11 ноября 1967 г.

11 ноября 1967 г.

Итак, я вас[28] слушаю?

А: Ответ, который Ты, дорогая Мать, дала на недавнее письмо В[29] , был понят двояко.

Одни из преподавателей наиболее важной считают самую первую его фразу: «Лучше всего было бы, если бы это разграничение исчезло незамедлительно», они полагают, что нам нужно попытаться устранить это разграничение разом, без всяких промедлений, причем все преобразование должно быть непременно осуществлено в практической плоскости, должна быть создана единая организация обучения для всей школы то ли по образцу классов «свободного развития», то ли на основе какого-либо компромиссного решения.

Другая часть преподавателей полагает, что первым делом необходимо составить себе ясное представление о различии психологических качеств учащихся, занимающихся по одной и по другой системе, а затем воспитать всех учащихся в духе, свойственном системе «свободного развития». Основываясь на второй части Твоего ответа, они делают вывод о том, что тем, кто обучается по традиционным методам, требуется пройти определенную переходную стадию, и только потом мы сможем принять окончательное решение, как нам действовать дальше.

Прежде чем дать ответ, я хотела бы точно, совершенно определенно и вполне конкретно знать, чем одна система обучения отличается от другой.

Если я правильно понимаю, учащиеся по системе «свободного развития» не сидят в классах за партами, а преподаватель не выступает перед ними с кафедры целый урок; учащиеся могут находиться где им удобно, хоть бы и за своими столами, и выполнять задания по своему выбору, учитель также может находиться там, где считает нужным, например в своей комнате или в каком-либо ином определенном месте; если у учащихся возникают вопросы, они приходят к учителю и получают от него ответ. Вот каким образом я понимаю дело.

А: Все обстоит именно так, как Ты сказала, дорогая Мать.

Стало быть, если мы будем по-прежнему придерживаться старой системы преподавания, это будет означать по-прежнему сидение учеников рядами в классной комнате, лекцию учителя, произносимую им со своей кафедры, и так далее. Все это очень смешно. Я хорошо помню, что, когда я приходила к нашим воспитанникам на Спортплощадку, мне было очень приятно беседовать с ними – они просто усаживались вокруг меня, и я свободно могла говорить с каждым, все было просто и естественно… Но стол, кафедра, ученики, обязанные выполнять все эти школьные правила… Как видите, я пока даже не трогаю психологическую сторону дела, я говорю о чисто, так сказать, материальном аспекте, но если только в этом отношении произойдут изменения, уже одно это послужит существенным улучшением воспитания и обучения наших воспитанников.

Нужно отказаться от обычного школьного распорядка, когда ученики чуть ли не строем входят в класс, занимают каждый строго определенное место, затем входит преподаватель и также садится на положенное место… Благовоспитанные ученики приветствуют его вставанием (Мать улыбается) и учитель наконец приступает к уроку, во время которого ученики могут думать о чем угодно, их мысли могут витать где угодно и они уделяют внимание уроку, только если им это заблагорассудится. В результате получается пустая трата времени и ничего более.

Повторяю, сейчас я имею в виду чисто практическую, материальную сторону дела и здесь изменения могут быть проведены немедленно. Преподаватель может выбрать для себя какое-либо место, например угол, небольшую комнату, в сущности, это все равно – просто определенное место, куда ученики могли бы прийти за советом и помощью, это может быть, скажем, классная комната или комната где-либо по соседству. Здесь преподаватель может заняться важным, нужным, интересным делом – например, подготовить ответы на возможные вопросы учеников, не отвлекаясь более ни на что другое.

Все это можно сделать немедленно, не так ли?

Еще об одном следует сказать. У нас в школе при обращении друг к другу принято называть себя по одному и тому же стандартному образцу, в этом нет никакой необходимости. Это одно из проявлений свойственного человеку духа… мягко выражаясь… это проявление стадного чувства… Люди постоянно нуждаются… Им всегда нужно, чтобы ими кто-либо управлял.

Учащийся должен ходить в школу не для выполнения скучной ежедневной повинности, от которой ему никуда не деться, он должен приходить в класс, потому что может заняться делом, которое ему интересно. Преподаватель должен приходить в школу не с мыслью о том, что в течение получаса или трех четвертей часа ему предстоит изложить ученикам материал, который он более или менее сносно подготовил и который скучен даже ему самому, и поэтому он не в состоянии заинтересовать класс. Его задача иная: он должен попытаться установить контакт – по меньшей мере, на ментальном или, если возможно, на более глубоком уровне – с группой юных развивающихся личностей, которые, как мы надеемся, обладают любознательностью, проявляют интерес к явлениям и предметам окружающего мира, и преподаватель должен уметь удовлетворить эту любознательность. Преподаватель должен быть очень скромен, настолько скромен, чтобы отчетливо осознавать, что его собственные знания далеко недостаточны и ему самому нужно еще многому научиться – но не только читая книги, а пытаясь понять жизнь.

Но пока вы работаете по другой системе. Насколько я знаю… за разными учащимися вы хотите закрепить изучение различных предметов…

А: Дорогая Мать, позволь, я очень быстро объясню Тебе, как мы собираемся работать. Мы хотим предоставить учащимся полную свободу…

Очень хорошо. А в чем, собственно, заключается твой вопрос?

