Глава 38 Тонкости ощущения различий
Глава 38
Тонкости ощущения различий
— Ир, прости меня, — тихо сказал Женечка, едва она легла рядом.
— О господи! Жень! Я думала с крутыми разборками наконец-то покончено!
— Генка-то на сто процентов прав… — будто не слыша ее, продолжал Женечка. — Самому тошно…
— Жень, по-моему, тошно-то тебе заранее было, вот и потянуло на «подвиги», — Ира почувствовала, что ему нужно выговориться.
— Ирка, неужели ты действительно понимаешь?
— Не знаю… Некоторые вещи можно до конца понять, только пережив подобное. Да и то, скорее всего, поймешь лишь по-своему.
— А ты не думала, что понимание этого и есть настоящее понимание?
— Да… Наверное…
— Знаешь, я за время своей жизни столько мелких пакостных гадких мерзостей наделал…
— Ну, Жень! На это у тебя времени имелось более чем достаточно.
Женечка горько усмехнулся:
— Да. Пожалуй, слишком много… Ирка, спасибо тебе!
Женечка крепко прижал ее. Ира подняла на него глаза. На его щеках блестели слезы.
— Жень! Да ты, никак, рыдать собрался!? По-моему, мелкие шалости, даже очень гадостные не стоят того, чтобы их оплакивать.
— Знаешь, Ир, у меня в голове не укладывается то, что ты сегодня Генке сказала.
— А-а, ну ясно! Это слезы умиления!
— Ирка, я серьезно. Ко мне здесь никто никогда так не относился. Генка — он действительно друг, готовый прийти на помощь в любую минуту, независимо от того, угрожает ли мне действительно смертельная опасность или я тупо запутался в очередной мерзости, типа сегодняшней. Он, вроде как, и понимает, что и обычную-то по продолжительности жизнь прожить идеально невозможно, а когда тебе все это уже триста раз, как осточертело, так тем паче. Вытащит, помоет-почистит, душеспасительную мораль прочтет… И вроде даже понимает, что меня не разнообразия ради во все тяжкие потянуло, — Женечка усмехнулся. — Хотя, нет. Во все тяжкие как раз таки разнообразия ради и тянет… — Он немного помолчал. — Ир, я невыносимо завидую тем, кто живет только потому, что его родили. Тем, кто если и задается вопросом о смысле жизни, то очень ненадолго и чаще всего под действием алкоголя. А не найдя вразумительного ответа, забывает о проблемах высоких материй. А тут, с одной стороны, вроде как, прекрасно знаешь, что ты здесь делаешь, а с другой… Да на кой хрен все это надо! Так бы и нажал на какую-нибудь ядерную кнопочку, чтоб взлетело это все раз и навсегда в тартарары! Знаешь, Ирка, с этим миром изрядно перемудрили. И никто понятия не имеет, что со всем этим делать. Пока там — представляют себе нечто созерцательно-мечтательное и очень отдаленно напоминающее то, что есть здесь на самом деле. А когда сюда попадают, в самом лучшем случае начинают нести всякую чушь о спасении души. А ведь подавляющему большинству и спасать-то, по сути, нечего — сдохнут и развеются как дым. И абсолютно по барабану чего здесь вытворяли.
— Жень, но ведь не все? Ты сам говорил, что потенциально у любого есть шанс сохранить себя.
— Да, потенциально есть. Но чтобы его использовать, образно говоря, недостаточно любить ближнего, ставить в церкви свечки и читать Отче наш. Так что эта потенциальность на родившихся именно здесь, как это ни печально, вовсе не распространяется. Я не удивлюсь, если таковых не было за всю бытность Вселенной. Да я в этом полностью уверен.
— Жень, но если даже так — жизнь ведь прекрасна!
— Прекрасна? Очень может быть… Рай для мазохистов! Немыслимые наслаждения болью и страданием на любой вкус, в любом объеме и совершенно бесплатно! Ир, всё многообразие живых существ здесь удерживает лишь инстинкт самосохранения, выраженный страхом смерти. Отмени его, и тут же начнется массовая эвакуация. Даже те, кого за пределами этого мира ждет небытие, драпанут отсюда, только их и видели.
— Но ведь для чего-то этот мир все ж существует?
— Хорошая мысль! Ир, может, вспомнишь?
— Что вспомню?
— Ну, Ир, ты тоже имела к утверждению его существования самое непосредственное отношение. А потом, тебе, как, впрочем, и многим, сие творение быстро наскучило. Это меня не удивляет. Меня удивляет другое: чего ты опять здесь забыла? Почему с таким упорством добивалась полноценного воплощения именно в человеке? У тебя ведь получилось только с девятой попытки?
Ире стало жутко не по себе, и она поспешила вернуть разговор в ранее наметившееся русло:
— Жень, по-моему, ты просто впал в черную депрессию.
