Глава 41 Намеки, догадки, ассоциации и предчувствия

Глава 41

Намеки, догадки, ассоциации и предчувствия

Утром Ира обнаружила себя в гордом одиночестве на Женечкиной кровати. Стрелки настенных часов образовывали прямой угол, извещая о том, что нынче девять утра. «Итак, до официального новоселья Радного осталось ровно тридцать три часа», — констатировала Ира. Она вздохнула, бодро спрыгнула с кровати и отправилась в душ.

— Палладина! Да ты, никак, проснулась! — прозвучал Женечкин голос, перекрывая шум воды, а потом появился и он сам, бесцеремонно отодвигая занавеску.

— Доброе утро! — приветствовала его Ира, выключая воду. — Ты давно встал?

— Да уж тружусь вовсю!

Женечка, внимательно пронаблюдав процесс Ириного вытирания, подхватил ее на руки, не дав даже завернуться в полотенце, и отнес в гостиную, в которой царил несвойственный ей обычно жуткий бедлам, впрочем, состоящий всего-навсего из валяющегося на диване честно трудящегося ноутбука и разбросанных по всему столу листков бумаги.

— Может быть, я все-таки одену на себя что-нибудь? — спросила Ира, бережно водруженная Женечкой в кресло.

— Не-а! Ты мне так больше нравишься.

— Я заметила, что более всего тебе нравлюсь в состоянии смущения и неловкости.

— Наблюдательность занимает одно из последних мест в списке твоих достоинств, но в данном случае, она тебя не подвела, — Женечка довольно улыбался. — Видишь ли, когда ты находишься в подобном состоянии с тобой проще общаться.

— Вполне логично предположить, что если б каким-то образом легкое смущение стало моим доминирующим состоянием, тебе бы не понадобилось напрягаться по поводу освоения сети проходов Зива с Лоренцем. Кстати, а где они?

— Свалили еще вчера вечером, — Женечка пристально сканировал Ирино тело взглядом, а она поняла, что он уловил ее намек на использование проходов не только для попадания «куда-то», но и к «кому-то». Женечка усмехнулся. — А с логикой, госпожа Палладина, у Вас все в полном порядке… — проговорил он очень медленно. — И не только с логикой, — добавил Женечка после небольшой паузы, продолжая пытку пристальным взглядом, от чего Ира съежилась.

— Всё! Хватит! — воскликнула она и решительно поднялась.

— Сядь! — безжалостно рявкнул на нее Женечка. Казалось, сам звук его голоса откинул Иру назад в кресло. — Ира, чем бы ты ни являлась по сути, на данный момент ты — человек. Человек в гораздо большей степени, чем я. На то, чтобы эту степень снизить, требуется время и упорство, а еще — веские причины, зачем и ради чего измываться над собой.

Если хочешь, я попытаюсь научить тебя всему, что умею сам. Но, боюсь, ты зря потратишь время, не на то употребишь свое упорство, так как веских причин постигать все это, у тебя нет. Тебе нужно разобраться «почему и зачем так», а не выяснять «как могло или может быть иначе». То, что ты выяснишь, никогда не станет доступным всем и каждому. И не потому, что большинство не способно на это, а потому, что задачи перед ними стоят совершенно другие.

Боюсь, никто уже не сможет изменить направление процесса. Боюсь, единственная стоящая возможность — это найти достойное употребление тому, что сложилось. Не подумай, я не учу тебя и, как ты выразилась, не изобретаю для тебя смысл жизни. Я лишь высказываю свое мнение, которое считаю нужным донести до тебя, но к которому ты вовсе не обязана прислушиваться, а тем более ему следовать. Просто, ты нынче человек и добилась ты этого с величайшим трудом, а мне не хочется, чтоб твои усилия оказались тщетными. Правда, не мне о том судить, так как именно то, что мне может казаться тщетным, на самом деле преисполнено самого что ни на есть глубокого смысла.

— Жень, прости, но я не совсем понимаю, о чем ты и самое главное — к чему это?