А: В соответствии с нашими новыми представлениями о деле, а также и по чисто практическим соображениям, мы считаем трудно достижимой задачей построение в нашей школе единой монолитной системы обучения, тем более если мы хотим, чтобы каждый ребенок рос и развивался в теплой доброжелательной атмосфере. Обсуждая этот вопрос с С, мы пришли к выводу, что нам нужно создавать параллельные группы в количестве от ста восьмидесяти до – самое большее – двухсот детей, и, хотя группы будут формироваться на основе одних и тех же главных принципов и при организации процесса обучения будет учитываться все необходимое для развития ребенка, возраст которого соответствует так называемой средней школе, тем не менее, каждая группа будет обладать и своими отличительными от других особенностями.

Все эти группы, безусловно, будут иметь возможность взаимного общения, а также, может быть, и проведения совместных мероприятий, число которых может возрастать к окончанию средней школы. Далее можно будет перейти уже к другой организации учебного процесса, приближающейся к университетской.

Таким образом, сохраняя единство наших целей, мы могли бы поддерживать живое разнообразие в деле воспитания и обучения наших детей. Что Ты обо все этом думаешь?

Что ж, все это годится, все хорошо, но ты изложил пока только принципы новой организации учебного процесса, не так ли?

А: Именно так, дорогая Мать.

Итак, это только принципы, теперь нужно переходить к осуществлению их на практике, а это означает, что нужно будет решать такие вопросы, как, например, количество требуемых классных комнат и тому подобное…И как же вы собираетесь решать…

А: Сейчас, дорогая Мать, я хотел бы поговорить о тех классах, которые уже занимаются по новой методике.

Пожалуйста, слушаю тебя.

(Далее следует подробный отчет А об организации занятий в классах «свободного развития».)

Все это хорошо, хорошо, но что, собственно, тебя затрудняет?.. Эта новая методика хороша, но необходимо добиться того, чтобы по ней занимались все наши воспитанники, в этом нет никаких сомнений!

А: Дорогая Мать, мы находимся в некоторой нерешительности. Дело в том, что в обычных классах есть дети – из старших, – которые еще не научились работать по-новому. Поэтому мы решили, следуя твоим советам в последнем письме, что для классов с такими детьми должен быть определенный переходный испытательный период и, если, как Ты предложила, через три месяца «переходный» порядок обучения поможет более быстрому развитию учащихся обычных классов, тогда занятия в этих классах можно перестроить по новому образцу.

(Мать, обращаясь к B) А что предлагаешь ты для замены старой методики, которую вы пока использовали?

B: В общем, то же самое, что предлагает и А.

Так, и далее?

B: Единственное различие состоит в том, что я разделяю мнение преподавателей, которые считают необходимым встречаться с учащимися в определенное время дня, как это было раньше.

Но разве дети не посещают школу в определенное время дня?

B: Мы хотим установить трехразовое посещение каждый день после полудня.

Трехразовое?

B: Да, три раза в день по сорок-пятьдесят минут. Иначе говоря, мы хотим оставить прежний порядок работы после полудня.

Три раза в день? Позволь разобраться…

С: Речь идет о трех занятиях, следующих одно за другим, дорогая Мать.

Позвольте, школа открывается в определенное время, не так ли? И к этому времени учащиеся должны быть на своих местах в школе. Они же не должны приходить когда им вздумается.

А: Конечно, дорогая Мать.

Ведь «свободное развитие» не означает отсутствие дисциплины…

А: Конечно, конечно, это понятно.

Учащийся не может опаздывать на занятия, потому что ему предоставляется свобода в процессе обучения, потому что такая свобода – это отнюдь не свобода, а просто неряшливость. У каждого учащегося должна быть строгая личная дисциплина. Но ребенок сам по себе не способен к самодисциплине, его нужно приучить к ней. Он должен вставать в одно и то же время, быть готовым пойти в школу в одно и то же время и прийти в школу в одно и то же время. Это необходимо, иначе будет полный хаос.

А: Он должен быть в школе в 7.45.

Хорошо. То есть официально начало занятий – в 8 часов утра.

А: Нет, в 7.45.

Нет, я имею в виду занятия, а в 7.45 открывается само школьное здание.

А: Нет, нет… именно занятия начинаются в 7.45.

Ах, вот как! Значит, начало занятий в 7.45. А когда они заканчиваются?

А: В 11.30

Итак, конец занятий – в 11.30. (Мать обращается к B) А как же вы хотите после полудня…

B: Дети должны снова вернуться в школу в 1.50.

Хорошо, 1.50, а когда они уходят?

B: В 4 часа.

В 4 часа. А в котором часу они должны быть на Спортплощадке?

А: Что-то около 4.30.

B: В 4.30 или в 5 часов.

А: Иногда они приходят и в 5 часов.

Когда они приходят туда, их кормят. Это – в 4.30. Что ж, тогда такое расписание возможно…

B: Дорогая Мать, их кормят от 3.30 до 4.30.