— Я? Нисколько! По крайней мере, не впал. Я в этом настроении живу уже много сотен лет. С самого того момента, как начал понимать, кто я и что здесь делаю. Сейчас я всего лишь стараюсь тебе объяснить, почему считаю, что ты меня поняла как никто, а главное — как никто поддержала. Почему, как Генка говорит, дуркую периодически, а точнее, почему иногда не могу сдержаться. Ир, творить незнамо что, вот уже как третье тысячелетие непреодолимо тянет.
— Жень, а по-моему, ты себя сильно переоцениваешь.
— В смысле, переоцениваю?
— Эка невидаль, подружку любовницы по случаю трахнуть! Можно подумать — ты первый! Ну прям оригинальнее некуда! Знаешь, при таком отношении к бытию земному можно и что-нибудь покруче придумать!
— Покруче? Покруче слишком круто для бытия земного будет. Не стоит оно того.
— Жень, а у тебя есть с чем сравнивать? Может, не так уж и плохо оно все? Вроде ж как этот мир по образу и подобию божеского сотворяли.
— Тебе виднее, — усмехнулся Женечка.
— Жень, запарил ты со своими многозначительными намеками! Я, конечно, могу умозрительно представить, что я какая-то там высшая сущность, которая в сотворении жизни самое непосредственное участие принимала, но для меня это так и останется несусветным бредом, которым, по сути, это все и является.
— Ой, Ирочка! Если б ты могла это все представить лишь умозрительно, ты бы сейчас не тряслась тут, как Курильские острова во время извержения всех вулканов разом. А насчет бреда я с тобой полностью согласен. Последнее время ты почти постоянно бредишь: с кошкой и собакой разговариваешь и даже слышишь, как они тебе отвечают, прослушиваешь музыкальные композиции в исполнении объекта недвижимости, а еще воображаешь, будто открываешь запертую наглухо дверь в своем подвале и попадаешь в самые разные точки земного шара. И, надо сказать, так уверено воображаешь, что это в действительности происходит! Ир, тебя это все на некоторые мысли не наталкивает? Тебе не кажется это странным?
— Знаешь, делать все это настолько же странно, как и не делать. Ты, между прочим, можешь все то же самое и еще целую кучу всего, чего я не умею.
— Ир, а представь, я бы тебя обо всем этом не далее, как в прошлом году проинформировал бы, ведь точно сказала бы: бред!
— Жень, я не исключаю того, что мы, то есть люди, о мире, в котором живем, вопреки нашему мнению, знаем далеко не всё.
— А о самих себе и того меньше. Ты со мною не согласна?
— Согласна, конечно.
— Так почему для тебя сложно принять идею, что ты — один из творцов сего мира.
— Почему же сложно? Я ж тебе сказала: чисто умозрительно я могу себе это представить. Воображение у меня очень богатое. Жень, к тому, что происходит, даже если это выходит за рамки общедоступного восприятия, пусть это поначалу и шокирует, со временем привыкаешь и начинаешь относиться, как к должному. В конце концов, это тоже часть этого мира, пусть и скрытая от большинства. Невозможно принять то, что лежит за пределами этого мира. Не в одном из миров, параллельных этому, а вообще за пределами.
— Ирка, ты слышала, что ты сейчас сформулировала?
— Слышала, Жень, — она задумалась. — Знаешь, — продолжила Ира после минутной паузы, — иногда мне кажется, что я очень сильно изменилась за прошедший год, но буквально тут же понимаю, что, несмотря ни на что, я осталась точно такой же, как и была всю жизнь.
— Если воплощаешься человеком, ничто человеческое не оставит тебя, пока ты здесь. От человеческого нельзя избавиться, будучи человеком. Можно только смириться и не уделять чрезмерное количество внимания этому, тем более что человеческое в человеке не нуждается во внимании для успешного функционирования.
— Я догадываюсь. Но это с одной стороны, а с другой… Знаешь, идею принципиально иных технологий принять несложно. Не очень сложно. Совершенно немыслимо принять идею, что ты делаешь нечто, ничего не делая в общепринятом смысле. Даже не думая. Я знаю, что это так. Но знаю лишь умозрительно. И одновременно знаю совершенно непонятно как. Я действительно живу в бреду.
— Ладно, тебе, Ирка! — Женечка погладил ее по голове.
— Что, ладно? Сам поплакался в жилетку — я тоже хочу.
— С чего бы это? Помнится, не так уж давно ты обладала куда большим мужеством.
— До недавнего времени все, что со мной происходит, я относила на счет нестабильности гормонального фона.
— Так я могу тебя обрадовать — сейчас все то же самое.
— Я догадываюсь. Только теперь точно знаю, что нестабильность гормонального фона — это следствие, а не причина. И вообще, давай-ка спать — мне завтра трудиться, трудиться и трудиться.
— А как же насчет намерения плакаться в жилетку?
— Боюсь, в ближайшее время не получится лишать себя и тебя сего удовольствия.
— А-а! Ну тогда ладно! — Женечка рассмеялся.