— Прости, Ир, я совершенно иначе представлял то, что должно произойти, когда ты здесь родишься. Это, безусловно, мои проблемы, в смысле то, что я там себе нафантазировал. Знаешь ли, и Иисус, как мессия, не оправдал ожидания евреев. Тем не менее, человечеству даже сложно себе представить, сколь многое ему все же удалось изменить.

— Женечка, а тебе не кажется, что Иисус, в отличие от меня, сам, вообще-то, вполне отчетливо представлял, кем является. Я же упорно продолжаю считать себя более-менее одаренным дизайнером и художником. Да, со странностями, типа разговоров с отдельными представителями фауны, прослушивания музыкальных композиций в исполнении объекта недвижимости и нестандартных перемещений в пространстве. Однако все это ничего не меняет по сути.

— Вот именно, Ира! То, куда мне предлагают тащить тебя известные тебе эксклюзивные представители фауны, по сути ничего не меняет. Но они упорно сбивают тебя на этот путь.

— А вот тут позволь с тобой не согласиться.

— В чем интересно? — перебил Иру Женечка. — В том, что, раз по сути ничего не меняется, так почему бы, разнообразия ради, не поиграть в недоступные другим игрушки, так?

Ира рассмеялась:

— Нет, Жень, не согласна я с тобой в совершенно ином.

— И в чем же тогда?

— Они меня ни с чего не сбивают и никуда не толкают.

— Ир, они тебе проходы показали.

— Только и всего. Очень удобно, кстати. Без знания о проходах я бы точно в этом году загнулась.

— Еще обвини меня в сокрытии удобного способа перемещения! — в раздражении бросил Женечка.

— Жень, причины, по которым ты меня не посвящал в это, мне хорошо известны.

— Палладина! Иди, оденься! — воскликнул Женечка, вдруг вскочив, отводя от нее глаза.

— Это почему же? — с ехидным торжеством спросила Ира. — Что-то разладилось? Легкое смущение перестало работать по заданной программе?

— Ирка! Оденься! — Женечка отвернулся от нее, уставившись в потолок.

— Ладно. Как скажешь.

Ира прошла в спальню и вернулась оттуда в шортиках и топе.

— Ира, — начал Женечка, продолжая не смотреть на нее, — как только ты поселилась в этом доме, все пошло не туда, точнее, не туда, куда я предполагал.

— Жень, позволь тебе напомнить, что все вообще куда-то пошло лишь после того, как я в этом доме впервые побывала.

Женечка вдруг будто окаменел. Ира выждала немного, но он так и оставался в ступоре.

— Женечка, что с тобой? — тепло и нежно спросила она.

— Я считал, что должен вести тебя. Судя по всему, я просчитался, — тихо проговорил он, перевел дух и, наконец, снова сел.

— Так ты и вел меня. И сейчас все еще ведешь, — попыталась успокоить его Ира.

— Видимо, не так и не туда.

— Женечка! Если б что-то было не так, то я, наверное, и не пошла бы, верно?

— Отчасти да, но ведь ты все больше и больше своевольничаешь.

— Жень! Брось! Если бы ты не был мне нужен, неужели у тебя бы получилось найти меня?

— Верно, Палладина, — со вздохом, но, уже вполне овладев собой, сказал Женечка. — Однако я все равно многого не могу понять.

— Не волнуйся! Я вообще ничего не понимаю, — развеселилась Ира.

— Врешь, Палладина! — усмехнулся Женечка.

— Может быть… — задумчиво проговорила Ира.

— Ладно, не заморачивайся! В конце концов, будет только то, что будет. А что именно будет, по большому счету не имеет никакого значения.

— Вот в этом абсолютно с тобой солидарна, только с чего это ты, будучи в этом убежден, тем не менее, так переживаешь?

Женечка поднял на нее глаза, пристально посмотрел и очень жестко сказал:

— Ира, не загоняй меня в угол.

— Жень, я не загоняю тебя в угол. Я наоборот пытаюсь помочь тебе вновь обрести почву под ногами.

— Премного благодарен! — съязвил Женечка достаточно желчно.

