб, что называется, в поте лица своего. Итак, я добился исполнения своей юношеской мечты, совершил великое открытие, в то же время мне была понятна и вся его практическая важность для человечества, которому я принес значительную пользу, хотя и не ставя себе это конкретной целью.

У меня действительно были основания быть вполне довольным собой, но если я и испытывал это чувство, то продолжалось оно недолго. Ибо вскоре после этого – теперь я уже могу сказать вам об этом, так как мы находимся на волосок от смерти и моя тайна, верно, будет погребена в морской пучине вместе со мной, – итак, как я уже сказал, вскоре после этого открытия я нашел способ высвобождения атомной энергии не только из урана, тория и еще нескольких других редких металлов, но и из большинства известных, более широко распространенных металлов, таких, например, как медь и алюминий. И вот тогда я неожиданно очутился перед грандиозной проблемой, которая вконец измучила меня. Следовало ли мне предать огласке мое открытие? До сегодняшнего дня никто, кроме меня, так и не знает об этой моей тайне.

Всем вам известны последствия изобретения атомной бомбы, вы знаете также, что за этим последовало создание водородной бомбы, оружия неизмеримо более разрушительного. И вы, точно так же как и я, знаете, что мировое сообщество охвачено смятением, находясь под бременем открытий, которые дают ему в руки небывалую разрушительную силу. Но если бы я сейчас обнародовал свое новое открытие, раскрыл свою тайну, я предоставил бы в распоряжение первого встречного силу поистине дьявольских масштабов. И тогда использование этой силы могло бы стать совершенно бесконтрольным, неуправляемым… Если запасы урана и тория легко оказались в полной государственной монополии, то это случилось прежде всего потому, что их добыча труднодоступна, главным образом, из-за сложности их активизации в атомных реакторах. Но вам легко представить, что произошло бы, если бы любой преступник, маньяк или фанатик мог бы в своей кустарной лаборатории соорудить устройство, способное одним взрывом поднять на воздух Париж, Лондон или Нью-Йорк! И не стал ли бы такой взрыв последним для человечества? Под грузом своего открытия мучительными сомнениями терзался и я сам; я пребывал в самой тревожной нерешительности долгое время, но и доныне не сумел прийти к какому-либо определенному решению, удовлетворительному и для моего ума, и для сердца.

Как видите, первый постулат, который я выдвинул для себя, когда еще молодым ученым приступил к исследованиям тайн Природы, рассыпался в прах. Даже если умножение знания и приносит нам дополнительные возможности, дополнительные источники энергии, отсюда отнюдь не следует, что это будет автоматически содействовать совершенствованию человечества. Научный прогресс не влечет за собой с необратимостью и прогресс нравственный. Научное, чисто интеллектуальное, знание бессильно изменить человеческую природу, а между тем в этом появляется настоятельная необходимость. Если погоня за наслаждениями, рабская покорность страстям будут жить в нас и дальше – то есть все будет почти так же, как в Каменном Веке, – человечество обречено на гибель. Мы достигли такой черты, что, если в человеческом мире не произойдет быстрых и радикальных нравственных изменений, человечество погубит себя, обладая теми разрушительными средствами и возможностями, которые оно имеет в своем распоряжении.

Что же сталось со вторым моим постулатом юности? Могу ли я, по крайней мере, испытывать радость от обладания чистым знанием, от того, что мне удалось кое-что понять в скрытых механизмах природных явлений; могу ли надеяться, что постиг подлинные законы, которыми управляется Природа? Увы и увы! Боюсь, что и в этом случае мой идеал не оправдал моих ожиданий, оказался несбыточным… Мы, люди науки, уже давно отказались от представления, что теория должна быть либо истинной, либо ложной. Теперь мы обычно судим о ней по тому, насколько она удобна, согласуется с фактами и дает им работающее истолкование. Что же касается ее действительной подлинности, то есть насколько она соответствует реальности, то это уже совсем другое дело. И возможно, сам этот вопрос лишен смысла. Нет сомнений, что существуют – да что я говорю, конечно же, существуют – различные теории, объясняющие одни и те же факты одинаково хорошо и, следовательно, они равноценны по своей обоснованности. Да и вообще, что такое в сущности все эти теории? Это некие символические конструкции, ничего более. Бесспорно, они полезны, так как дают возможность предсказывать развитие тех или иных процессов, событий, но они, в конечном итоге, не в состоянии дать ответ на вопросы «что, как и почему»? Они не способны помочь нам проникнуть в мир подлинной реальности. У вас постоянное ощущение, что вы ходите вокруг да рядом с истиной, с реальностью вещей, приближаетесь к ней с той или иной стороны, с той или иной точки зрения, но никогда вам не проникнуть в нее; нет у вас и надежды, что она сама откроет себя вам.