Все это возможно, если они точно соблюдают дисциплину. Но мне бы хотелось полностью разобраться с этими «трехразовыми занятиями». Означает ли это, что один и тот же преподаватель ведет занятия у трех разных групп учащихся или же одна и та же группа учащихся посещает три занятия у трех разных преподавателей?

B: Нет, дорогая Мать, это несколько не так.

Тогда поясни, пожалуйста. Сколько учащихся в твоем классе?

B: У нас около ста пятидесяти учащихся.

Сто пятьдесят человек?! Сто пятьдесят учащихся в одном классе?! Но это недопустимо!

B: Нет, не в одном классе. Мы разбиваем их на классы франкоязычные и англоязычные, соответственно их подготовленности.

Ах, вот как! И сколько же у вас преподавателей для ста пятидесяти учащихся?

B: Тридцать учителей, около тридцати.

Значит, тридцать. Хорошо. И как все будет организовано? Сколько всего у вас классов, классных комнат?

B: У нас будет пятнадцать-шестнадцать классных комнат.

А какие занятия вы будете проводить после полудня? Будут ли это определенные предметы или будете работать по избранной методике?

А: Дорогая Мать, позволь мне объяснить. Среди преподавателей осталось только одно расхождение во мнениях по реорганизации. Одни – и я в том числе – считают, что занятия по методу «свободного развития» предполагают полную свободу учащегося в процессе обучения. Другие же считают, что классы с фиксированным статусом, существовавшие до сих пор, в определенной степени должны сохраняться.

Классы с фиксированным статусом?

А: То есть я имел в виду классы с определенным числом учащихся, занимающихся у определенного учителя…

Ах, вот оно что! Стало быть, изменению должна подвергнуться методика обучения со стороны преподавателей, но они могут захотеть преподавать какой-либо конкретный предмет конкретным учащимся…

А:…которым придется приходить на занятия во второй половине дня.

Так, так. Что ж, хорошо. Можно и так. Но только это означает, что вам придется… А какие же все-таки занятия вы собираетесь проводить в это время? Обучать языкам?

А: Да, в основном языкам, дорогая Мать.

Понятно, то есть это время будет отведено только изучению языков.

А: Да, пожалуй.

Ясно. И сколько языков вы предполагаете изучать с этими ста пятьюдесятью учащимися?

B: В основном три: английский, французский и родной.

Да, но это очень даже не мало! Бенгали, гуджарати, хинди и потом еще тамильский и телугу. Это уже пять языков.

B: Надо добавить сюда еще и санскрит!

А вот с этим иначе… Санскрит должен учить каждый из наших воспитанников. Все, кто здесь занимается и работает… причем это должен быть не академический санскрит… Да-да, все, все, кто у нас занимается, независимо от места рождения и национальности.

А: Вообще, дорогая Мать, именно это и было в наших планах – со следующего года начать изучение санскрита со всеми детьми. А также и их родного языка.

Да, это правильно. Только обучение должно вестись не классическими филологическими методами, а – как бы это выразиться – так, чтобы изучение санскрита открывало двери для изучения всех языков Индии. Я считаю, что это необходимо. Было бы идеально, если бы через несколько лет обновленный санскрит стал всеиндийским языком, то есть он должен быть видоизменен с той точки зрения, о которой сказано выше, и, таким образом, стать разговорным языком всего населения, поскольку с санскритом так или иначе связаны все языки Индии. Шри Ауробиндо всегда высказывал то же мнение, когда у нас об этом заходила речь. Сейчас общим для всей Индии является английский, но это не нормально. Это приносит очень большую пользу для развития отношений со всеми остальными странами мира, но точно так же, как и всякая страна имеет свой национальный язык, Индии следовало бы… Хотя, как только дело касается всеобщего национального языка, сразу же начинаются споры. Каждый представитель той или иной нации, составляющей часть населения страны, претендует на то, чтобы именно его язык стал национальным языком, общим для всей страны, все это очень глупо. Вместе с тем, вряд ли кто-либо стал бы возражать, чтобы таким языком был санскрит. Он старше остальных языков и содержит звуки, корневые звуки, многих слов из других языков.

Мы изучали это явление вместе со Шри Ауробиндо, и оно, без сомнения, представляет собой большой интерес. Следы некоторых корней санскрита можно обнаружить во всех языках мира – звуки, звуки санскритских корней вы можете найти во всех языках. Таким образом, санскрит следует изучать и он должен стать общенациональным языком Индии. Каждый родившийся в Индии ребенок должен в определенной мере знать санскрит, точно так же, как всякий родившийся во Франции ребенок должен знать французский. Пусть он и не говорит на нем правильно, пусть не знает его досконально, но знать язык страны, где он родился, знать его хотя бы немного он должен; то же самое относится к человеку, родившемуся в любой стране мира. Ему нужно знать общенациональный язык этой страны. А потом, когда он начинает учиться, он может выучить столько языков, сколько ему захочется. В настоящее время мы погрязли в спорах, а это порождает очень неблагоприятную атмосферу для какого-либо созидательного дела. Но я надеюсь, что наступит день, когда то, о чем я только что говорила, станет возможным.