— Я знаю, почему ты опасаешься учить меня тому, что знаешь сам, и что расходится с официальными представлениями о мире. Ты на собственном опыте ощутил, какой уверенностью и ясностью это наделяет, ослепляя и, в конечном счете, заводя в тупик.

— Ирка! Ты до невыносимости права! Хотя я, на самом деле, совершенно иначе формулировал для себя свою мотивацию, — Женечка усмехнулся. — Именно из-за уверенности и ясности, я ясно и уверенно видел совершенно иные доводы.

— Не знаю, а может, не помню, что нас связывает на самом деле, но думаю — это нечто очень крепкое и веское.

— Просто замечательно, что ты так думаешь, но штука-то вся в том, что не я твой проводник.

— С чего это ты вдруг стал в этом так уверен?

— С того, что ты мне нынче указала на некоторые вещи, на которые я из-за ослепляющей ясной уверенности не обратил внимания.

— Ты об этом сожалеешь? — с легким удивлением спросила Ира. — Жень, а у тебя нет ощущения, что все так и должно быть.

— Ну раз так есть — значит, и должно так быть! — Женечка улыбнулся. — Когда-нибудь ты обязательно вспомнишь, что нас связывает, — неожиданно, даже, видимо, для себя, сказал он.

— А ты сам, помнишь? Скажи честно! Настаивать на подробностях не буду.

Женечка задумался.

— Знаешь, а я бы и рассказать не прочь, только… не поддается адекватной вербализации сие.

— Ну, а если не совсем адекватной?

— Если не совсем адекватной — что-то типа присказки про белого бычка получится. Это — нечто подобное тончайшим нюансам эмоций и ощущений, привкусам, отсветам, отблескам. Здесь считается, что, так или иначе, связывают разного рода события, порождающие взаимные обязательства и отношения. А те события, пожалуй, изысканней и подробней, чем «жили-были дед да баба», описать просто невозможно.

— Я, кажется, поняла, о чем ты… скорее, спинным мозгом почувствовала.

— Ну не спинным мозгом, конечно. Функции физического тела, даже самые изощренные, здесь ни при чем, но я знаю, что ты имеешь в виду.

— Конечно, знаешь, ведь именно этому ты и учил меня все время. Впрочем, не только ты.

— А кто еще? — спросил Женечка.

— Гиала. Хотя, конечно, не только она, но именно она явно и понятно для моего человеческого сознания указала мне направление.

— Как? — Женечка удивился, даже насторожился.

— Во-первых, усадила на свой пенек, во-вторых — кое-что поведала в доступной форме, а в-третьих, подсказала, когда и где прогуляться.

Женечка задумался.

— Может, я в ослеплении уверенной ясностью действительно недоглядел чего в ней? — будто разговаривая сам с собой, спросил Женечка.

— Я в этом почти уверена. Она мне много любопытных вещей рассказывала, правда, утверждала, что это ты ее всему научил, но мне кажется, что ты ей лишь показал некоторые пути, а уж прошла она по ним сама, да и другие отыскала.

— Знаешь, я тоже многому подивился, когда ее… тогда видел, — Женечка запнулся после «ее», видимо, чуть было не сказав «в последний раз». — Знаешь, она действительно, с самого начала совершенно не походила на своих предшественниц.

У Иры сквозь сознание пронеслось: «не бывает начала и конца, есть лишь бесконечное множество точек отсчета». «Интересно, какая точка отсчета стала первым пересечением путей Гиалы и Женечки, и где она находилась?».

— Палладина, ты куда улетела?

Ира вышла из задумчивости и повторила Женечке вслух все пролетевшие сквозь сознание мысли.

— Ира, уверяю тебя, первая точка отсчета была здесь.

— Может, ты все же что-то не помнишь?

— Исключено. Я бы узнал ее.

— Почему ты так уверен?

— Ира, я уже очень давно научился узнавать всех, с кем сталкивался.

— Жень, выслушай внимательно.

— Слушаю.

— Жень, я не сомневаюсь, что ты узнаешь всех, с кем судьба сводила тебя, но… И это очень важное «но». Помнишь, ты мне как-то говорил, что осознание сути снисходит на человека, если снисходит вообще, как правило, не ранее, чем через тридцать-сорок лет земной жизни?