С другой стороны, мы сами всеми теми средствами, измерениями, которые, согласно нашим представлениям, принесут нам некие новые данные об окружающем мире, подвергаем последний определенному воздействию, и самим фактом измерения, основой всякого научного опыта, мы в определенных случаях вносим возмущение в естественное течение окружающих событий и явлений и таким образом, пусть даже и в очень малой степени, меняем облик мира. Поэтому невозможно утверждать, что результаты, полученные с помощью наших измерений, являются вполне достоверными. Эти данные позволяют оценить лишь вероятность состояния, в котором находится та или иная физическая система, являющаяся частью нашего мира, но в точности оценить это состояние мы не можем, сохраняется неопределенность. Эта неопределенность пренебрежимо мала, когда речь идет о явлениях обычного для нас масштаба, но это совсем не так для мира бесконечно малых величин, для мира атома. Здесь мы сталкиваемся с существенной, принципиальной невозможностью устранить эту неопределенность, у нас нет надежд преодолеть это препятствие. Причем причина этого кроется в самой природе вещей, а отнюдь не в несовершенстве наших исследовательских методов, так что нам никогда не удастся сбросить темные очки, сквозь которые мы пытаемся изучать вселенную. Во всех моих опытах, измерениях, во всех моих теориях наравне с явлениями и событиями вселенной отражается и моя личность, мой разум, разум человека. Мои теории в одинаковой мере субъективны и объективны одновременно и, возможно, в действительности, существуют лишь в моем мышлении…

На берегах, за которыми простирается необъятный океан Беспредельного, я обнаружил некий отпечаток и попытался описать существо, которое оставило свой след на песке. И вот, наконец, мне это удалось и что же? – выяснилось, что это был я сам…

Вот к чему я пришел; вот к чему мы пришли… И никакого выхода из этого положения я не вижу…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И все же, быть может, именно то обстоятельство, что, согласно моему представлению, в мире отсутствует строгий детерминизм и моя картина мира имеет лишь вероятностный характер, оставляет нам проблеск надежды на то, что человечеству не предрешена печальная участь…

Художник

Я родился во вполне респектабельной буржуазной семье, где искусство рассматривалось, скорее, как развлечение, нежели как профессия, а художники считались легкомысленными субъектами, которым свойственны склонность к распущенности и чрезвычайно опасное пренебрежение к деньгам. Возможно, из духа противоречия во мне жило сильное желание стать как раз художником. Мои глаза стали средоточием моего сознания, так что мне было легче объясняться рисунком, чем словом. Я учился намного лучше, рассматривая картины, чем читая книги; на что бы я ни взглянул хотя бы однажды – будь то пейзаж, лицо человека или рисунок, – я уже никогда не забывал однажды увиденного.

К тринадцати годам благодаря упорному труду, я уже почти освоил технику живописи – акварельную, пастельную, маслом. Теперь время от времени мне стали представляться случаи за скромную плату выполнять небольшие работы для друзей и знакомых моих родителей, и, как скоро я начал получать за это деньги, мои родители стали с большей серьезностью относиться к моему занятию. Я воспользовался этими обстоятельствами, чтобы продолжить и углубить образование. Достигнув положенного возраста, я поступил в Школу Изящных Искусств и почти сразу же начал принимать участие в конкурсах. Я стал одним из самых молодых художников, удостоенных Римской Премии за всю историю ее существования, что дало мне возможность глубоко изучить искусство Италии. Позже на получаемые стипендии мне удалось посетить Испанию, Бельгию, Голландию, Англию и другие страны. Я не хотел, чтобы я и мое искусство принадлежали какому-то времени или школе, поэтому изучал искусство самых разных стран, в самых разных его формах, как восточных, так и западных.

