Глава 30 Донор

Глава 30

Донор

«Если взрыв — это что-то вроде эмоционально-интеллектуальных реакций, то Хиросима с Нагасаки уже отдыхают», — промелькнула у Иры мысль, когда они с Раулем мозговым штурмом пытались одолеть одну из загвоздочек возникшую во время наладки. Загвоздочки эти иссякать, похоже, если и собирались, то отнюдь не в ближайшее время, и ни одна из них не сдавалась без ожесточенных боев.

Иру от напряжения била мелкая дрожь. Правда, при всем желании не представлялось возможным свалить всю вину за напряжение до дрожи только на загвоздочку. В этот момент Ирой владела взрывоопасная смесь из неуклонно усиливающейся грандиозной страсти, не менее внушительного и растущего теми же темпами страха, а еще — всего диапазона мыслей и чувств по поводу полученных от Зива и Лоренца сведений. И со всем с этим Ира умудрялась целиком и полностью погружаться в покорение очередной загвоздочки.

Ира и раньше дивилась своему состоянию, но теперь полностью отдавала себе отчет, что ее действительно поддерживает, несет и делает возможным практически без последствий испытывать и переживать столько всего сразу какая-то мощнейшая внешняя сила. Ее била дрожь и состояние казалось невыносимым, но ни усталости, ни разбитости, ни чего-либо еще в том же роде она не чувствовала, и понимала, что навались на нее еще три раза по столько — она выстоит.

На пороге показался Радный.

— Как дела, ребята? — спросил он.

— В рабочем порядке, — ответил Рауль, сосредоточено пытаясь нащупать что-то отверткой в недрах механизма.

— Опять проблемы? — спросил Радный.

— Да не так чтоб очень… — ответила Ира. — Рауль, дай я попробую!

— На! — Рауль отдал ей отвертку и, тяжело вздохнув, отошел в сторону.

— Рауль, не вздыхай! Это называется наладка по-русски, то есть методом научного тыка.

— Если б мне кто-нибудь сказал, что я займусь подобной вивисекцией, я бы решил, что надо мной прикалываются. Но теперь мне, почему-то, это даже нравится!

— Рауль! А как может не нравиться творческий процесс?!

— Кто-кто, а Вы Ира, точно испытываете от него потрясающее наслаждение, — весело проговорил Радный, заворожено наблюдая, как она вслепую пытается сделать нечто исключительно точное и тонкое.

— Есть!!! — воскликнула радостно Ира. — Рауль, смотри, что вышло.

Рауль потыкал какие-то кнопки, к чему-то пригляделся, к чему-то прислушался и вынес заключение:

— Ира, ты — гений.

— Так, гении мои, по-моему, для поддержания вашей гениальности в тонусе, рабочий день пора завершать.

— Стас, у Вас настоящий талант обрывать на самом интересном месте! — заметила ему Ира.

— Ирина, если б у меня не имелось такого таланта, не уверен, что Вы бы с Вашим рвением конченого трудоголика в целости и сохранности дожили б до сего дня, — усмехнувшись, сказал Радный и как-то странно посмотрел на Иру. — Так что, сворачиваемся, господа, сворачиваемся, — непреклонно добавил он.

Ну вот, загвоздочка успешно сдалась на милость победителям, но ее место в Ирином воображении тут же занял взгляд Радного. И сколько Ира ни пыталась себя убедить в том, что он посмотрел на нее так без всякого умысла, что-то в ней упорно не хотело этому верить.

Часа два Радный, Ира и Рауль провели за игрой на бильярде. Остаток вечера Ира коротала одна в своем номере, предавшись размышлениям о параллелях, силах, взрывах… около восьми позвонил Женечка:

— Ир, может, заглянешь ко мне?

— Не сегодня, Жень.

— Что-то случилось?

— Случилось. Только не волнуйся! Случилось то, что я теперь твердо знаю, что мне не слабо.

— Палладина! Меня праздное любопытство просто на части рвет! Однако, не буду тебе им докучать, так как знаю, что если б я мог тебе чем-то помочь, ты бы меня позвала.

— Женечка, если хочешь знать, ты мне очень помог. Даже не представляешь как.

— Представляю как, но не представляю чем, — пошутил Женечка. — Но это неважно. Знаешь, что обнадеживает?

— Что?

— Нынче я волнуюсь за тебя по привычке, но не по поводу.

— Спасибо! Ты снова мне помог.

— Подсказал, что ты тычешься в нужный угол?

— Истинно!

— Ну, тогда тычься, Палладина! Удачи!

— Спасибо, Жень!

Ира очистила себе апельсин и принялась дальше восстанавливать в памяти всю информацию, полученную от Лоренца и Зива. И тут во весь свой грандиозный рост поднялось рациональное.

«Это же полная чушь! Это полный бред всякие там параллельные существа, расталкивающие, сталкивающие и удерживающие силы, взрывы! Галиматья полнейшая!», — вопило оно без устали.

«Безусловно, галиматья, если не обращать на это внимания, а лишь вздыхать и твердить себе, якобы есть какие-то господни пути, которые неисповедимы», — спокойно рассуждало иррациональное.

Ира почувствовала себя сторонним наблюдателем в этом споре и рассмеялась. «Если не знаешь, что делать — делай хоть что-нибудь», — сказала она сама себе и решила разобраться, что вообще можно делать.