Таким образом, я хотела бы, чтобы у нас здесь велось обучение санскриту пусть и в простом, но не в «упрощенном» виде, я говорю о таком обучении, которое давало бы возможность ознакомиться с первоначальной основой языка… с его исходным звуковым составом, из которого возникли корни его слов, сформировавшихся позднее. Я не знаю, есть ли у нас кто-либо, кто смог бы справиться с этой работой – создать курс обновленного санскрита. Я не знаю даже, есть ли во всей Индии такой человек. Все это знал Шри Ауробиндо. Но кто-либо из знающих санскрит мог бы попробовать… Впрочем, не знаю. Кто у вас занимается преподаванием санскрита? V?

B: V, W.

W? Так его же нет здесь.

B: В феврале он возвращается.

Когда-то, довольно давно, этим занимался еще и Х.

B: Да, Х… Но сейчас у нас уже есть и молодые преподаватели, Y и Z.

Нет, нам нужен человек, достаточно хорошо знающий язык. Как-то я говорила с В, он сообщил мне, что готовит облегченный учебник грамматики языка, который мог бы стать общим для всей страны, не знаю, правда, что у него вышло. Не знаю, но, скорее всего, В у нас знает санскрит лучше всех.

Итак, какие преподаватели у вас есть для работы во второй половине дня? Ты говоришь, что всего их тридцать человек?

В: У нас есть учителя для всех классов, с пятого по…

То есть для всей школы?

А: Да, для всей средней школы.

Более низкими ступенями обучения и воспитания вы не занимаетесь?

А: Этим занимается другой состав преподавателей.

Понятно. Итак, у вас тридцать преподавателей приблизительно на сто пятьдесят учащихся средней школы. И что же они знают, когда переходят в среднюю школу из начальной? Знают ли они хотя бы что-то? Предусмотрено, что, например, в детском саду их обучают французскому, не так ли? Предполагается, что воспитатели общаются с ними по-французски. Но я не знаю, насколько строго соблюдается это правило.

А: Не очень строго, дорогая Мать.

Вот именно, не строго. Так ведь?

D: Раньше это выполнялось строго, теперь же большую часть времени с детьми общаются на хинди.

Обычно дети в самом раннем возрасте, когда они совсем еще малыши, очень любят все забавное, занимательное, у них… у них нет еще внутренней косности, окаменелости, поэтому для них, например, бывает очень занимательно узнавать, как по-разному в разных языках называется одна и та же вещь. У них еще есть… или, прежде всего, у них нет умственной закрепощенности. У них еще есть та гибкость, подвижность ума, которая позволяет осознавать, что некая вещь существует сама по себе, а любое ее название – это просто условность. Поэтому для многих детей произносить разные названия какой-либо вещи или понятия на разных языках – это занимательная игра. Взять, хотя бы, для примера, слова, выражающие утверждение и отрицание: «да» и «нет». По-французски это будет так-то и так-то, по-немецки уже иначе, затем, на итальянском – еще иначе, потом можно посмотреть, как эти слова будут звучать на хинди, санскрите и так далее… Для них все это будет очень занятной игрой. Если у вас есть способности и вы можете преподнести ребенку такое обучение действительно как игру, вы просто выбираете какой-либо предмет, показываете его ребенку и произносите его название на том или ином языке. Вы берете примеры из окружающей ребенка жизни – собачка, птичка, деревце – вы рассказываете ему, что на свете есть великое множество языков, где все это называется по-разному, говорите, как это будет на известных вам языках. Ребенок – это совсем как чистый лист бумаги, поэтому он очень хорошо и с большой легкостью запоминает все эти иностранные слова. При вашем умении для него это может стать, повторяю, очень занимательной игрой. (Обращаясь к B) Но это не по вашей части, потому что вы уже заняты другим…

Но вернемся к вашей средней школе. Если у вас сто пятьдесят учащихся, вы, естественно, должны… Учащиеся распределены по определенным классам и посещают определенные занятия в определенной очередности и в соответствии с тем языком, который они желают изучать. Это вполне естественно и, думается, даже неизбежно, так как было бы не много пользы от занятий, которые одновременно ведут сразу все преподаватели вместе – собравшись перед началом занятий, они затеяли бы разговоры… и появление одновременно всех учащихся… создалась бы такая обстановка, что… Нет-нет! Пусть будет, как намечено. Это правильно.

Тот, кто хочет изучать французский, определен в один класс и посещает соответствующие занятия, у желающих изучать английский свои классы и свое расписание, так что…

С: Это не совсем так, дорогая Мать.

Как же именно?

B: Все обстоит так, как ты сказала в первую половину дня, утром.

Ну, вот ты, что ты преподаешь?

B: Я преподаю математику.

Но это не имеет никакого отношения к изучению языков!

B: И историю.

Ты преподаешь математику на французском? Но в таком случае все усложняется… Так в чем же (Мать смеется), в чем, собственно, дело? (Обращаясь к B) О чем же именно ты хотел поговорить со мной?

А (Обращаясь к B, который поворачивается к нему): Что нужно объяснить?

B: Нужно объяснить, что в точности мы собираемся предпринять.

С: А у вас есть устные занятия?