В то же время я продолжал совершенствовать свои работы в поисках новых форм и возможностей. Я достиг успеха, а вместе с ним и славы: я получал первые премии на выставках, входил в жюри различных конкурсов, мои картины вывешивались в ведущих музеях мира, торговцы картинами не давали мне проходу. Все это означало богатство, титулы и награды, почести, произносилось даже слово «гений»… но ничто не приносило мне удовлетворения. В моем понимании гений – это нечто совсем иное. Нам нужно создавать новые формы в искусстве, новые средства и приемы, чтобы суметь выразить красоту нового уровня, более возвышенную, чистую, истинную и благородную. До тех же пор, пока я ощущаю в себе присутствие животного начала и связан им, я не могу освободиться от влияния форм материальной природы. Стремление к этой свободе у меня есть, но должное знание и видение отсутствуют.

И вот теперь, когда нас ожидает скорая гибель, я понимаю, что так и не сделал ничего из того, что хотел сделать, не создал ничего из того, что хотел создать. И несмотря на все те почести, которыми я был осыпан, я чувствую себя неудачником.

Предприниматель

Поскольку мы решились на полную откровенность в этом разговоре и особенно вследствие того, что тем, что я собираюсь вам сказать, уже не смогут воспользоваться ни мои конкуренты, ни злопыхатели, я расскажу о своей жизни так, как она видится мне самому, а не так, как о ней часто рассказывают. Хотя нельзя сказать, что сами по себе факты излагаются совсем уж неверно.

Отец мой был кузнецом в маленьком провинциальном городке. Это он и привил мне любовь к работе с металлом, от него я узнал, что такое радость от хорошо сделанной работы, счастье целиком отдаться делу, за которое взялся. Он научил меня постоянно стремиться работать лучше – лучше чем другие, лучше чем прежде. Корыстолюбие никогда не было главной целью его жизни, ее основным движущим мотивом, хотя он никогда и не отрицал, что гордится тем, что он настоящий мастер своего дела, и без ложной скромности принимал похвалы своих земляков.

Когда в начале века впервые появился двигатель внутреннего сгорания, мы, тогда еще мальчишки, приходили в восторг от возможностей, которые открывались перед человечеством благодаря этому изобретению: например, построение колесного устройства, движущегося без помощи лошади, автомобиля, как его начали тогда называть, представлялось нам целью, достойной самых больших усилий. Но имеющиеся тогда совсем немногочисленные модели, которые мы могли видеть в действии, были очень далеки от совершенства.

Сборка первой автомашины, выполненная моими собственными руками из добытых где пришлось, то там, то сям, деталей, не предназначенных для той роли, которую они у меня выполняли, – это событие осталось самой большой радостью в моей жизни. Помню, как, взобравшись, точно на насест, на неудобное сиденье, я проехал несколько метров от кузницы моего отца до ратуши, и в ту минуту не было для меня ничего прекраснее, чем это причудливое, лязгающее от тряски, испускающее клубы дыма сооружение, при виде которого шарахались во все стороны пешеходы, лаяли собаки и вставали на дыбы лошади.

Не буду подробно останавливаться на следующих годах моей жизни, годах враждебного отношения со стороны тех, кто громогласно проповедовал, будто лошадь для того и создана Богом, чтобы возить экипажи и подводы, и что уже одного святотатства – распространения сети железных дорог – достаточно, чтобы еще больше усугублять его, наводняя дороги и города этой дьявольской машиной. Еще больше было таких, кто не верил в будущее капризного устройства, управление которым было подвластно лишь знатокам или фанатикам, целиком помешанным на этом безумном занятии. Но все же нашлись несколько таких любителей риска, которые ссудили меня первоначальным капиталом, чтобы я смог с его помощью организовать крохотную мастерскую, нанять пару компаньонов и купить немного стали; этим моим кредиторам, казалось, была присуща та же слепая вера в будущий успех их вложения, которая двигала первыми золотоискателями, заставляя их отправляться в пустынные враждебные края на поиски сомнительного, вечно ускользающего богатства.