Чисто теоретически можно плюнуть на все это и просто жить, уповая на кривую, которая куда-нибудь да выведет. Почему чисто теоретически? Да потому что просто плюнуть не представлялось возможным, так как с ней действительно творилось нечто такое, что рациональное не могло оставить без внимания не меньше, чем иррациональное. Собственно, а что может посоветовать рациональное? Ира прислушалась к себе. Рациональное лишь брызгало слюной, настаивая на том, что все это бред сивой кобылы.

— Допустим, — сказала сама себе Ира вслух.

Собственно, если ситуацию рассматривать со стороны, ведь действительно ничего эдакого не происходило. Она очень эффективно работала в паре с человеком противоположного пола, к которому испытывала вполне нормальные, учитывая разницу полов, чувства. «Не он первый и не он последний, и если быть честной с собой, то каждый раз, когда подобные чувства возникают, кажется, будто до сего момента ничего подобного не испытывал. Впрочем, и реализовать свои физиологические потребности, как правило, гораздо проще получается с человеком, который не вызывает сильных переживаний».

Ира вспомнила, как она боролась со страхом, когда совсем девчонкой стояла в узкой прихожей напротив Важина. Вспомнила свои ощущения, которые испытывала в момент первого поцелуя. Да ее просто рвало на части! Сейчас ей кажется, что тогда это была ерунда, а вот сейчас! А что сейчас? Это всего лишь сейчас, а то уже кануло в Лету. Тогда давно она в страхе и благоговении переступила некий порог. А сейчас не получается. Почему?

«Потому что иррациональное цепляется за все что может и накручивает на вполне тривиальные вещи незнамо что», — вмиг подсказало ответ рациональное.

— Логично, — сказала вслух Ира.

Она представила, как отбрасывает весь накрученный иррациональным «бред», и… И тут же запел мобильник. Ира глянула на экранчик — звонил Рауль. Сердце забилось в глотке. Они перезванивались иногда, но только на работе, когда по производственным надобностям оказывались в разных местах и обсуждали при этом исключительно производственные вопросы.

«Ну, просто подарок судьбы! — вопило рациональное. — Уникальный шанс прям сейчас и проверить, что все сопли-вопли иррационального — сплошная чушь».

«Шанс? Подарок судьбы? — усмехнулось иррациональное. — И кто же из нас придурок? Кто из нас мистик в самом тупом понимании этого слова? Какого рожна Раулю понадобилось именно в этот момент?».

«Да ничего сверхъестественного ему не понадобилось! — возражало рациональное. — Это просто стечение обстоятельств!».

«Стечение обстоятельств?! — расхохоталось иррациональное. — Безусловно, обстоятельства постоянно как-то стекаются, но исключительно под действием жестких законов Мироздания. Пойди! Отмени президентским указом закон Всемирного Тяготения! А еще лучше попытайся его нарушить!».

Рациональное усмехнулось:

«Это — физика», — изрекло оно глубокомысленно.

«Стечение обстоятельств — тоже физика», — заметило иррациональное.

«Ну конечно! — усмехнулось рациональное с издевкой. — Ведь происходит оно под действием неких таинственных сил, не так ли?».

«А если не так, то почему?».

«Потому что просто происходит и всё!».

«Ну конечно! Закон Всемирного Тяготения вступил в силу только после открытия его Ньютоном, а до этого яблоки падали на головы людям, просто потому что падали!».

— Как две бабы на базаре! — сказала вслух Ира и тут только констатировала, что мобильник уже давно молчит.

Ира покрутила его в руках и отложила в сторону.

— Все, что мне сейчас нужно — это смирение, а смирение — это отказ от бесплодной борьбы с обстоятельствами в пользу овладения собой. Чем полнее я властвую собой, тем эффективнее я управляюсь с обстоятельствами. Не нужно пытаться изменить обстоятельства, какими бы они ни были, в какой бы реальности ни происходили. Нельзя ни на минуту забывать, что в конечном итоге все для меня. Все для завоевания полной и безграничной власти над собой, — отчетливым шепотом, как заклинание проговорила она себе, не до конца осознавая «с чего бы это?», но абсолютно ясно понимая зачем.

Ира уверенно взяла в руки мобильник и набрала Рауля.

— Рауль, привет, ты мне звонил? — будничным тоном спросила она.

— Да, Ира, звонил, — обворожительно бархатным голосом проворковал Рауль и замолчал.

Ира констатировала, что осознанно или неосознанно, но ее реакцию Рауль просчитал точнейшим образом. «А вот фиг тебе!», — разозлилась она всем своим существом и на пойманной волне:

— Слушай! Представляешь? — и принялась эмоционально высказывать какую-то идею по поводу оптимального решения какой-то производственной проблемы, сочиняя ее на ходу и только по ходу с небольшим опозданием понимая, что идея действительно из разряда гениальных. — Представляешь, если это так, то сразу после Нового Года можно запускать линию. Впрочем, думаю, что к запуску будет все готово и до праздников, только вот делать это в такое время не самое разумное.

— Ты права. Предпраздничное настроение мало вяжется с рабочим.

— Вот именно! Терпеть не могу праздники! Хоть и знаешь о них заранее, они все равно сваливаются на голову совершенно неожиданно, и всё ни с того ни с сего натыкается на бетонную стену всеобщего безделья!