— Помню, конечно.

— Как я знаю с твоих и не только с твоих слов, рождался ты на Земле человеком не раз, и в каждое из этих появлений жил гораздо более продолжительный период, чем положено обычному человеку.

— Ну-у… Только в прошлые разы далеко не так долго, как в этот.

— Это неважно. Важно то, что до того, как ты становился способен к столь продолжительному использованию человеческого тела, ты неминуемо проживал те три-четыре десятка лет, которые затем становились для тебя небольшой и несущественной прелюдией, так?

— Так.

— Ну?

— Что ну?

— Жень, соображай! Видишь ли, я отчего-то уверена, что если некто, появляясь в этот самый период трех-четырех десятков лет, не оставался в твоей жизни после осознания сути, то… — Ира многозначительно смотрела на Женечку.

— Ты хочешь сказать, что… — Женечка выглядел потрясенным.

— Вот именно! Это вполне может быть далеко не первая ваша встреча, просто предыдущая или предыдущие вполне могли приходиться именно на период твоей самой обычной человеческой жизни и не выходить за его рамки, а следовательно, воспоминания об этих встречах несколько иного уровня, то есть уровня, недостаточного для последующего узнавания. По крайней мере, осознанного.

Женечку аж пришибло.

— Да-а-а-а… — протянул он, удивленно разглядывая Иру. — Это еще кто кого вести должен.

— Жень, смотря куда.

— Вы, в конце концов, хоть куда-то собрались? — спросил Лоренц, мерной поступью заходя в гостиную.

— О! — обрадовалась Ира. — А где Зив?

— Дома ждет. Я оказался менее терпеливым.

Ира взглянула на часы. Они показывали уже половину двенадцатого.

— Женечка, похоже, мне пора тебя покинуть, если только ты не горишь желанием составить нам компанию.

— Куда собрались-то?

— На Ажек.

— С удовольствием бы, но подозреваю, если я прогуляю еще один день, меня Генка живьем съест.

— Я уже заметил, что он — деспот, — промурлыкал Лоренц.

— Эту функцию они исполняют по очереди, меняясь строго по графику, — уточнила Ира.

— Язвишь, Палладина?

— А как ты догадался?

— Ладно, дуй к своим водопадам.

— Как скажешь, — Ира направилась к проходу. — Пока.

Зив настоял, чтобы Ира позавтракала. Есть ей вовсе не хотелось, но, стоило лишь прикоснуться к, приготовленным Татьяной Николаевной салату из огурцов с помидорами и молодой картошке, поджаренной со сметаной, чесноком и укропом, как тут же проснулся волчий аппетит.

— Периодами просто поражаюсь интуиции Татьяны Николаевны!

— Ее интуиция здесь почти ни при чем, — важно промурлыкал Лоренц. — Мы с ней тоже разговариваем, но так, чтобы она нас не слышала, а то, что мы ей говорим, воспринимала, как собственные мысли.

— Забавно… — Ира, продолжая поглощать пищу, задумалась. — Есть у меня такое ощущение, что не только вы этим занимаетесь, а и многие из ваших собратьев по видам.

— Верное ощущение, — проурчал Зив. — В той или иной степени подобным образом общаться с людьми могут очень многие животные, а уж собаки и кошки, живущие с ними, и подавно.

— А люди об этом даже не догадываются, — констатировала Ира.

— Но ты же догадалась? — возразил Зив.

— Только благодаря вашему намеку.

— Вот именно, что лишь намеку. А все-таки, почему догадалась? — поинтересовался Лоренц.

— Видите ли, приходилось как-то наблюдать, как очень прозорливый в некоторых областях человек полностью потерял эти качества, лишившись домашнего любимца. Для себя он объяснил это стрессом от потери дорого сердцу существа, но, как известно, время все лечит, а вот прежние интуитивные качества так и не восстановились. Следовательно, вполне логичен вывод, что не только собственным умом жил этот индивид человеческого типа.

— Ты абсолютно права, и знаешь, мы даже не ожидали, что ты подметишь это, — с подчеркнутым уважением проурчал Зив.