Меня же влекло отнюдь не богатство, я был бы доволен и счастлив другим, я был бы счастлив, если бы мне удалось создать автомобиль, который был бы проще в управлении и обращении и притом дешевле, чем существующие модели. Пока еще несколько смутно, но я уже догадывался, что новое транспортное средство в любом случае будет экономичным, по крайней мере, уже потому, что его двигатель требует питания только во время работы. Если бы покупная цена новой модели могла быть сделана достаточно низкой, вполне очевидно, что многие, кто не решался заводить себе лошадей для выезда из-за постоянных расходов на их содержание, предпочли бы купить относительно недорогой автомобиль.

Все помнят, что представляла собой моя первая модель, запущенная в массовое производство. Автомобиль был сделан с высоко поднятым на колесах кузовом для увеличения проходимости по грунтовым дорогам, он был прочной конструкции и настолько надежен в эксплуатации, что мог выдержать грубое управление самого неотесанного селянина; хотя он и вызывал презрительные взгляды тех, кто считал автомобиль роскошью, доступной лишь богачам. Но уже тогда на примере одной этой модели, которой было так легко, практически без всяких усилий, управлять, можно было предвидеть то время, когда водить автомашину смогут даже те, кто почти совсем неискушен в этом деле. Но автомобиль одержал окончательную победу над лошадью не раньше чем началась первая мировая война. Кареты скорой помощи, транспорт, обеспечивающий доставку боеприпасов, вообще все средства передвижения, от которых требовалась предельная быстрота перемещения, все это было «моторизовано». Мое производство достигло пика. Огромные военные заказы послужили благоприятной возможностью для улучшения оборудования, разработки и усовершенствования новых методов производства и сборки продукции.

К концу войны мое дело шло гладко, как говорится, «как по маслу», но количество продукции уже было несоизмеримо высоким по сравнению с тем, что было необходимо для гражданских нужд. Мои компаньоны были напуганы. Они убеждали меня сократить темпы производства, уволить часть персонала, аннулировать заказы, размещенные смежниками, и подождать некоторое время, чтобы выяснить, на каком уровне установится реальный спрос на продукцию. Разумеется, все это было разумно, но создавшаяся ситуация предоставляла мне уникальный случай начать выпуск самого дешевого на то время автомобиля. Сокращение же выпуска продукции означало бы увеличение цены товара. Я пришел к выводу, что проблема заключается в умении успешно реализовывать нашу продукцию, а не в том, чтобы производить то, что люди желали бы покупать у нас. В течение шести месяцев, после того как была проведена блестящая рекламная кампания, мне удалось доказать свою точку зрения.

Начиная с этого времени дело шло и развивалось почти без моего вмешательства. Я все более доверял принятие важных решений моим компаньонам и сотрудникам, а сам ограничился выработкой основополагающих, ведущих принципов производственной деятельности. Приведу некоторые из них. Производить товар по максимально низким ценам, не жертвуя при этом качеством продукции и не уменьшая заработную плату рабочим. Иначе говоря, мои рабочие должны были стать самыми высокооплачиваемыми в мире. Продавать изделия по самым низким ценам, чтобы осваивать все новые рынки сбыта. Сокращая, с одной стороны, размер прибыли до минимально возможного, но гарантирующего, однако, устойчивую работу предприятия, строить рекламную политику таким образом, чтобы добиваться желаемого объема продаж без неумеренного роста себестоимости продукции. В случае, когда смежники требуют слишком большой прибыли, без колебаний налаживать собственное производство запасных частей, полуфабрикатов и даже добычу сырья.

Мое предприятие стало расти словно это был живой, развивающийся организм. Мне, казалось, удавалось все, за что бы я ни брался. Вот так я и сделался чуть ли не легендарной личностью, эдаким полубогом, творцом нового образа жизни, примером для всеобщего подражания, отныне всякое мое самое пустячное слово, самый незначительный шаг подробно анализировались, разбирались самым тщательным образом, увязывались с великими принципами и преподносились массам как элементы некоего нового Евангелия.