Наутро от Ириного намерения в качестве моциона регулярно плакаться Женечке в жилетку не осталось и следа. Правда, не без активного участия последнего. Женечка проснулся в чернущей смури, и Ире ничего не оставалось делать, как вытряхивать его из этого настроения.
— Женька! Хватит из себя Гамлета строить! Поднимайся и пошли плескаться в водопаде.
— Да. Конечно.
Он поднялся, оделся и послушно поплелся за Ирой.
— О, гляди, Зив, человечество соизволило, наконец-то, глазоньки продрать! — приветствовал их нисхождение в гостиную Лоренц.
— И вам доброго утречка, эксклюзивные представители земной фауны! — весело ответила Ира. — Лоренц, ты, чисто случайно, не в курсе? От чего происходят нарушения выработки гормона радостной гадостности, и каким образом сей процесс можно восстановить?
— И у кого, позвольте спросить, наблюдаются столь серьезные нарушения в работе желез внутренней секреции? — подошел к ним Зив, виляя хвостом.
— Да вот! Полюбуйтесь! — Ира кивнула на Женечку. — Меня, конечно, иногда раздражала его повышенная язвительность и переизбыток сарказма, однако, глядя на него сейчас, так и хочется придушить собственными руками.
— Ну и придуши, чтоб не мучился! — от всей души посоветовал Лоренц.
— Вы так добры, господин кот! — Женечка вымучил из себя улыбку.
— Да. Я не чужд проявлений гуманизма, — с повышенным оттенком гордости в мурлыканье заметил Лоренц.
— Эй, радостно-гадостные гуманисты, вы купаться идете? — весело спросил Зив, направляясь к выходу.
— Конечно, идем! — Ира взяла Женечку за руку и потащила за собой, направляясь вслед за Зивом.
Впрочем, Женечка не особо упирался, но двигался почти безвольно. Шествие замыкал, продолжая рассуждать о гуманизме, Лоренц.
Небо покрывала целая куча обрывков облаков, которые то наползали, то отползали от солнца, постоянно меняя оттенки освещения, а заодно периодически несмело плевались редким мелким слепым дождиком. Ира, продолжая вести Женечку за руку, вслед за бегущими впереди Зивом и Лоренцем, вступила на лесную тропинку. Под сенью одетых в юную листву деревьев одурманивающе пахло влажной свежестью. Птицы выводили трели на все голоса. Сквозь застилающее небо зеленое кружево пробивались то лучи солнца, то гораздо более крупные, чем за пределами леса, капли дождя. Они тяжело падали на слепящие синевой незабудки, заставляя их мерно покачиваться. Иру охватила буря восторга. Впрочем, не только Иру — Зив и Лоренц скакали вместе с ней, а еще катались по прошлогодним листьям и пробивающейся сквозь них сочной траве.
— Женька! И ты скажешь, что вот это вот все неудачная идея!? — в порыве радости бытия Ира повисла у него на шее и увлекла в самую гущу незабудок.
Совсем рядом, прячась за деревьями, грохотал переполненный вешними водами водопад. Ира осыпала Женечку поцелуями и одновременно срывала с него и с себя одежду.
— Палладина, — еще совсем не так, как обычно, но Женечка все же улыбался, — я так понимаю, это изнасилование?
— Это зверское, бесчеловечное изнасилование с отягчающим обстоятельством в виде истязания ледяной водой.
Ира одним рывком подняла Женечку с земли, и уже через мгновение водопад, низвергаясь бешеным потоком со скалы, наслаждался их смиренной беспомощностью в своих струях. Зив собрал раскиданную первозданным хаосом одежду и сложил ее кучей, бросив рядом с ней полотенце.
— Так зверское и бесчеловечное, говоришь? — перекрикивая грохот воды, Женечка подхватил Иру и, изо всех сил сопротивляясь бушующему потоку, выбрался на берег. — Что ж — сама придумала, так что не взыщи.
Горящее после ледяной воды тело почувствовало шершавость прелой листвы и колкость налитой соком травы. Гул водопада смешался с хором птиц, марево юной зелени древесных крон с прозрачной голубизной неба, а лишенные даже намека на нежность «ласки» Женечки захлестнули сладострастным наслаждением. Ира не сопротивлялась лишенному почтительности обращению и сама отвечала тем же, так что, когда они вновь оказались в водопаде, ее вопль от резанувшей по свежим ссадинам воды не был одиноким.
— Женька, ты сумасшедший! — с трудом выбравшись на берег, едва переводя дыхание и откашливаясь, выкрикнула Ира. — Мне сейчас на объект, а там куча народу и Татьяна Николаевна дома ждет!
— Палладина, — Женечка опустился на землю рядом с ней, так же с трудом переводя дыхание и откашливаясь, — температура воздуха вполне способствует прикрытию тела достаточным количеством одежды, так что все издержки бурных проявлений восторгов очарования весенней природой останутся незамеченными.
Женечка окинул Иру взглядом, и из его уст вырвалось крайне неприличное изречение. Потом он глянул на себя и изрек нечто другое, но тоже крайне неприличное.