— Утром Женечка сказал, что наблюдательность занимает одно из последних мест в списке моих достоинств.

— Он слукавил. Отчасти, правда. Ты действительно зачастую ведешь себя, как заправская растяпа, но от твоего внимания мало что укрывается, просто втаскиваешь ты это в свою, так сказать, оперативную память далеко не всегда. Тебе требуется для этого веский повод, — промурлыкал Лоренц.

— Это плохо?

— По-моему, нет, — проурчал Зив. — Самое главное, чтобы все происходило своевременно. Представь, что бы было, если б ты задумалась над подобными коллизиями в поведении того индивида сразу, как их обнаружила?

— Да я их тогда и не обнаружила вовсе.

— Если б не обнаружила, сегодня б не вспомнила, — заметил Лоренц. — Так-то вот. И вообще! Мы сегодня когда-нибудь куда-нибудь, вообще, пойдем?

— Пойдем, — ответила Ира. — И знаете, а я бы не прочь с ночевкой прогуляться.

— Тебе ж завтра вроде на светский раут? — напомнил ей Лоренц.

— Вот именно! Так что лучше вернуться завтра, чтоб не оставить себе шанса мусолить мозгами его неотвратимость весь вечер, ночь, утро и день.

— Ты уверена, что не сможешь этим заняться на лоне природы? — спросил Зив.

— Не до конца, но некоторые гарантии имеются, — улыбнулась Ира.

— Послушайте, — сказала она, когда удалось, выйдя на тропу, оторваться на значительное расстояние от группы экскурсантов, — если животные способны внушать мысли людям, то почему они этим не слишком активно пользуются?

— Во-первых, — принялся отвечать на ее вопрос Зив, — пользуются не так уж и редко, а во-вторых, это вовсе не внушение, а возможность общения. Если тебе человек что-то сказал, ты ведь не считаешь, что он внушил тебе мысль, верно? К тому же, люди склонны к вербализации и не мыслят без нее понимания, а в данном случае имеют место, как правило, совершенно иные символы, которые переводятся человеком в слова более чем свободно, подчас даже с точностью наоборот. Плюс ко всему, человеку свойственно немедленное построение ассоциативных цепочек, и тут уж занести может и вовсе очень далеко. Более-менее успешно пользуются возможностью подобной передачи информации животные, живущие вместе с людьми и в некотором роде понимающие значение и функции вербализации, и отчасти, если можно так сказать, владеющие ею. То есть, если, к примеру, вполне обычная собака или кошка демонстрирует понимание человеческой речи, даже пусть и в малой степени, у нее есть повод, закинув свои соображения в человеческий мозг, ожидать, что они отразятся в нем с наименьшими потерями. Однако, то, что человек будет слепо следовать предложенному, это вовсе не значит. Человек всего лишь не догадывается, что эта мысль не его, но ведь и свои собственные не всегда бывают для него убедительны.

— А дикие животные пытаются что-то сказать людям?

— Конечно, — ответил Зив.

— Но случаи, когда бы это привело к благоприятным последствиям, нам не известны, — промурлыкал Лоренц.

— Лоренц чересчур категоричен, — выразил свое мнение Зив. — С помощью такого общения нередко достигаются и положительные результаты, правда, как правило, лишь в сугубо частных случаях.

— Ну да! Когда благодаря данному доброй зверушкой совету, homo sapiens-у удается спасти свою бесценную задницу.

— Лоренц! — рассмеялась Ира. — Если бы за человеконенавистничество платили деньги — ты был бы, наверное, самым богатым котом в мире!

— Я всего лишь единственный, которого тебе довелось послушать.

— Не скромничай, — проурчал Зив, — все, кого я знаю, и не только коты, настроены гораздо лояльнее тебя.

— Так я тоже вполне лоялен — к крестовому походу против человечества, к примеру, не призываю.

— А что? Есть такие, кто призывает? — спросила Ира.

— Воевать — удел людей, — ответил Зив. — Определенные меры по защите, конечно, принимаются. И надо отметить, — Зив выразительно посмотрел на Лоренца, — в суждениях предпринимающих защитные меры нет и намека на человеконенавистничество.