B: Да, у нас есть устные занятия, и притом не только по языкам, но и по математике и другим наукам.

А: Дорогая Мать, они продолжают занятия по языкам, математике и другим наукам в прежнем порядке, то есть по определенному расписанию, в классах с фиксированным количеством учащихся и так далее только во второй половине дня, утром же занятия у них строятся по принципу «свободного развития». Таким образом, во второй половине дня они сохраняют для трех предметов обычный порядок преподавания, тот порядок, от которого мы уже полностью…

Значит, эти занятия ведутся по языкам?

А: Да, по языкам, математике и другим наукам… а также по истории.

И по наукам?

А: Да. И по наукам, по естественным наукам, таким, как физика например.

Да, но это уже целая уйма предметов, которые описывают весь окружающий мир. Есть какие-нибудь еще? Литература, например? Должны быть и еще обязательные предметы, ведь кроме естественных наук, которые охватывают все явления материального мира, есть еще и литература, а кроме нее и различные виды искусства, не так ли? Естественно, это…

А (Обращаясь к B): У вас классы и занятия, устроенные по обычному образцу, ведутся по всем предметам? (Обращаясь к Матери) Дорогая Мать, в целом, если кратко резюмировать, можно сказать, что в определенной степени во второй половине дня они придерживаются организации занятий, очень близкой к той, что была принята прежде. А в первой половине дня работа строится на относительно свободных началах.

Мне особо хотелось бы узнать, как строится обучение языкам. Если преподавание поставлено так, как обычно, то есть учитель дает объяснения сразу всему классу и каждый просто слушает и слышит одно и то же… то тогда можно утверждать, что, покидая занятия, они не усваивают практически ничего! Язык – это как раз тот предмет, обучению которому нужно придавать как можно больше жизни, как можно больше! И одним из элементов живого учебного процесса является непосредственное участие в нем самих учащихся. Они должны быть не просто ушами, с помощью которых их обладатели, сидя на учебной скамье, только лишь слушают преподавателя. В этом случае ученики уходят с занятия мало чему научившись.

А: Дорогая Мать, у нас, например, изучение языков построено следующим образом: в отношении письменных заданий преподаватель работает индивидуально с каждым учащимся. Что касается устного обучения, то мы ежедневно предоставляем учащимся самые разнообразные возможности, которыми они могут пользоваться по своему усмотрению.

И какие же это возможности?

А: Например, это может быть обсуждение, разговор на какую-либо тему, и круг тем у нас очень широк, так что учащийся может выбрать себе ту, что ему по вкусу: кто-то предпочтет заниматься вопросами науки больше, чем, скажем, текущим состоянием дел в стране, в политике, а кто-то – наоборот, и так далее. Мы предусматриваем также что-то вроде импровизированной сценической декламации. О всех возможных видах занятий, запланированных на следующий день, мы уведомляем учащихся накануне или в тот же день; им приходится ходить на классные занятия, но они могут свободно выбирать эти занятия… разумеется, они изучают и грамматику, пишут сочинения и тому подобное, все это входит в учебный процесс.

Это понятно, так как дети уже знакомы с языком. (Обращаясь к B) А что у вас?

А: У них в первой половине дня занятия построены по тому же принципу.

(Обращаясь к А) Да, если все обучение целиком организовано именно так, то это хорошо.

(Обращаясь к B) Но как проходят занятия во второй половине дня? Дети сидят за партами, а учитель читает им что-то вроде лекции? Бог мой, как все это скучно! Причем в этом случае скучно в первую очередь самому учителю и, естественно, его скука передается и его ученикам.

Урок должен быть организован таким образом: вы выбираете какую-либо тему и задаете ученикам, которых вы поднимаете совершенно произвольно – то оттуда, то отсюда – вопросы: «А что вот ты, например, можешь сказать об этом? Что ты вообще об этом знаешь?» И так далее, в том же духе. Тогда такой метод будет полезен не только тому, кто отвечает в данный момент, выигрывают и все те, кто его слушают. Нужно строить занятия именно по такому принципу, он позволяет оживить урок, это уже не лекция, спустя пять минут после начала которой все засыпают. Итак, вы обращаетесь к классу с вопросом, а еще лучше, если есть доска, пишете крупными буквами свой вопрос на доске, так чтобы каждому было видно и каждый мог прочитать его, а затем спрашиваете детей, кто может ответить. Затем вы обращаетесь то к одной, то к другой части класса, заодно вы спрашиваете и тех, кто, в свою очередь, задавал вопросы вам… Если кто-либо дает ответ на ваш вопрос, вы просите класс дополнить его, и так далее. Сам учитель должен быть живой личностью и уметь придать живость самому занятию.

Мне понятна теперь ваша организация занятий во второй половине дня: имеется классная комната, где изучается определенный язык, учащиеся разбиты на группы, все это понятно. Но только, ради всего святого, не нужно этого сидения за партами… не нужно, чтобы учащиеся отсиживали урок, беспрестанно поглядывая на часы и с нетерпением ожидая его окончания… Обычно даже на сотню преподавателей не находится и одного, кто сам был бы увлечен уроком и сумел бы для себя сделать урок занимательным настолько, чтобы сделать его занимательным и для каждого своего ученика. И обычно сам учитель, как я уже говорила, первым страдает от скуки. Для таких учителей, я не имею в виду наших, преподавание – это всего лишь средство заработать на жизнь, так что…

Надо полагать, на занятии присутствует одновременно двадцать, может быть, тридцать, ну, в конце концов, сорок учащихся… У вас обычно сколько? Двадцать? Около двадцати?