Было ли что-то подлинное во всем этом? Мой бизнес выживал лишь благодаря тому, что разрастался. Любая остановка производства стала бы для него роковой, так как общие расходы, которые лишь в небольшой степени перекрывались ростом продукции, вскоре должны были начать поглощать прибыль, по своим размерам очень низкую сравнительно с общим товарооборотом. Дело разрасталось так быстро, что теперь напоминало скорее раздувающийся шар, чем живой организм, который гармонично, устойчиво движется к своему зрелому состоянию. Так, например, некоторые из отдельных предприятий всего моего дела, чтобы укладываться в общий ритм работ и поспевать за остальными участниками производства, вынуждены были нагружать рабочих таким количеством работы, что те по затратам своего труда могли бы быть приравнены чуть ли не к рабам или гребцам на галерах из старых добрых времен. Если же, совершенствуя оборудование, удавалось исправить положение в одном месте, тот же недостаток возникал в другом. Я чувствовал себя беспомощным в этих обстоятельствах, поскольку любая задержка в общем процессе производства ведет только к еще большему ухудшению условий жизни рабочих.

Так что же я дал человечеству? Теперь люди обрели возможность более быстрого перемещения в пространстве, но стали ли они лучше понимать друг друга? Да, на примере своей деятельности я показал, что в общем можно наладить массовое производство самых разнообразных устройств, облегчающих труд и жизнь человека, и сделать их доступными для все более широкого круга покупателей. Но насколько больше подобное достижение принесло пользы, чем вреда, если оно породило новые потребности у людей и страсть к деньгам? Мои рабочие оплачивались очень хорошо, но, как мне кажется, я преуспел лишь в том, что пробудил в них жажду зарабатывать все больше и больше, а особенно больше, чем рабочие других предприятий. Я чувствовал, что они не удовлетворены, а на самом деле даже и несчастны. В противоположность моим надеждам, рост уровня жизни, позволяющий людям чувствовать уверенность в будущем, большую безопасность перед лицом жизненных трудностей, не стал действенным средством для развития человеческой личности. В действительности, вся эта огромная страдающая человеческая масса так и осталась неизменной и, по-видимому, она вообще неизлечима теми средствами, на которые я рассчитывал и которые использовал. В людях присутствует, очевидно, какая-то фундаментальная ложь, которую мне не удалось исправить своими действиями и сущность которой я даже не в силах понять. Я чувствую, что существует некая тайна, которую нужно открыть, и без этого открытия все наши усилия будут напрасными.

Спортсмен

Я родился в семье спортсменов. Оба моих родителя были выдающимися атлетами, они отлично выступали во всех видах спортивных игр, во многих видах спорта и физических упражнений. Моя мать специализировалась в плавании, прыжках в воду, подводном плавании, стрельбе из лука, фехтовании и спортивных танцах. Она была очень известным мастером в этих видах спорта и чемпионкой нескольких региональных турниров.

Отец мой был человеком необыкновенным. Ему удавалось все. Еще студентом он стал признанным мастером игры в футбол, баскетбол, теннис. Он был лучшим в нашем округе боксером и кроссменом. Позже он поступил в цирк и стал известным наездником, вольтижером в конных представлениях, а также – воздушным акробатом, выполняя трюки на воздушной трапеции. Но главным его призванием и занятием являлась борьба и культуризм.