— Чего вы на меня напали?! Я, можно сказать, пошутил! Может быть, грубо, может быть, даже и злобно, но ведь без далеко идущих последствий! Ира! Заступись за меня перед этим лохматым занудным псом! Ведь если воспринимать всерьез все, что про тебя говорит Женечка, так он, по всей вероятности, не сегодня-завтра придушить тебя собственными руками собирается!

— Хорошо, Лоренц! Заступаюсь! — рассмеялась Ира. — Зив, не донимай его, пожалуйста.

— Как скажете, моя госпожа! Только, с Вашего позволения, небольшую трепку за «лохматого занудного пса» устрою!

Зив с веселым лаем кинулся на Лоренца, тот пустился наутек, и они стали носиться по лесу. Ира надрывалась от смеха, наблюдая сию «семейную сцену»: лай с подрыкиванием, и громкие мявканья с подвизгиванием отдавались для нее забавными взаимными объяснениями, испещренными весьма малоприличными эпитетами, описывающими специфические качества и указывающими предлагаемые направления движения. Судя по всему, подобные сцены для них не являлись редкостью — действовали они и изъяснялись весьма виртуозно.

Иру так захватила их веселая перебранка и беготня, что, она сама того не замечая, впала в состояние всепоглощающего блаженства, в котором продолжала пребывать и всю оставшуюся дорогу, и во время плескания под водопадом в прохладной реке, и у костра вечером, и укладываясь спать. Утром она проснулась очень рано под tutti птичьего хора и долго не отпускала абстрактные образы блаженства, окутавшие ее во сне.

Часов до одиннадцати утра провели у водопада, а потом небольшими переходами стали спускаться прям по руслу Сочинки и только к четырем часам дня доплелись домой. Всепоглощающее блаженство безжалостно развеял звонок Влада. Суровая действительность в виде светского раута у Радного непреклонно предстала во весь рост.

— Ирина Борисовна, мы к Вам уже выезжаем. Не рано?

— Нет, Влад, не рано. Хоть посидим чуть перед… — Ира осеклась и замолчала.

— Перед чем?

— Какая разница! Давайте! Жду! — Ира быстренько отключила мобильник.

— Неудивительно, что он насторожился, — развалившись в кресле, томно промурлыкал Лоренц. — Судя по голосу, так точно как минимум перед казнью.

— Неужто действительно так мрачно звучало?

— О нет! Гораздо мрачнее! — продолжал томно язвить Лоренц.

— Спасибо за ценное уточнение, — поблагодарила его Ира с оттенком обреченности в голосе.

Предстоящее событие не то чтобы напрягало или пугало ее, однако, она ощущала всем своим существом трепетное, пробегающее дрожью по телу предчувствие чего-то неопределенного. Зив завел разговор на какую-то нейтральную тему. Ира слушала и что-то отвечала, на самом деле, едва присутствуя в сфере беседы, правда, это ее несколько отвлекало, и ожидание получилось не таким гнетущим.

Минут через двадцать в гостиную вошел Влад, а следом за ним впорхнула Алиночка. Еще незаметная глазу беременность добавила ее и без того обворожительному облику легкий шарм истинной красоты. Глядя на Алиночку, уже не казалась спорной идея, что ожидание ребенка красит женщину. К тому же красило ее не только интересное положение. Шикарное, открытое чуть более допустимых пределов вечернее платье, туфли на каблуке, высота которого показалась бы комфортной разве что балерине, натренированной в качестве опоры использовать пальцы ног, идеально уложенные волны длинных густых вьющихся волос, и, конечно же, боевой раскрас гламура, заставивший бы индейца племени Чумба-Юмба от зависти снять собственный скальп. Влад чувствовал себя рядом с ней несколько неловко, однако, видимо, даже не пытался намекнуть, что выбранное ею обмундирование и маскировка, не соответствуют арене боевых действий. Что являться в таком виде на летнюю дачную вечеринку, все равно, что кур в курятник танком загонять. Все это так отчетливо читалось у Влада на лице, что улыбку озарившую Иру, когда они вошли, вызвала не только приветливость.