— Вот и я говорю! — выразила абсолютное согласие Ира.
Зив попытался исправить положение с помощью целебных свойств собачей слюны.
— Зив, не надо, — взмолилась Ира.
— Да, Зив, не стоит, а то госпожу Палладину того и гляди на вторую серию потянет, — с веселой издевкой усмехнулся Женечка.
— А ты что — против? — театрально возмутившись, спросила Ира.
— Не-а… — в глазах Женечки плясали веселые чертики.
Татьяна Николаевна еще никогда так стремительно не покидала Ириного дома. Ни Ира, ни Женечка даже рта не успели открыть, как она, пожелав им удачи, испарилась. Женечка в ужасе глянул на Иру, а она на него. Внешний вид вроде бы вопросов не вызывал, и они дружно перевели дух.
— Знаешь, — закончив глубокий выдох, изрекла Ира, — по-моему, у нее, в отличие от тебя и меня, все в порядке с телепатией.
— Знаешь, а мне, между прочим, тоже так кажется, — весело согласился Женечка, направляясь на кухню за дополнительными чашками для Зива и Лоренца.
— Жень, — обратилась к нему Ира, когда они уселись за стол, — у меня к тебе настоятельное предложение: останься здесь, и просмотри всё, что я успела наваять по твоей книге, а я постараюсь сегодня свалить пораньше.
— Испугалась? — с издевкой спросил Женечка.
— А то ж!
— Вот-вот! Теперь, может, поймешь, чего это я за тебя периодически дергаюсь!
— Да уж, понятней некуда!
— Ладно! Расслабься! Но предложение мне твое нравится. Только действительно, не задерживайся, ладно?
В поющем доме под каватину Людмилы из знаменитой оперы Глинки Ира появилась последней, убедительно изображая, якобы она здесь уже часа два как на посту. Погода более не тормозила процесс, но шел он, подчиняясь инерции прошлой недели, по мнению Иры, гораздо более вяло, чем следовало. Она, цепко завладев вниманием Валентиныча и Влада, стремительно пронеслась вместе с ними по всем этажам дома, а потом предприняла не менее стремительную экскурсию в компании Галины Андреевны по саду. После этого, объявив перерыв с чаем, собрала всех в беседке, где теперь стоял предназначенный для данного мероприятия реквизит.
— Валентиныч, я думаю, как закончите первый этаж, следует перекинуться на фасад, а цоколем заняться в последнюю очередь. Тогда Галина Андреевна со своими девочками успеет закончить территорию непосредственно у дома вместе с вами, а то и чуть раньше.
— Ир, у меня возражений нет, — согласился Валентиныч.
— Вот и замечательно. Я теперь буду с вами несколько меньше. Пора заняться мебелью и прочими предметами интерьера.
— Как скажешь, — снова согласился Валентиныч и спросил. — Влад тебе понадобится?
— Пока нет.
Ира, еще некоторое время попорхав между фронтами работ, направляя их ход в оптимальное русло и задавая предельно возможный темп, виртуозно свалила к себе домой.
Женечка в полном погружении вникал в Ирины художества и, когда она появилась, обрушил на нее целую лавину замечаний.
— Ир, в целом всё, конечно, замечательно, но у меня такое подозрение, что до конца ты так ни разу и не дочитала.
— Жень, ты абсолютно прав. Вспомни, когда ты мне только выдавал сей труд, то сам рекомендовал работать по ходу ознакомления с материалом. Согласись, папочки-то изрядно пухленькие и не для праздного чтения, тем более что вникать приходится очень глубоко.
— Ирка, не оправдывайся! Обычно ты всегда плевала на все мои и не только мои рекомендации.
— Жень, обычно если я работала над твоим заказом, то только над ним и работала.
— Неправда! Ты всегда умудрялась по ходу и еще что-нибудь делать.
— Жень, всякий хлам типа проходных визиток и буклетов — не в счет.
— Ладно. Уговорила. В общем, мне сейчас хотелось бы, чтоб ты оставила на время художественное творчество и тупо дочитала до конца.
— Жень, — ехидно улыбнулась Ира, — если я буду читать тупо, не думаю, что мне это чем-то поможет.
— Ирка, не язви! Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. В процессе чтения, тупить совсем необязательно. Я хочу, чтобы ты ухватила целое, а потом только перешла к частностям.
— Женечка! Не нервничай! Я — поняла.
Тут запел Ирин мобильник.
— Привет! — ответила Ира, подавляя смешок, и с шаловливой многозначительностью посмотрела на Женечку.
В трубке еле слышно счастливой скороговоркой щебетал женский голос. Ира, сохраняя шаловливую многозначительность в направленном на Женечку взгляде, молча слушала монолог, и лишь когда он полностью иссяк, ответила:
— Да, здорово бы было, но мне, скорее всего, в ближайшие дни предстоит уехать.
Щебет в трубке наполнился жеманным разочарованием. Ира поспешила несколько смягчить свой приговор:
— Ты только заранее не расстраивайся — это еще неточно. Как выясню окончательно — позвоню.