B: Да, дорогая Мать.

Нужно начинать урок примерно так: «Сейчас мы с вами интересно и весело проведем время. Давайте подумаем, как нам это сделать, в какую игру поиграть?» И, подходя к делу в таком духе, вы ищете, пробуете, изобретаете. В этом случае преподаватель энергичен и собран, так как постоянно находится в поиске новых возможностей обучения. И ученики также… Если они хотя бы немного уважают себя, то захотят ответить на вопросы учителя, что в целом создаст в классе живую атмосферу. Это, конечно, было бы для вас веселее, чем ваша домашняя подготовка к уроку, не так ли? Однако, если вы честно подходите к своему делу, то вечером, накануне завтрашнего занятия, вы тщательно готовитесь к нему, скрупулезно изучаете нужный материал, делаете заметки, выписки и прочее… Вы готовитесь по теме урока так, чтобы уметь ответить на любой вопрос ваших учеников. А это не всегда легко и просто. Хорошо подготовиться к уроку – это очень важно и полезно; во время своей вечерней подготовки вы стремитесь сделать пусть небольшой, но все же шаг вперед в своем развитии, найти вдохновляющие идеи и образы, на следующий же день вы ищете способы наполнить жизнью ваши знания. И нужно сделать все, чтобы не было, с одной стороны, учителя, а с другой – внимающих ему учеников. Этого ни в коем случае быть не должно, нет и еще раз нет! Все вместе вы должны составлять небольшое сообщество живых личностей, некоторые из которых знают чуть больше остальных, вот и все.

А: Милая Мать, есть еще один вопрос, еще один очень важный вопрос. Ты часто повторяешь нам, что только в полном внутреннем безмолвии можно найти истинный ответ на какой-либо вопрос. Как лучше всего помочь детям усвоить, каким образом можно достичь этого безмолвия? Можно ли сказать, что это равносильно замене наших знаний сознанием?

(Длинная пауза)

Видишь ли, при такой системе обучения, когда учитель проводит занятие, стоя перед сидящим за партами классом, и время, необходимое для того, чтобы уложиться и выполнить намеченное, ограничено, ни о каком безмолвии говорить не приходится. Только в том случае, когда ты достиг абсолютной свободы, ты сможешь перейти в состояние полного внутреннего безмолвия в любое время, когда тебе это будет нужно. Но когда ты, как преподаватель, находишься в классе, где одновременно присутствуют все твои ученики… пока ты пытаешься сам достичь безмолвия, а все ученики здесь же… нет, это невозможно.

Преподаватель может заняться этим дома, вечером, накануне завтрашнего занятия, чтобы подготовить себя к нему, но вы пока еще не способны… Естественно, если вы достигли самых вершин сознания и для вас удерживать ум в полном безмолвии – дело обычное и привычное, тогда, конечно, и на уроке вы можете перейти к этому состоянию в одно мгновение и без всяких затруднений; но вы, вы все, без исключения, пока еще не достигли такого уровня развития. Так что лучше и не говорить на эту тему. Поэтому я думаю, что во время… Особенно при стандартной системе обучения, когда занятия начинаются в установленное время, когда класс – это вполне определенное число учащихся, у которых вполне определенный учитель по определенному предмету… дело в том, что при такой системе вы должны активно работать на уроке.

Что касается учащихся, то здесь должно быть так, что… Если учащийся хочет заниматься практикой медитации, концентрации, если он стремится достичь нужного состояния… то тогда он может попытаться войти в контакт с интуитивным планом, чтобы вместо того, чтобы отыскивать ответ на какой-либо вопрос чисто умственной работой, получить ответ из более высоких сфер, ответ, в котором немного больше света и жизни. Но этот навык нужно приобретать дома.

Естественно, тот, кто приобрел такой навык, может использовать его во время занятий, так что, когда преподаватель задает вопрос или, как я говорила, пишет вопрос на доске, учащийся может сделать так (Мать прикладывает обе руки ко лбу), получить ответ уже не с ментального плана и изложить его классу… Но когда мы достигнем такого уровня, это будет очень большим шагом вперед в развитии сознания наших воспитанников.