Рауль рассмеялся.

— Сама-то как праздновать собираешься?

— Праздновать?! Рауль, я собираюсь мужественно переживать тяжелые времена.

Рауль снова рассмеялся.

— Может, я смогу предложить тебе занятие поинтересней?

Тут рассмеялась Ира.

— Рауль! Я безмерно счастлива, что ты неравнодушен к моей горькой участи и всеми силами готов помочь, но только помочь мне можно лишь одним.

— Чем, если не секрет?

— Пристрелить, чтоб не мучилась!

Рауль рассмеялся.

— Ну и шуточки у тебя, Ира!

— Уж извиняйте! Как умеем, так и шутим! Ладно. Знаешь, меня, как осенило, так я и думать больше ни о чем другом не могу. Так что, до завтра!

— До завтра…

Ира выключила мобильник и расплакалась.

«…предлагаемые обстоятельства вряд ли коснуться жизни во миру, а это сложнее. Когда что-то не так в обычной жизни, есть сочувствие, понимание и поддержка родных и близких. А вот когда во всем, по меркам окружающих, сопутствует успех и удача и, по их мнению, и пожаловаться не на что — это гораздо тяжелее». Как прав был Женечка!

Ира в изнеможении соскользнула с кровати на пол, задев рукой лежавший на тумбочке нож и тарелку с апельсиновыми корками. На звук упавшего ножа и разбившейся тарелки наложилась резкая боль в ноге. Ира вскрикнула и схватилась за источник боли. Джинсы оказались распоротыми, а их ткань — горячей и мокрой от крови. Ира задрала штанину — ранка была небольшой и вроде неглубокой, но кровь хлестала аж под напором. Все попытки остановить ее оказались тщетными. Ира набрала Генку.

— Геночка, — кривясь от боли, проговорила она, — я тут порезалась и никак кровь остановить не могу.

— Ирчик! Я мигом! — в волнении ответил он.

Ира кое-как доковыляла до двери и, отомкнув ее, опустилась рядом — сил на то, чтобы вернуться в комнату, не осталось. Последняя ясная мысль гласила, что «мигом» это не раньше, чем минут через двадцать, ведь Генка вряд ли находился сейчас в отеле. А затем боль пропала, и стало как-то по-особенному хорошо и легко. Как сквозь сон Ира увидела склонившегося над ней Генку, который одной рукой зажимал ее рану, а другой мобильник, в который что-то говорил. А потом она растворилась в густом золотистом свете.

Горы! Какие они красивые с неба! Где-то далеко внизу стоял Радный. Он смотрел на нее своим тяжелым взглядом и вроде махал рукой. Жест выглядел как-то неоднозначно. Потом кто-то сказал:

— Ваша кровь идеально подходит.

В ответ голос Радного разразился несусветным матом и добавил:

— Уроды! Я вам уже полчаса об этом твержу!

— Вы что, родственники? — бесстрастно поинтересовался кто-то из «уродов».

— Какая разница! — взревел Радный и снова перешел на фольклорный вариант русского языка.

Вокруг что-то гремело, суетилось, а потом снова послышался рев Радного:

— Напрямую лей! Дура!

Голоса стерли горный пейзаж, и Ира снова парила в густом золотистом свете, сквозь который постепенно стала проявляться, поначалу показавшаяся ей странной, картинка. Потом она как-то сразу почти отчетливо вспомнила, как порезалась и как звонила Генке. Картинка стала почти резкой. Ира увидела себя в больничной палате. Рядом, лицом к ней сидел Радный. Из одной его руки, извиваясь, тянулась к ней в руку трубка, а другая лежала у нее на лбу. Радный сосредоточенно смотрел на Иру. Она открыла глаза. Картинка осталась прежней, только ракурс поменялся.

— Как себя чувствуешь? — тихо, мягко, тепло, нежно и заботливо спросил Радный.

— Еще пока не чувствую, — слабым голосом ответила Ира.

Радный усмехнулся.

— Летаешь? — тем же теплым голосом спросил он.

— Да вроде уже приземлилась…

— Не разговаривайте с больной! Ей нельзя напрягаться! — проверещал откуда-то приказным тоном противный женский голос.

— Слушай! Свали, а! По-хорошему, свали! — рявкнул на нее Радный, а потом тихим мягким голосом обратился к Ире. — Не обращай внимания — у медиков свои причуды.

— Блин! Я же джинсы разрезала! — вспомнила вдруг Ира.

— Да-а! Это грандиозная проблема! — усмехнулся Радный. — Теперь я понимаю, откуда столько крови натекло!

— А что, много натекло? — спросила Ира.

— Много… Метко ножи роняешь!

Ира вдруг скривилась.

— Больно? — поинтересовался Радный.

— Угу…

— Потерпи. Вообще-то, это хорошо, что чувствуешь, а то, когда шили, даже не дернулась. Напугала, однако — шили-то на живую!

В этот момент в палату влетел, на ходу напяливая светло-салатного цвета халат, немолодой мужчина.

— Станислав Андреевич! Что стряслось? Я у матушки в деревне гостил, так что раньше прибыть ну никак не мог.

— Да вроде уже все нормально, Петр Иванович. Одному дивлюсь, где ты весь этот даун-хаус набрал? Все, как один — полные идиоты.