Щебет прозвучал несколько приободрено и, видимо, изрек формулу прощания, так как Ира ответила:
— Ага, ну давай, удачи, пока!
Отложив в сторону смолкнувшую трубку, Ира аж глаза сощурила в злорадном умилении.
— И что это было? — в наполненном театральным предвкушением Женечкином вопросе Ире почудился глубоко запрятанный легкий страх, точнее не страх, а не совсем приятное волнение.
— Ты верно догадался. Это — Натали. Продолжения банкета требует.
— И что — вот так вот запросто тебе звонит?
— Ну! Жень! Вовсе не вот так вот запросто, а еще и с апломбом.
— Вот… — Женечка не стал уточнять кто, дабы не перевыполнять на сегодня план по ненормативной лексике. — И это после всего?
— Ну! Жень! Она ведь не в курсе, что я в курсе ВСЕХ ее достижений!
Женечка усмехнулся:
— Ир, то, что ты назвала ее достижениями, пожалуй, самое приличное из того, что она здесь вытворяла, притом публично! — Женечка впал в совершенно искреннее возмущение.
— Женечка-а, — заволновалась Ира, — давай-ка вернемся к книге, а то ты тут у меня опять засмуреешь.
— Я? Засмурею? Ха! Ирка, а чего это ты День Победы праздновать не хочешь, а? Чай, все ж ревнуешь? — Женечка расплылся в довольной улыбке.
— Женечка! — подорвалась Ира. — Если ты такой ненасытный в отношении Натали, так я в твое распоряжение весь дом на 9 мая предоставлю! Развлекайтесь, сколько хотите!
— Ирка, а ты злая!
— Зато ты добрый! Знаешь, 8 марта как-то к месту пришлось, 1 мая вроде по инерции проскочило, а вот от удовольствия еще и девятого ударяться в массовое торжество — избавьте, а! Меня уже тошнит от этих праздников!
— Ира-Ира! Ну, разошлась! Да знаю я, что ты праздники не любишь! Честно говоря, даже удивился — что это с тобой случилось? Ладно, успокойся. Лучше скажи: куда ехать-то намылилась? Или это для Натали и компании отмазка?
— И да, и нет, — загадочно молвила Ира. — Сейчас узнаешь.
Она вновь взяла в руки мобильник, полистала «Контакты» и, выбрав нужный номер, нажала кнопку вызова.
— Здравствуйте, Стас!
— Здравствуйте, Ира! — в отличие от Наташиного, его голос раздавался в Ирином кабинете очень отчетливо, хотя и не совсем громко.
— Приведение в порядок Вашего дома входит в завершающую стадию, и мне бы хотелось самой принять непосредственное участие в изготовлении комплекта мебели.
— Не вопрос! Гостиница нужна?
— Нет. Только отсутствие возможных непоняток у персонала.
— Обеспечим! Когда думаете начать?
— Да хоть завтра!
— Давайте послезавтра — вам ведь по общеизвестным законам природы необходимы сутки, чтобы приехать.
— Логично.
— Тогда жду Вас послезавтра часиков в девять около своего подъезда, а потом можете спокойно появляться прямо в цехе, когда Вам будет удобно. Устраивает?
— Вполне.
— Замечательно! До послезавтра!
Ира, зная привычку Радного не выслушивать прощальные слова собеседника, не стала разговаривать с последовавшей за «До послезавтра!» тишиной. Женечка смотрел на Иру малость пришибленно:
— Что это значит? — в замешательстве спросил он.
— Спроси у Зива и Лоренца — я не могу тебе ответить, а они в некоторой степени в курсе.
— Понятно…
Без пяти девять Ира вышла из подъезда. Радный уже ждал ее, сидя в машине.
— Садитесь, — с едва заметной улыбкой сказал он, открывая ей дверь. — Выглядите очень даже впечатляюще, — продолжил Радный, когда Ира уселась, — а как чувствуете себя?
— Тоже впечатляюще… — многозначительно ответила Ира.
Радный усмехнулся:
— Это неплохо! Как я понимаю, Вы вняли моему совету ограничиться лишь привычными делами.
— Внять-то вняла, но полностью следовать не всегда получается.
— Это не страшно. Главное — стремление, — Радный снова усмехнулся и спросил. — Дом-то что поет?
От неожиданности вопроса Ира вздрогнула так, что аж подскочила. Радный рассмеялся. Ира снова вздрогнула: на ее памяти он смеялся впервые.
— И-ира! Расслабьтесь!
— Я вся в стремлении к этому! Стремление, ведь, главное?
— Верно… Так что дом-то поет?
Ира глубоко вздохнула, а затем медленно выдохнула:
— Вчера исполнял регтаймы Джоплина, а позавчера — отдельные номера из «Руслана и Людмилы» Глинки.
— А Вы не пробовали попросить его исполнить то, что, как говорится, Ваша душа просит в данный конкретный момент?
— Нет.