Ну а пока такой уровень не достигнут, дети пользуются всем тем, что могут извлечь из кладовых своей памяти, всем тем, что они уже изучили. Большого интереса такая работа не представляет, но, по крайней мере, она служит для ребенка своего рода гимнастикой ума. Кроме того, нужно учитывать, что принятая система обучения, когда дети распределены по классам, является системой демократичной, не так ли? И эта демократичность – не лучшая черта системы – является вынужденной… так как вам нужно в ограниченное время и на ограниченном участке пространства… научить возможно большее количество людей и каждый должен получить пользу от вашего преподавания. Все это с неизбежностью приводит к своего рода уравниловке. А равенство – это как раз типичное проявление духа демократии. Вам всех приходится ставить на одну доску, что достойно сожаления. Но при настоящем положении дел в мире мы можем сказать, что пока это неизбежно. Пока лишь дети богатых могут позволить себе такое обучение, какое им нравится… хотя, ясное дело, говорить об этом неприятно. Проблема начальной школы – проблема, которая касается всех жителей Ауровиля. Будет интересно работать над ней, ведь нам нужно решить, как мы будем готовить детей, у которых дома не было возможности учиться, чьи родители невежественны, детей, у которых не было ровным счетом никаких средств для учебы, которые собой представляют просто грубый материал, как мы будем учить их жить? Это будет интересное дело.

А: Как Тебе известно, дорогая Мать, то, как мы подготовились к следующему учебному году, позволит нам относиться с полным уважением к личности ребенка. Всегда с самым полным уважением; например, только сам ребенок – а не коллектив – будет решать, к какому классу присоединиться для тех или иных занятий. Это будет целиком зависеть от него самого. Теперь, возвращаясь к вопросу, который я только что задавал Тебе, я хотел бы большей ясности, я имею в виду, что в первой половине дня наша работа и работа учащихся проходит в самых разнообразных условиях, так как для нее установлен свободный режим. Поэтому при таких условиях дети, вероятно, смогут…

Да, если работа в первой половине дня будет построена так, как, например, в группах «Vers la Pefection»[30]… Тогда у детей действительно появиться возможность упражняться в достижении внутреннего безмолвия, концентрации, для начала пусть и совсем недолгой, в достижении внутреннего покоя, при котором стихают все внутренние шумы; когда это сделано, остается только ждать, чтобы свыше пришел ответ на нужный вопрос. Да, в утренние часы у детей есть такая возможность. Нет, нет, я не хочу сказать, что, когда у вас урок для всего класса, рассчитанный на час или три четверти часа, этим вы не должны заниматься, вы должны пытаться. Было бы забавно посмотреть, как в течение сорока пяти минут или всего часа каждый из присутствующих в классе пребывал в состоянии… (Мать смеется.)

Правда, один раз, хотя бы один раз, можно проделать такое упражнение: вы предлагаете детям для первоначального усвоения тему, из тех что входят в курс обучения, и говорите: «Четверть часа мы все помолчим, побудем в полной тишине, никакого шума, никто не должен шуметь. Пусть пятнадцать минут все постараются находиться в полном молчании, быть спокойными, внимательными и сосредоточиться на заданной теме, а через пятнадцать минут мы посмотрим, что у нас выйдет». Для начала можно сократить время упражнения, скажем, до пяти минут, пусть будет даже три, даже две минуты, не это главное. Пятнадцать минут – это много для такого упражнения, но нужно хотя бы попытаться сделать его… посмотреть. Некоторые дети, конечно, не сумеют сосредоточиться, начнут вертеться. Скорее всего, очень немногие окажутся способными сохранять спокойствие и молчание. Некоторые могут просто заснуть, но ничего страшного, если это случится. Вам нужно попробовать это упражнение хотя бы однажды, посмотреть, каковы будут результаты. Вы обращаетесь к классу приблизительно с такими словами: «Давайте попробуем сделать это упражнение и просто посмотрим, что у нас получится! Кто сможет ответить на поставленный вопрос после десяти минут тишины и молчания? Причем за эти десять минут вам не нужно собирать в своей голове все, что вы можете знать на эту тему умом, не нужно думать. Нужно совсем другое – нужно на десять минут сделать так, будто у вас внутри полная пустота, как будто вы чистый белый лист, вам нужно сделаться совсем тихими, совсем молчаливыми внутри и очень внимательными… внимательными и молчаливыми».

За этот промежуток времени учитель, если это действительно настоящий учитель, сможет и сам, поднявшись до интуитивного плана сознания, низвести оттуда нужные знания и передать их всему классу. Таким образом, вы проделаете интересную работу и сможете оценить ее результаты. При этом и сам учитель совершает, пусть небольшой, но шаг вперед в своем развитии. Можете попробовать. Попробуйте же и увидите, что получится!

А: Мы уже пробовали, дорогая Мать.

Всем тем, кто искренен, искренен и очень – как бы точнее выразиться? – сосредоточен и целенаправлен в своем стремлении достичь этого состояния, оно оказывает прямо-таки чудесную помощь, у вас появляется возможность сообщения с абсолютно живым, активным сознанием, которое готово… ответить всякому, кто умеет хранить настоящее безмолвие и внимание. Тогда вы сумеете сделать шестилетнюю работу за шесть месяцев, но с вашей стороны не должно быть никаких притязаний, никакого притворства, никакого позерства. Нужно быть истинно честным, совершенно внутренне честным, чистым, искренним, осознавая при этом, что вы существуете благодаря тому, что приходит к вам свыше. Тогда вы будете продвигаться вперед воистину гигантскими шагами.