— Ох, Станислав Андреевич, сам мучаюсь, но других бог не дал, — прослушав Ирин пульс, а затем пульс Радного, сказал Петр Иванович.

Затем он померил Ире давление. Удовлетворенно кивнул головой и избавил Радного с Ирой от связывавшей их трубки. Потом он осмотрел Ирину рану.

— Странно… очень странно… из-за такой ерунды такая потеря крови, — он заглянул в лежащие на тумбочке бумажки, — притом, что свертываемость в полной норме. Как Вас угораздило-то?

— Сама не знаю. Случайно смахнула нож с тумбочки и поранилась.

— И что дальше?

— Тут же схватилась за ранку и чувствую, что джинсы уже мокрые. Как ни пыталась остановить сама, не смогла и позвонила знакомому.

— А скорую сразу вызвать не вариант было?

— Знаете, я как-то не подумала, что это настолько серьезно. Ранка-то маленькая совсем. По сути — царапина.

— Станислав Андреевич, а Вы, как себя чувствуете?

— Мне-то что?

— Как что? Кровушкой-то с барышней поделились по-царски!

— Вы ж знаете — от меня не убудет.

— Знаю-знаю, но все ж предлагаю Вам ночь провести у нас. На всякий случай.

— Ни к чему. Я в полном порядке.

— Как скажете, — рассеянно проговорил Петр Иванович, еще раз пробегая глазами бумажки лежавшие на тумбочке. — Препараты все хорошо переносите? — спросил он у Иры, поднимая глаза.

— Вроде да.

Он ненадолго вышел и вернулся со шприцем и ампулой.

— Что это? — спросила Ира.

— Ничего сверхъестественного. Рана ныть перестанет, и выспитесь, как следует, — ответил он и ввел ей в вену лекарство.

Утром на удивление самой себе Ира чувствовала себя замечательно. Она встала с кровати и прошлась. Рана немного ныла, но особого беспокойства не причиняла. Особое беспокойство причиняло то, что ее разрезанные и окровавленные джинсы использованию по назначению более не подлежали. Однако, вопрос Чернышевского «что делать?» стоял лишь до того, как Ира, к своей неописуемой радости, обнаружила, что ее родной мобильник на счастье с ней, и тут же набрала Генку.

— Доброе утро, Геночка!

— Ирчик! Ты жива! — завопил он.

— А ты что, надеялся от меня раз и навсегда отделаться?

— Во! И даже шутишь — значит, всё в порядке!

— Нет, Генка, не всё.

— Ирчик! В чем проблемы?

— Приезжай сюда — узнаешь. Надеюсь, ты в курсе, где я? А то для меня самой это тайна, покрытая мраком.

— В курсе, Ирчик, в курсе. Скоро буду.

Появился он на пороге палаты уже через пятнадцать минут.

— Ирчик! Как ты!

— Ген, все нормально за исключением того, что из палаты я выходить, к сожалению, не могу.

Она села и вытащила из-под кровати свои изуродованные джинсы.

— Мама дорогая! — воскликнул Генка.

— Вот именно.

— Что же ты сразу-то не сказала?

— Видишь ли, с собой у меня других нет, так что придется покупать новые.

— Так что же ты сразу не сказала?

— Ну сказала бы я тебе сразу, и что?

— Что-что — купил бы по дороге сюда!

— Ген, дамские джинсы — это не мужская рубашка. Тут знаешь сколько тонкостей?

— Ирчик, ты что забыла, что я на глаз целый кордебалет одевал?

— Чего их там одевать! Они все одинаковые!

— Так, Ирчик, зря ты сомневаешься в моих способностях, — отчеканил Генка и мигом исчез.

— Ген, подожди, дай я расскажу тебе, что мне нужно! — крикнула ему вслед Ира.

Генка просунул в дверь голову и, состроив гротескную рожу, сказал:

— Ни к чему!

Он вернулся через полчаса, протягивая Ире пакет:

— Меряй! — торжественно продекламировал он.

— Может, ты хоть отвернешься?

— Ой! Извини! — Генка жеманно отвернулся и добавил. — Если Гаров узнает, что ты в моем присутствии надевала штаны, он меня точно со свету сживет!

— Генка! Не паясничай!

— Как скажешь!

Ира влезла в джинсы и отметила, что сидят они идеально.

— Геночка! Ты гений! Дай я тебя обниму!

— Обнимай, только вот об этом Гарову ни за что не рассказывай!

— Договорились! Не расскажу!

Генка оглядел Иру со всех сторон.

— А ты классно выглядишь, Палладина! Так! Стой! — вдруг спохватился он. — А что ты собираешься делать?

— Как что? — удивилась Ира. — Лечить пораненную ножку.

— Это правда? — недоверчиво спросил Генка. — А то мне сейчас показалось — на одну минуту — что весь этот переполох с джинсами исключительно для того ты затеяла, чтобы удрать на фабрику. Тебе ж здесь вон халатик, я вижу, выдали!

— Генка! — воскликнула Ира. — Ты в своем уме? Какая фабрика? Я ж чуть не померла намедни!

— А джинсы тогда зачем? — подозрительно спросил Генка.

— Ген, ну не выношу я больничную одежду!

— Ладно… Смотри мне!

— Да, слушай, извини, ради бога…

— Что такое?

— Да что-то сразу не сообразила, может, ты мне кроссвордов каких принесешь, а то скучно.