— Попробуйте. Занятное упражнение, — Радный улыбнулся, так как Ира снова вздрогнула. — Ира, последний раз я наведывался туда вместе с Вами.
«Ценное замечание», — отметила про себя Ира и едва заметно перевела дух. С того самого дня и даже чуть раньше того, как Зив и Лоренц открыли свою сеть проходов для Женечки, и она высказала опасение, по поводу его возможных, не желаемых ею посещений, а Зив и Лоренц успокоили ее, что такое не будет иметь место; с того самого дня и даже чуть раньше она знала, кому не нужны никакие разрешения и на кого не действуют никакие ограничения, но своими опасениями избегала делиться даже с самой собой. Однако с того самого дня и даже чуть раньше ее не раз передергивало от всегда непредсказуемо, совершенно внезапно и, как правило, совершенно невпопад проносившейся мысли, что вот прямо сейчас, в любую минуту к ней может запросто нагрянуть Радный.
Он сказал всего-навсего: «Последний раз я наведывался туда вместе с Вами», — но эта фраза вселила в нее полную и безоговорочную уверенность в том, что Радный никогда не использует свои возможности там, где она бы этого не желала. Он никогда не вторгнется без ее разрешения в то, что для нее является сугубо личным. Он сказал лишь: «Последний раз я наведывался туда вместе с Вами», — но этим однозначно дал понять очень многое. Ира успокоилась, а тем временем они почти приехали.
— Ну что ж, сейчас отдам Вас на съедение «главным коням», — с легкой усмешкой сказал Радный и, чуть заметно улыбаясь, добавил. — Однако полагаю, что вечером найду их в виде обглоданных скелетов.
— Спасибо за доверие.
— Всегда рад помочь.
Радный остановил машину у проходной, помог Ире выйти и проводил в бывший ее с Раулем кабинет, где теперь находилась вотчина Анатолия Георгиевича Рябоконя — главного инженера и Георгия Анатольевича Белоконя — главного дизайнера.
Вопреки прогнозу Радного, изложенному в стиле близком к черному юмору, Белоконь и Рябоконь встретили Иру весьма дружелюбно, а когда босс удалился, даже предложили по коньячку за встречу. Ира от коньяка отказалась, но саму идею — испить чего-нибудь за встречу — восприняла с энтузиазмом. Тут же на стол водрузилась двухлитровая пачка абрикосового сока и три граненых стакана.
Общение началось с обсуждения состояния архитектурного объекта, расположенного на приморском склоне Кавказа, плавно перешло к состоянию майской погоды на Юге России, что привело к ярким воспоминаниям прошлогоднего похода в горы.
В первые же пять минут перешли на «ты», Анатолий Георгиевич Рябоконь превратился в Толика, а Георгий Анатольевич Белоконь в Жорика. Ира и представить себе не могла, что прогулка на Ажек в сознании Толика и Жорика оставит столь неизгладимый след. И самое удивительное — вспоминали они свой первый, и пока единственный, опыт общения с Кавказской природой с диким восторгом и не без иронии в адрес себя любимых. И вообще, создавалось впечатление, что они совершенно искренне просто счастливы видеть Иру.
Ее данный факт обрадовал, но и слегка озадачил. В прошлом, даже признавая правоту Иры, Толик с Жориком всегда изрядно напрягались, а сквозь это напряжение неизменно проглядывала неприязнь. А вот теперь не было ни напряга, ни неприязни — их место занял благоговейный трепет. Ира было решила, что это Радный провел с ними идеологическую работу, но тут же поняла, что он здесь ни при чем — он точно не стал бы этого делать. Почему? Ира не могла себе объяснить. Просто знала, что это так.
Впрочем, в процессе разговора все выяснилось само собой. По-новому Толик с Жориком стали относиться к ней благодаря Раулю. Точнее, благодаря русской национальной черте преклоняться перед всем иностранным, в том числе и специалистом. «Хотя, почему именно русской? — промелькнуло у Иры. — Даже Иисус говорил: нет пророка в своем отечестве». Как бы там ни было, но трепетное восхищение Рауля Ирой помножилось на раболепное благоговение Толика с Жориком перед Раулем и обеспечило необходимый, если не сказать беспрецедентно высокий уровень безоговорочного приятия.
В общем, от достопримечательностей Кавказа снова плавно перешли к поющему дому, а от него — к цели Ириного визита и далее от разговоров к делу. Ассортимент материалов на складе Иру не удовлетворил, и ей тут же предоставили целую кипу каталогов поставщиков. Она внимательно их просмотрела, методом исключения отобрала заинтересовавшие ее экземпляры и спросила:
— Можно мне на несколько дней оставить их в своем распоряжении?
— Конечно! — в два голоса проскандировали Толик с Жориком.
Дальше праздно поболтали о чисто производственных вопросах, после чего Ира посетила созданный не без ее участия цех, осталась довольна и, погрузив каталоги в два больших полиэтиленовых пакета, отправилась к себе. Толик с Жориком предлагали вызвать для нее такси и рвались проводить до выхода, но Ира по понятным причинам от их услуг отказалась.