В то же время не стоит подчинять эту практику какому-то ежедневному расписанию, устанавливать для нее определенное время, вносить в нее механическую регулярность и педантичность, так как в этом случае вы рискуете превратить ее в некую привычку времяпровождения и, в конце концов, в скучное дело. Здесь должен быть элемент… неожиданности! Вы внезапно говорите себе: «А вот теперь попробуем-ка сделать это»… если, конечно, вы чувствуете себя внутренне готовыми. Вы увидите, как все это интересно, очень интересно.

Вы ставите перед собой вопрос, стремясь к тому, чтобы он был насколько возможно разумным, но не нужно вопросов догматических, академических, нет, в вашем вопросе должна быть жизнь, хотя бы в какой-то степени.

(Пауза)

Чем упорнее и настойчивее вы будете бороться за обретение духовного опыта, тем более вам будет открываться, как много в вашей природе – сейчас я имею в виду низшую природу: низшая ментальная, витальная, физическая часть вашего существа – как много в ней притязаний, притворства, амбиций… желаний казаться гораздо значительней, чем вы есть. Все это должно быть устранено самым коренным образом, до конца, и заменено искренним огнем стремления к чистоте, которая обязывает нас жить только ради того, что от нас требует Высшее Сознание, выполнять только то, что угодно Его воле. Когда мы достигнем такого состояния, мы будем уже совсем другими… Путь до этого не короток, но мы должны стремиться пройти его; полное очищение всего существа всегда изменяет и все вокруг нас…

У нас уже не будет ни школ, ни учителей, ни учеников, не будет всей этой скучной рутины; это будет… это будет просто жизнь, которая стремится изменить саму себя. В этом состоит идеал, к которому мы должны прийти.

Есть ли еще вопросы ко мне?

А: Милая Мать, не могла бы Ты обратиться с посланием к детям в первый день занятий в нашей школе, то есть 16 декабря?

Я сделаю это, когда этот день наступит.

E, подай мне цветы. Вон ту вазу с красными цветами. Вот так.

(Обращаясь к А) Этот цветок тебе.

(Обращаясь к B) А этот – тебе. У тебя все еще впереди. Тебе нужно разрушить в себе… Понимаешь, пока ты все еще очень ограничен, из-за того что сохраняешь старые привычки мышления. Ты еще не полностью используешь благоприятные возможности, которые у тебя имеются благодаря тому, что ты здесь постоянно живешь, ты по-прежнему все еще остаешься таким, каким…

Так что теперь ты должен взять и разрушить все это в себе, все, решительно все. Живи только светом, приходящим к тебе свыше. Добивайся все большей и большей свободы в своем сознании. Это особенно важно. Хорошо, что ты приехал жить сюда. Ты все еще очень закрыт, ограничен всевозможными старыми привычками… кроме того, есть и еще одно – бремя атавизмов и всего, что отсюда следует… То же можно сказать и о каждом, кто здесь находится, но на данный момент только… Я продолжаю работать, чтобы твое сознание становилось более свободным. Но ты по-прежнему остаешься… у тебя по-прежнему сохраняются старые подходы и приемы в мышлении, в учебе, в преподавании. Покончи со всем этим раз и навсегда! Каждый раз, когда ты идешь проводить занятие, перед тем, как войти в класс, сотвори молитву, взывай к Высшему Сознанию, проси Его помочь тебе в том, чтобы подвести всю эту массу живых существ, всю эту массу живой материи под Его влияние. Тогда твоя работа станет действительно интересной, живой. Вот увидишь.

До свидания.

А теперь – роза для D.

(Обращаясь к D) Пожалуйста, это – тебе. Теперь ты стала более деятельной, ты не способна пока это ощутить, но это так.

Правда, женщины в принципе являются исполнительной властью и силой в нашей жизни. Ты никогда не должна забывать об этом. Если ты считаешь, что можешь почерпнуть нечто из общения с мужским складом сознания, ты можешь прибегнуть к этому за помощью, если, по-твоему, в этом есть необходимость. Более надежное средство – обращаться к Высшему Сознанию, но если тебе все же нужен посредник… Что же касается, собственно, выполнения какой-либо работы, то именно ты обладаешь необходимой силой осуществить ее во всех деталях, тебе даны всевозможные организаторские способности. Именно это я внушаю нашим женщинам – членам Парламента – ведь, как ты знаешь, в Парламенте есть и женщины – и я учу их: не следует во всем подчиняться мужчинам, ибо как раз вам-то и дана сила выполнить любое дело. Это принесет свои плоды.

(Обращаясь к А и B) Нет, нет, не подумайте, что я говорю это, чтобы принизить мужчин… (Мать смеется.) Вдохновение приходит… а выполнение связано с…

Так, тебе я дала цветок, тебе тоже… (Обращаясь к E) А, я не дала тебе. Держи, пожалуйста.

А этот цветок – С.

На этом все, дети мои. До свидания.

(Обращаясь к А) Если тебе что-либо понадобится, всегда можешь обращаться ко мне, писать. Не могу обещать, что отвечу немедленно, но здесь (Мать прикладывает руку ко лбу) я отвечу тотчас же. Ты должен знать об этом. Чтобы написать ответ, требуется время. Но все равно, лучше, чтобы я была осведомлена.

А: Да, милая Мать.

До свидания.