— Ну конечно принесу!

Генка вмиг скрылся, и через пять минут Ирино желание было исполнено. Он уселся рядом с ней, и они немного поболтали, а потом Ира убедительно изобразила усталость, и Генка свалил. Ира немного выждала, повалявшись в постели, затем встала и выглянула в окно. Очень даже кстати выглянула — Генка стоял у центрального входа и курил.

— Не поверил… — задумчиво произнесла Ира, наблюдая за ним.

Генка ушел только минут через десять. Ира отвернулась от окна и тут же услышала доносящийся из коридора голос Петра Ивановича. Она быстро стянула с себя новые джинсы, спрятала их в тумбочку и легла в постель. Как раз вовремя — Петр Иванович зашел в палату. Он осмотрел ее ранку, поинтересовался самочувствием, измерил температуру, пульс и давление.

— Ну что ж, я думаю, дня через три Вы будете в полном порядке, — заключил он и, порекомендовав Ире все эти три дня сохранять полный покой, удалился.

«Как бы ни так», — подумала Ира и, лишь только его шаги растаяли в дебрях больничных коридоров, встала с кровати. Тут она обнаружила, что есть еще одна проблема с побегом — обувь. При ней были ее тапочки, которые своим внешним видом вполне сгодились бы в качестве уличной обуви в родном теплом Сочи. Здесь же столбик термометра вряд ли поднимался выше минус пяти, а всю поверхность тротуара покрывал утрамбованный слой снега. Ира извлекла из-под кровати свои старые джинсы и, порывшись в карманах, обнаружила четыре десятки и полтинник. «Хоть что-то», — заключила она, не имея понятия, как далеко от отеля она находится и сколько денег понадобится, чтобы добраться на такси. Тем не менее, она выскользнула из палаты и, стараясь не попадаться никому на глаза, покинула здание больницы. Расценки таксистов, по сравнению с родным Сочи, здесь оказались прямо пропорциональны температуре воздуха. Так что, когда Ира зашла в отель, четыре десятки продолжали покоиться в кармане. Она без проблем поднялась к себе в номер, оделась, как полагается, и на том же такси подъехала к новому, уже почти полноправному корпусу мебельной фабрики.

— Ира! — удивленно воскликнул Рауль.

— Тссс! Тише! — шепотом одернула его она. — Радный здесь?

— Вроде нет…

— Фух! — Ира перевела дух. — Будем надеяться, что мое появление останется незамеченным.

— Ира! Как ты себя чувствуешь?

— Все нормально.

— Нормально? Геннадий с утра такие ужасы рассказывал!

— Слушай его больше! Ничего страшного, просто поцарапалась случайно, да видно на какой-то сосуд попала.

— Как это случилось?

— Нож на тумбочке лежал, я его случайно задела, он упал и полосонул по ноге. В общем, простая нелепость. Честное слово, сама бы ни за что не поверила, что обычный нож, которым я до этого с трудом апельсин очистила, способен в свободном падении распороть джинсы и поранить кожу так чтоб кровь фонтаном хлестала. Ладно, что было — то было, а сейчас давай делом займемся.

Как Ира правильно поняла, до ее появления перепуганный Генкой Рауль пребывал в состоянии шока и абсолютной потерянности и, естественно, ничего путного сделать не успел. Она вновь изложила ему свои соображения, и они принялись воплощать их в жизнь. Деятельность полностью поглотила их, и Ира аж вздрогнула, когда за ее спиной послышался голос Радного:

— Опаньки! Ира, а что это Вы тут делаете?

— Работаю, Станислав Андреевич, — честно призналась она.

— Стас, — сверля ее тяжелым взглядом, напомнил Радный, как ей следует его называть.

— Стас… — послушно поправилась Ира.

— Я вижу, что работаете, но мне казалось, что в Вашем состоянии Ваше место в больничной палате, Ира.

— Стас, — умоляюще проныла Ира, — мне вчера такая идея пришла!

— Ага! Кровь вышла, а идея пришла?

— Нет, как раз таки совсем наоборот! Идея пришла, а потом кровь вышла, — шутилось очень легко и естественно, но Ира не обратила на это внимания — ее полностью поглотил сам процесс.

— Хорошенькие к Вам, Ира, идеи приходят, однако!

— Стас, — уже серьезным тоном сказала она, — если мои догадки верны, то мы спокойно закончим наладку к Новому Году, с чистой совестью отпустим людей на декларированные государством каникулы, а по их завершению можно будет сразу приступать к пуску.

— Ира, Вы серьезно?

— Совершенно! Теперь, я думаю, Вы понимаете, что при таком раскладе тупо валяться на больничной койке совершенно невозможно! Тем более что чувствую я себя очень даже замечательно!

— Я Вас понимаю, Ира, но не верю ни единому слову из Вашего последнего заявления, так что сейчас сюда приедет Петр Иванович и будет на месте контролировать Ваше состояние.

Радный потянулся за мобильным. Ира остановила его.

— Ни к чему. Я действительно хорошо себя чувствую, а если что-то будет не так, то обещаю тут же поставить Вас в известность. Да и Рауль ведь постоянно рядом.

— Как скажете… Рауль, а Вы присматривайте за ней в оба, а то она за работой сознание потеряет и не заметит.