— Здравствуйте, Ирина Борисовна! — сказали Влад и Алиночка по очереди.

— Рада видеть вас в своей обители! — весело воскликнула Ира. — Присаживайтесь. А я кофе сварю.

— Ирина Борисовна, позвольте мне, — предложил свои услуги Влад.

— Как ты понимаешь, ничуть не возражаю. Алина, присаживайся. Как дела? — Ира отодвинула столик, освобождая Алиночке путь к дивану.

— Влад сказал, что Вы уже знаете, — нежным голоском прощебетала Алиночка.

— О том, что ты ждешь ребенка? Знаю. Как себя чувствуешь?

— К вечеру вполне приемлемо, но по утрам… — Алиночка тяжело вздохнула. — Мне на следующей неделе еще два экзамена сдавать — не знаю, как выдержу. Наверное, придется на заочное перевестись, а еще лучше — на дистанционное, как Влад.

— Алина, это вовсе необязательно. По поводу зимней сессии тебе, конечно, не позавидуешь, но не все так страшно, как кажется на первый взгляд. Что тебе сдать осталось?

— Педагогику и культурологию.

— Замечательно!

Ира взяла мобильник и, основательно порывшись в «Контактах», нашла нужный номер:

— Здравствуй Инночка!

— О боже! Ирка! Ты что ли?

— Воистину я!

— Какими судьбами? Где ты? Как ты?

— Просто замечательно!

— Лешка как?

— Учится.

— А ты?

— Работаю потихоньку.

— Чует мое сердце — не просто так звонишь!

— Истинно! Даже очень не просто так.

— Что случилось?

— Инночка, у вас там моя девочка учится, Алина Смородская.

— Знаем такую. Хорошая девочка.

— Инночка, она сейчас пребывает в самой начальной и, как нам с тобой хорошо известно, самой «распрекрасной» стадии интересного положения. У нее два экзамена осталось — может, как-нибудь посодействуешь?

— Как именно?

— Да хотя бы на вторую половину дня перенести — она утром совсем никакая.

— Ирочка! Без проблем! Я сейчас личное дело гляну, с преподавателями переговорю и, если все в порядке, так может, и вовсе автоматом аттестуем.

— Спасибо, Инночка! Видишь ли, девочка действительно хорошая, не хочется, чтоб на заочку переходила…

— Ира! Обижаешь! Ну конечно что-нибудь придумаем! Сами что ль не рожали, не нянчили?! Сама-то как? Сто лет не заглядывала!

— Ну, Инн, не преувеличивай! Года два, не больше.

— Ладно, Ирка! Все б тебе шутить! Забегай как-нибудь!

— Хорошо! — Ира отключила мобильник и улыбнулась Алиночке. — Ну вот, слышала? Если с преподавателями не ссорилась, то может, и вовсе ничего больше сдавать в эту сессию не придется.

— Ирина Борисовна, а это Вы сейчас с Инной Александровной говорили? — с трепетом в голосе спросила Алиночка.

— Да.

— А откуда Вы ее знаете?

— О, Алина, ты и не представляешь, какой этот мир тесный! С Инной Александровной мы знакомы достаточно давно — я ей в свое время кандидатскую писать помогала.

— Правда? Но Вы ведь…

— Правильно, не психолог, однако, любое творчество — это хорошее знание психологии, притом практическое. К тому же у нее тема касалась воздействия произведений искусства на психику.

— Об чем разговор, дамы? — спросил Влад, появляясь в гостиной с подносом.

— Да вот, пытаюсь Алине жизнь облегчить, — ответила Ира.

— Каким образом?

— Ирина Борисовна договорилась с Инной Александровной, чтобы мне за последние два экзамена оценки автоматом поставили, — радостно ответила Алиночка.

— Да-а-а?! — удивился Влад. — А мне, Ирина Борисовна, Вы подобным образом жизнь облегчать даже не пытались!

— Влад! Как только забеременеешь — все силы приложу!

— Спасибо! — рассмеялся Влад.

— Пожалуйста! — съязвила Ира.