Дома ее за накрытым столом ждал Женечка.
— Ну как?
— Выше ожидаемого, даже можно сказать превосходно, — ответила Ира, высвобождаясь от тяжелых пакетов.
— Почему не сказала, что в ослика Иа играть собралась? Встретил бы — чай, дамам тяжести таскать не пристало.
— Ну да! Особенно на дистанции в тысячу с лишним километров, — усмехнулась Ира.
Женечка тоже усмехнулся:
— Садись, ешь давай! Татьяну Николаевну я отпустил, так что все это в моем исполнении.
— А ребятки где? — спросила Ира, ища глазами Зива и Лоренца.
— Уже покушали и отправились на прогулку.
— Та-а-ак! — протянула Ира. — Вы что тут малость побеседовали и во взглядах не сошлись?
— Есть чуть-чуть, — честно признался Женечка. — Впрочем, если ты думаешь, что в твое отсутствие здесь разыгрался глобальный межвидовой конфликт — ты сильно заблуждаешься. Может, в чем-то наши точки зрения и не совпадают, но при этом царит полное уважение к мнению оппонента. Ты, видимо, не замечаешь, но в последнее время они частенько покидают пределы этого дома по своим, ведомым только им делам.
— Это все просто чудесно, но что все-таки стало предметом разгоревшегося спора?
— Ир, ничего здесь не разгоралось, в том числе и спор.
— Но ведь ты сам признал, что вы в чем-то не сошлись во взглядах!
— Видишь ли, мы несколько по-разному понимаем суть твоего существования здесь.
— Замечательно! — возмутилась Ира. — А давайте с сутью своего существования здесь я как-нибудь сама разберусь! Честно говоря, я хренею от вас от всех! Ходите тут, рассказываете на все голоса, что я чуть ли не господь бог и тут же разрабатываете для меня глобальную стратегию и тактику! Жень, тебе не кажется, что мне лучше знать, что я, как ты говоришь, здесь забыла? — Женечка было открыл рот, чтобы нечто возразить. — А если я даже этого и не знаю, то уж поверь, и в этом случае моя информированность гораздо лучше вашей вместе взятой!
— Палладина! Как ты заговорила!
— Женя! Да меня просто уже невыносимо тошнит от всех этих мистик и миссий! Но если рассуждать логически и предположить, что я действительно воплощение о-го-го какой запредельной шишки, то, простите, не вашего ума дело на кой ляд я здесь родилась!
— Что ж, с логикой у тебя всегда все в порядке было.
— Хвала небесам, хоть это у тебя не вызывает вопросов!
— Ир, и все-таки, откуда в тебе такая уверенность?
— Уверенность, простите, в чем?
— Уверенность в том, что ты хорошо себе представляешь, что ты тут на самом деле делаешь.
— Жень, на самом деле в данный момент я тут сижу и ем суп. И в этом я абсолютно уверена, а источник этой уверенности находится вот в этой тарелке и проникает в меня с помощью вот этой ложки. Кстати, спасибо — суп очень вкусный.
— Пожалуйста. Однако ты ведь знаешь, что я не о супе.
— А по поводу того, что ты имеешь в виду, я уверена в одном, что если вы решили тут сесть рядком и общими усилиями сочинить мне смысл жизни, то красный флаг вам в руки и памятник на шею! Сочиняйте, сколько душе угодно! Только когда закончите и соответственно оформите, засуньте себе его, не буду уточнять куда!
— Ирка! Ты чего это так разошлась!
Ира и сама не могла понять, что это на нее нашло. Самое главное, что настроение-то, в общем-то, было самое что ни на есть великолепное. Она задумалась, а потом честно призналась:
— Не знаю.
— Я так и подумал, — улыбнулся ей Женечка.
— Что у вас тут опять за сыр-бор? — спросил Зив, появившись вместе с Лоренцем на лестнице из цоколя.
— Ничего особенного, просто госпожа Палладина милостиво разрешила нам с вами разработать для нее, несравненной, проект смысла жизни, а потом засунуть его… в общем, она не стала уточнять, куда, — весело ответил ему Женечка.
— Ты что, рассказал ей о нашей дискуссии? — спросил Лоренц, запрыгивая в кресло.
— Нет. Только признался, что таковая имела место.
Ира ни с того ни с сего расхохоталась, да так, что минут пять не могла остановиться.
— Ирка, да что с тобой сегодня?
Этот вопрос Женечка повторил раз пять и еще по паре раз его задали Зив и Лоренц, прежде чем Ира совладала с собой для ответа.
— Ничего… Все в порядке… — с трудом выговорила она, борясь с последними смешинками. — Просто я вдруг поняла, почему Творец, как правильно замечает большинство рода людского, оставил свое творение на произвол судьбы, и более не почитает своим присутствием.
— По-твоему, это смешно? — нарочито строго спросил Женечка.
— Даже очень. Я тут представила, что бы случилось, если б он вдруг снизошел к нам грешным.