— Не волнуйтесь, Станислав Андреевич. Я знаю, что потеря крови — это не шутки.

— Слышите, Ирина? — Радный строго посмотрел на нее.

— Слышу, слышу, — изобразила зайца из «Ну, погоди!» Ира.

Ира не обманывала. Она действительно чувствовала себя достаточно сносно, однако шастать по проходам в этот день остереглась, хоть ей и не терпелось рассказать о случившемся и Зиву с Лоренцем, и Женечке. Впрочем, Гарову все доложил Генка, в чем Ира и не сомневалась, а потому Женечкин звонок не стал для нее неожиданностью.

— Жень, не переживай! Все в полном порядке! — заверила она его, ловя краем глаза, как во взгляде Рауля промелькнул лучик чего-то похожего на ревность.

Женечка догадался, что она не одна и не может говорить свободно, а потому не стал настаивать на подробном отчете.

После обеда вновь приехал Радный, но уже в сопровождении Петра Ивановича, который, осмотрев Иру, остался чрезвычайно доволен, но все же настоял, чтобы Ира хотя бы еще эту ночь провела в больнице. Она не стала сопротивляться, и вечером Радный самолично отвез ее туда, а утром самолично забрал.

Днем Ира заглянула к Зиву и Лоренцу, но разговора в том русле, как бы ей хотелось, не получилось. Не получилось отчасти из-за нее самой же, потому что все, что с ней приключилось, она преподнесла как нечто до ужаса забавное. При этом Ира заметила, как и Зив, и Лоренц старательно пытаются скрыть охватившее их волнение. «Скрывают — значит ненужно настаивать», — сказал ей внутренний голос. Ира уже направлялась обратно, когда Зив вдруг остановил ее:

— Ира, скоро Новый Год, а Новогодняя ночь, с одной стороны, ничем не отличается от других ночей, а с другой — люди делают ее магической и она действительно — для людей — становится таковой.

— Я должна совершить нечто особенное в эту ночь? — спросила Ира.

— Да, — загадочно промурлыкал Лоренц.

— Загадать желание?

— Ни в коем случае! — компетентно заявил Лоренц. — Все твои желания прекрасно сбываются и без магической поддержки аккумулированной человеческой энергии.

— Тогда что же?

— Не знаем… — с оттенком мечтательности проурчал Зив. — Новогодняя ночь действительно волшебная для людей, и если не зацикливаться на загадывании желаний и прочей, так любимой людьми, чепухе типа гаданий или поздравлений родных и близких, то можно обнаружить очень интересные вещи.

— Например?

— Не знаем. Все зависит от тебя, — ответил Лоренц.

— Не обижайся, что мы говорим загадками. Мы не специально. Просто Новогодняя ночь действительно уникальное явление, которым грех не воспользоваться, вот мы тебе и намекаем тебе. А что может произойти и что произойдет, мы действительно не знаем. Магия Новогодней ночи действует исключительно в человеческой сфере.

— В общем, пойди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что? — весело, но с оттенком обреченности задала Ира полуриторический вопрос.

— Не знает рациональное, а у иррационального, скорее всего, уже давно созрел очень конкретный план. Твоя задача всякими там традициями и приличиями не помешать самой себе воплотить его в жизнь, — проурчал Зив.

Вечером, воспользовавшись с боем добытым разрешением Петра Ивановича не ночевать более в больнице, Ира отправилась к Женечке.

Женечка, как и Зив с Лоренцем, тоже волновался, но его переживания носили иной характер, и, к тому же, в отличие от Зива и Лоренца, он не пытался скрывать свои эмоции. Мало того, что Женечка заставил Иру подробно рассказать, как случилось, что на нее «напал нож», но так же потребовал, чтобы она ему максимально точно показала, как именно это случилось. А вот Ирины яркие впечатления от пребывания в состоянии, которое принято называть «без сознания», Женечку интересовали мало. Он лишь рассеянно кивал, едва слушая. Ира видела это, но продолжала рассказывать. Рассказывать в большей степени для себя любимой, не без удовольствия погружаясь в воспоминания. Однако, когда она подошла к моменту своего возвращения в сей мир, и поведала, как картинку реальности сначала увидела со стороны, а уже затем из собственного тела, Женечка вдруг вскочил:

— Что???!!! — завопил он так, что Ира аж вздрогнула от неожиданности.

Она принялась подробно рассказывать о своем восприятии больничной палаты из положения стороннего наблюдателя, но Женечка перебил ее:

— Ира, ты абсолютно уверена, что тебе не привиделось, и тебе действительно делали прямое переливание крови, и что донором был Радный?

— Абсолютно. Именно разговаривая с ним, я окончательно пришла в себя.

Женечка встал и начал нервно ходить по комнате:

— Ну, Генка! Когда же он перестанет быть конченым придурком?! Почему он мне ничего не сказал?!

— Жень, я думаю, он просто не знает об этом.

— Его рядом не было?

— Нет. По крайней мере, я его не видела.

— Так не было или не видела?

— Не видела, а потому считаю, что его там не было. Сам посуди, разве пускают толпы в палаты интенсивной терапии?!

— Ты права…

— Жень, извини за праздное любопытство, но насколько я знаю, мораль и нравственность тебя мало интересуют, а в том, что Радный стал для меня донором, я, кроме высоконравственного поступка, ничего эдакого не вижу.