Естественно, я родился в очень благоприятных условиях, условиях, можно сказать, идеальных, чтобы расти крепким, здоровым, ловким. От своих родителей я унаследовал все те качества, которые они приобрели, упорно, с большим рвением и усердием, занимаясь различными физическими упражнениями. К тому же мои родители надеялись, что мне удастся осуществить их мечты – стать великим спортсменом, атлетом, который сумеет достичь множество успехов. Поэтому они заботливо воспитывали меня, передавая мне свои знания, весь свой опыт, чтобы я рос здоровым, сильным, энергичным, живым ребенком. Они не упускали ничего, что могло способствовать достижению этой цели. С самого детства они делали все возможное, чтобы создать для меня наилучшие материальные условия в отношении моего здоровья и гигиены, это касалось и пищи, и одежды, и чистоплотности, и выработки правильных привычек и так далее. Затем с помощью хорошо подобранной системы физических упражнений они постепенно придали моему телу такие качества, как соразмерность, пропорциональность, изящество, ритмичность в движениях, гармоничность строения. Далее они воспитали у меня смелость духа, ловкость, быстроту, точность выполнения и координацию движений; в завершение всей системы тренировались сила и выносливость.

Я был отдан учиться в одну из закрытых школ-интернатов. Естественно, что более всего меня интересовала программа физического воспитания. Через несколько лет я стал одним из лучших спортсменов школы. Мой первый успех пришел ко мне, когда я выиграл межшкольный чемпионат по боксу. Как были рады и горды мои родители, видя, что их мечты начинают сбываться! Этот успех очень воодушевил меня, и с того момента я принял твердое решение приложить самые большие усилия и все свое дарование, чтобы овладеть техникой во всех областях физического воспитания и затем постоянно совершенствоваться в них с помощью усердных тренировок. Я был убежден, что разносторонняя физическая подготовка позволит добиться высоких результатов и стать мастером не только в каком-либо одном, но даже в нескольких видах спорта. Исходя из этих соображений, я участвовал во всех соревнованиях, которые предоставлялись мне обстоятельствами. Год за годом я неизменно выигрывал большие турниры по борьбе, боксу, легкой и тяжелой атлетике, культуризму, плаванию, теннису, гимнастике и по многим другим видам спорта.

К тому времени мне было всего лишь восемнадцать лет. Мне хотелось принять участие в состязаниях национального уровня. Следуя своему принципу всестороннего физического развития, я избрал для выступления национальный чемпионат по десятиборью. Это один из самых тяжелых видов спортивных соревнований; от спортсмена здесь требуется скорость, сила, выносливость, координированность и многие другие качества. Я приступил к тренировкам и через полгода тяжелого труда легко выиграл чемпионат, оставив далеко позади себя занявшего второе место.

Естественно, лица, ответственные за развитие физической культуры на национальном уровне, приняли решение послать меня на всемирные олимпийские игры. Я получил приглашение представлять свою страну на всемирной олимпиаде, которая должна была состояться через два года, в соревнованиях по десятиборью. Участие во всемирных состязаниях, куда собираются лучшие из лучших спортсменов мира – это не шутка! Времени терять было нельзя.

Поэтому я немедленно приступил к тренировкам под руководством своего отца и строгим наблюдением матери. Мне предстояла очень тяжелая работа. Иногда мне думалось, что нужного прогресса мне не добиться, настолько все оказалось трудным. Но я продолжал работать изо дня в день, месяц за месяцем, пока, наконец, не настало время всемирных олимпийских игр. Не хотелось бы хвастаться, но я достиг намного большего, чем ожидал. Я не только стал чемпионом олимпиады по десятиборью, но набрал такое высокое количество очков, которого до этого никто никогда не набирал; кстати, никто до сих пор даже еще и не повторил моего результата. Никто не верил, что такое вообще возможно. Тем не менее, все произошло именно так и самые честолюбивые замыслы – мои и моих родителей – были осуществлены.

И здесь со мной случилось нечто странное. Находясь на вершине успеха и славы, я ощутил, что какое-то грустное чувство, какая-то пустота постепенно охватывают меня, как если бы кто-то во мне говорил, что мне чего-то недостает. Существует нечто такое, что я должен в себе обрести и усвоить. Тот же голос словно говорил мне: «Твое мастерство, физическая одаренность, энергия, возможно, могли бы быть использованы с большей пользой, найти более достойное применение». Но у меня не было ни малейшей идеи о том, что бы это могло быть. Однако постепенно такое настроение у меня прошло. Потом я участвовал во многих крупных соревнованиях и очень успешно. Но после каждого успешного выступления я замечал, как странное чувство пустоты вновь охватывает меня.