— Ира! Представь себе — я тоже! — нервно рявкнул Женечка.

— Жень, тогда скажи: что с тобой происходит?

— Ира, а тебе не кажется странным, что сначала тебе, уловив твой настрой, звонит Рауль, потом тебя чуть ли не до смерти режет просто соскользнувший с тумбочки почти тупой нож, а потом очень вовремя рядом появляется Радный, у которого очень кстати оказывается та же, что и у тебя, группа крови и который об этом, ко всему прочему, прекрасно осведомлен? Что скажешь?

— Жень, ну с чего ты решил, что Радный будто бы заранее знал, что у нас с ним одна группа крови?

— Ты же сама только что рассказала!

— Жень! По-моему, ты стал параноиком! Ну согласись, ведь понимая, что переливание крови неизбежно, мне, естественно, сделали анализ для определения группы. Вполне нормально, если результаты огласили присутствующим, и нет ничего странного в том, что Радный знает свою группу крови. Однако, для того, что бы он мог стать донором, ему, естественно, не поверили на слово и тоже сделали анализ. И вполне логично предположить, что ожидание результатов в такой критической ситуации не способствовало душевному покою и умиротворению.

— Ир, все это так, — более спокойно и даже сев в кресло, проговорил Женечка, — но что-то мне во всем этом ужасно не нравится…

— Да… — Ира ненадолго задумалась. — Стечение обстоятельств само по себе не возникает. Обстоятельства стекаются под действием определенных сил. Когда тебе, Жень, известно, что это за силы — ты совершенно спокоен, что бы ни происходило, но когда ты не в курсе, то впадаешь в панику, притом тоже вне зависимости от того, что происходит. Так?

Женечка пристально посмотрел на Иру.

— Да, госпожа Палладина, я заметил, что с некоторых пор ты стала манипулировать неким нечто, недоступным мне. Ир, я не против, на самом деле не против. Однако… Извини, но ты вызываешь у меня ассоциации с двухлетним ребенком который самозабвенно забавляется с каким-нибудь оставленным без присмотра включенным электроприбором.

— Жень, но я ведь вроде как пока еще жива и здорова…

— Ну да… «вроде как пока еще»…

— К тому же ты ведь сам как-то сказал, что я не могу делать что-либо неправильно, так как делать что-либо правильно, это значить действовать в соответствии с какими-либо правилами, а эти самые правила, по твоим словам, я и выбираю.

— Ну надо ж! Вспомнила!

— А я никогда и не забывала… вообще-то…

— Ирка, я всегда подозревал, что ты попросту дуришь меня, изображая перепуганную деточку.

— Жень, я не изображала и не изображаю. Мне действительно часто бывает не по себе. Обычные люди постоянно о чем-то переживают и из-за чего-то нервничают только потому, что живут как бы вслепую. Ты, как правило, точно знаешь, что происходит. Ты привык к этому, и если нечто выходит за рамки известного тебе, тебя охватывает такая паника, которой позавидует самый заправский неврастеник.

— Палладина, ты собралась мне мораль почитать разнообразия ради?

— Отнюдь! Я пытаюсь привести себя в чувства после твоей вспышки. Знаешь, зрелище поистине грандиозное, особенно, учитывая мое мнение, сложившееся о тебе.

— Ир, прости, если я действительно напугал тебя.

— Прощаю, — Ира улыбнулась. — И прощаюсь, — добавила она, — так как завтра ждет очередной напряженный день, и мне пора баиньки.

Ира направилась к проходу, но у самой двери остановилась.

— Жень, ведь на самом деле никто не знает — ни ты, ни я — что правильно, а что нет, да и может ли быть в самом принципе что-то правильным или нет.

— Ты права… В наших силах, на самом деле, лишь поступать безупречно не будучи уверенным в правильности действий.

— И ты безупречно не мешаешь мне?

— Стараюсь, по крайней мере. И знаешь, это совсем несложно.

— Разве?

— Тебе попробуй, помешай!

Ира, выйдя из Женечкиной кухни в зал кафешки, вопреки первоначальному плану сразу направиться в отель, уселась за столик и заказала стакан грейпфрутового сока. Чрезмерно учтивый официант предложил испробовать какой-то эксклюзивный десерт, который по его словам готовят исключительно лишь в этом заведении. Ира не отказалась. «Эксклюзивом» оказался обыкновенный сметанный мусс с фруктами, который она частенько делала для Лешки, а иногда, под настроение, и для себя любимой. В общем, ничем, ранее не испытанным, десерт не отличался, но приготовлен был мастерски, и Ира окунулась в наслаждение любимым вкусом. Находясь в состоянии некой эйфории, она даже не сразу поняла, что поет именно ее мобильник.

— Ира, извините за грубость, — проговорила трубка голосом Радного, — но скажите на милость, где Вас черти носят?

— Я в кафе.

— В каком?

Ира осознала, что понятия не имеет ни о названии, ни о месте нахождении относительно расположения улиц. Она силилась объяснить, как проехать, и вдруг вспомнила, что Генка бывал здесь.

— Стас, а там Гена, чисто случайно, не рядом с Вами? — спросила она.

— «Чисто случайно» — рядом.

— Он как-то заходил со мною в это кафе.

— Замечательно! Ждите нас — сейчас подъедем.

Ира заказала еще стакан сока и «эксклюзивный» десерт. Не прошло и пяти минут, как в зал вошли Генка с Радным.

— Как дела, Ира? — спросил Радный, усаживаясь за столик.

— Очень хорошо! Думаю, эдак числу к двадцать пятому, самое позднее к двадцать восьмому, с наладкой будет покончено.

— Ну, Ирчик, в этом никто не сомневается! — изрек Генка. — Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

— Превосходно!

— Мы очень рады, Ира, — жестко проговорил Радный, — но, тем не менее, считаем, что Вы нуждаетесь в хорошем отдыхе, а, учитывая производимое Вами впечатление, есть мнение, что самостоятельно Вы вряд ли способны себе его обеспечить. Ген, ты со мной согласен?

— Абсолютно!

— Господа! Вы меня пугаете, однако…

— Гена, я сказал что-то страшное? — улыбнувшись, спросил Радный.

— Отнюдь, Стас.

— Вот видите, Ира, бояться Вам нечего. Мы, немного подумав, решили, что наиболее полноценно отдохнуть Вы сможете исключительно лишь в предназначенном для этого заведении и в компании исключительно лишь Вашего сына.

— Ирчик, с твоим Лешкой я уже переговорил — он в восторге от этой затеи, тем более, что не чаял оказаться в России и увидеться с тобой ранее лета. Стас забронировал для вас двухкомнатный люкс в пансионате. Ну, в том, где мы на лыжах катались.

— Мне показалось, что Вам там понравилось. Я прав?

— Да… — Ира чувствовала себя в легком шоке. Однако перспектива отвлечься от всего в обществе сына, выглядела действительно весьма заманчивой.

— Вот и чудесно. Двадцать пятого декабря приедет Алексей, и я отвезу вас в пансионат. А если в течение еще нескольких дней Ваше присутствие понадобится на фабрике, буду высылать за Вами машину. Ну а потом прослежу, чтобы до восьмого января включительно вас никто не беспокоил.

— Спасибо… — сказала Ира из состояния эйфории.

Радный улыбнулся, а Генка рассмеялся.

— Стас, держу пари, что Ирчику еще никогда в жизни не приходилось отдыхать, как все нормальные люди. Тем более, полмесяца подряд.

— Ира, да неужели? — хитро сощурившись, спросил Радный.

— Воистину… — ответила Ира.

Генка рассчитался с подошедшим официантом, и Радный отвез их с Ирой в отель.

— Ирчик, я догадывался, что наша со Стасом идея тебе понравится, но не ожидал, что до такой степени! — удовлетворенно отметил Генка, провожая Иру до номера.

— Еще б не понравилась! Я с ужасом думала, как переживу время вынужденного простоя, да еще на самом интересном месте, так что даже не знаю, возможно ли придумать что-нибудь более удачное.

— Ирчик, я очень рад. Тебе действительно нужно как следует отдохнуть и отвлечься, — многозначительно сказал Генка, чмокнул Иру в щеку и удалился.

Впрочем, Ира сама не совсем понимала причины накрывшей ее эйфории облегчения. Конечно, провести полмесяца с сыном, не будучи при этом обремененной никакими проблемами, — это здорово, но что-то в этом было еще. Что-то такое, привкус чего явно ощущался, но у Иры никак не получалось найти ему определение. Она уснула в состоянии блаженства, а утром еще в полудреме сам собой пришел ответ: «более ненужно беспокоиться о том, что делать в Новогоднюю ночь», — сказал голос внутри нее. Ира окончательно проснулась, разбуженная этим голосом, и вспомнила наполненный неопределенностью совет Зива.

До двадцать пятого декабря оставалась неделя, которая ознаменовалась для Иры неуклонным ростом интенсивности во всех сферах. Каждый день казался вечностью. Происходило столько всего, что у Иры не укладывалось в голове, почему она вечером не падает от усталости, откуда берутся силы на общение с Женечкой и экскурсии в поющий дом, который неизменно встречал ее «Танцем с саблями». Хачатуряновский шедевр стал для нее лейтмотивом этих дней. Каждую минуту до краев наполняло действие, но при этом посреди дня всегда находилось время заглянуть к Зиву и Лоренцу, правда, ненадолго. При этом при всем во сто крат усилилась ее страсть к Раулю. Ира чувствовала, что если бы не ставшее постоянным присутствие либо Генки, либо Радного, либо их вместе, она, плюнув на все, отдалась бы ему прямо здесь в новорожденном цехе. Рауль, без сомнения, испытывал то же самое, но с некоторых пор обстоятельства ни на миг не оставляли их tet-a-tet. Даже во сне. Рауль стал сниться ей ночи напролет, но даже в сновидении постоянно присутствовало нечто, не дававшее им приблизиться друг другу на расстояние позволявшее соприкоснуться телами. Впрочем, средь бела дня Рауль использовал каждый повод, чтобы дотронуться до Иры, чем приводил ее в состояние на грани помешательства, которое Ира, незнамо как, умудрялась не делать общественным достоянием.

Двадцать пятого вечером все работы по наладке торжественно завершились. Под конец организованного Радным по этому поводу фуршета с диким радостным воплем «Мамулик!!!» в цех ворвался привезенный Генкой с вокзала Лешка, и Радный тут же, даже не дав Ире ознакомить сына с плодами своей деятельности, отвез их в пансионат.