Моя известность послужила причиной того, что вокруг меня образовалась группа молодых людей, которые просили моей помощи в различных видах физической активности, связанной с их тренировками, и я охотно помогал им. Я открыл для себя огромную радость помогать другим в том, что касается моего любимого дела. Убедившись, что и как наставник в физическом воспитании я добиваюсь успехов, и не желая оставлять любимые мною спортивные игры и виды спорта, я решил посвятить себя тренерской работе и сделать ее делом своей жизни. Чтобы подготовиться к этому в теоретическом отношении, я поступил в один из самых известных колледжей физического воспитания и спустя четыре года стал дипломированным специалистом.

Теперь, когда я стал знатоком своего дела как в теории, так и на практике, я приступил к работе. Пока я сам был только спортсменом, моя единственная цель состояла в том, чтобы укреплять собственное здоровье, развивать силу, мастерство, красоту форм своего тела и стремиться достичь высокого совершенства всего моего организма в целом. Теперь же я начал помогать и другим в достижении такого же совершенства. По всей стране я организовал центры подготовки тренерского состава и подготовил превосходных инструкторов и наставников-воспитателей. С их помощью я открыл уже огромную сеть центров физического воспитания, охватив практически всю страну. Целью деятельности этих центров было распространение среди самых широких масс и на научной основе практики, развивающей и укрепляющей здоровье, практики физического воспитания, проведение различных спортивных соревнований и игр. Прошедшие подготовку в моих центрах инструкторы прекрасно справились со своей работой и за несколько лет здоровье нации намного улучшилось. Вскоре моя страна завоевала очень высокую репутацию в спортивном мире. Должен сказать, что я получал помощь и поддержку со стороны правительства, даже была введена особая должность министра по физическому воспитанию и этот портфель был вручен мне. Именно поэтому мне удалось сделать так много.

Затем мое имя, как выдающегося специалиста и организатора в области физического воспитания и спорта, стало широко известно всему миру. Я получал приглашения от властей многих стран на различные конференции и симпозиумы, где я мог бы рассказать о своей системе физического воспитания, а также начать внедрять ее в той или иной стране. Из всех уголков земного шара я получал целые потоки писем, содержавших вопросы о моих методах физического воспитания и просьбы дать совет по той или иной частной проблеме.

Но в течение этого загруженного работой времени меня не оставляло чувство, что все мои знания и умение, вся энергия, созданная мною национальная спортивная организация и сила, которую она из себя представляла, большое влияние, которое я имел в международных кругах, наверно, могли бы служить более благородной и возвышенной цели, только тогда все, что я сделал, могло бы наполниться подлинным смыслом. Но до сих пор у меня нет ни малейшего представления, что это за смысл.

Иногда меня даже называли «сверхчеловеком», но я не сверхчеловек, я остаюсь в рабстве у Природы, я – всего лишь человек, с присущими людям невежеством, ограниченностью, беспомощностью, человек, подверженный внезапным болезням, несчастным случаям, какой-либо из человеческих страстей, которая лишает вас сил и энергии. Я чувствую, что в конце концов я не стал выше всего этого, и существует нечто такое, что предстоит познать и осуществить.

Сейчас, столкнувшись лицом к лицу со смертью, я не испытываю ни малейшего страха перед ней. Нимало не трогают меня и мысли о возможных огромных страданиях, голоде и жажде. Но меня огорчает то обстоятельство, что я так и не сумел за всю свою жизнь решить своих проблем. Да, я достиг больших успехов, добился славы, почестей, богатства и всего того, о чем лишь может мечтать человек. Но у меня нет никакого удовлетворения, оттого что я не нашел ответов на свои вопросы:

«Для каких целей я мог бы использовать свою организацию, свой международный авторитет? В чем состоит наивысшее применение моего физического совершенства и способностей? Чего же мне так болезненно недостает даже тогда, когда я нахожусь на вершине успеха?»

(В это мгновение неожиданно слышится голос Неизвестного, звучащий мягко, спокойно, ясно и невозмутимо властно.)

Неизвестный

Я смогу рассказать вам о том, что вы хотите узнать.