— И что ж предстало перед твоим внутренним взором?
— Ну как что? Во-первых, миллиарды заявок с требованием немедленно выдать нечто от куска хлеба до острова средних размеров в благоприятной климатической зоне. Во-вторых, миллиарды жалоб на собственную несостоятельность с указанием источников бед от тещи до Усама бен Ладена, естественно, без упоминания собственной персоны. И, в-третьих, уже, конечно, не миллиарды, а миллионы, может быть, даже и тысячи пояснений того, кто он, в смысле Создатель, какой он и в каком направлении ему дальше двигаться с подробным описанием в крепких выражениях того, что он создал.
— Ирка! А я-то думаю, и чего это тебя так вздергивать начинает от одного невинного, а с декларированной тобою твоей точки зрения, и вовсе пустого намека, что ты к созданию этого мира тоже имеешь отношение! — теперь уже расхохотался Женечка, правда, не так исступленно, как Ира.
— Женька! Достал! — рявкнула она.
— Вот видите? Опять рассвирепела! — обведя взглядом Зива и Лоренца, констатировал факт Женечка.
— Евгений Вениаминович, оставьте Иру в покое, — спокойно проурчал Зив. — Неужели Вы не видите, что делаете?
— Вижу, — неожиданно серьезно сказал Женечка. — Потому и делаю.
— Зачем? — сощурившись, томно промурлыкал вопрос Лоренц.
— Хочешь сказать, что вам непонятно?
— Нам-то понятно, а вот Ире…
— А от нее этого пока и не требуется.
— Коли вы мне тут общими усилиями кости собрались мыть, может, я пойду, а? У меня, вообще-то, есть чем заняться.
— Хорошая идея! Давай! Вали! — гормон радостной гадостности аж бурлил в Женечкиных жилах.
— Евгений Вениаминович, зачем Вы так? — проурчал Зив.
— Ты думаешь, она обиделась? — не глядя на Иру, спросил Зива Женечка и манерно повернулся к Ире. — Ирка, ты обиделась? — вопрос прозвучал с той же интонацией, как: «Маша, ты сделала уроки?».
Ира снова расхохоталась, но на этот раз успокоилась гораздо быстрее. Женечка хотел еще что-то съязвить, но тут у него запел мобильник.
— Генка звонит, — будто оглашая великую тайну, громко прошептал Женечка присутствующим, а потом, натянуто серьезным тоном, ответил на звонок. — Я Вас очень внимательно слушаю, господин Логинов.
— Это замечательно, что слушаешь ты очень внимательно. Чем занимаешься?
— В теплой компании пытаюсь испить чашечку кофе, а Палладина все время мешает процессу.
— Одним словом, бездельничаешь.
— В некотором роде так и есть.
— А поработать, разнообразия ради, желания нет?
— На тему?
— На тему перевести толстенький романчик с португальского для начала на английский, а потом, возможно, и еще на несколько языков.
— Генка! Да с превеликим удовольствием, а то от затянувшегося тотального безделья уже крышу рвет.
— Я, знаешь ли, заметил, вот и подсуетился.
— Так ты мне что, заказ специально, что ли, искал?
— А то ж! Наша последняя с тобой встреча меня изрядно озаботила.
— Ясно.
— В общем, ты согласен?
— Как видишь.
— Тогда оставь в покое свой недопитый кофе, а заодно и Ирчика, и дуй ко мне.
— Как скажешь. Сейчас буду.
Женечка выключил мобильник и, окинув взглядом Иру, Зива и Лоренца, сообщил:
— Должен вас покинуть. Думаю, что ненадолго.
Он поднялся и, более ничего не говоря, скрылся в цоколе. Ира на секунду опешила, а потом спросила:
— Это как это он?
— В смысле? — проурчал Зив.
— Он же у Генки даже не спросил, где тот находится.
— Ира, он этим занимается плюс-минус две тысячи лет и, само собой, умеет пользоваться проходами гораздо лучше тебя, — промурлыкал Лоренц.
— Но как?
— Выбирая направление можно ориентироваться не только по географическим объектам, но и по биологическим субъектам, то есть выбирать не только из «куда», но и из «к кому».
— А почему же вы мне об этом раньше не говорили? Хотя бы тогда, когда я сама того же Генку найти пыталась?
— Ира, у нас нет возможности научить тебя этому, — важно проурчал Зив.
— Видишь ли, — взял слово Лоренц, — попасть через проход из одной географической точки в другую, даже очень удаленную, может любое живое существо без всякой подготовки и тренировки. Единственное, ему, конечно, не удастся запросто попасть туда, куда оно на самом деле хочет, но куда-нибудь попадет обязательно. Потому, как ты уже знаешь, к проходам и приставлены стражи. А вот пройти через проход не куда-то, а к кому-то — это действительно высший пилотаж. Так вот, даже мы об этой возможности знаем лишь чисто теоретически.
— Но ведь… — начала Ира, но Лоренц перебил ее.
— Ты имеешь в виду, что мы помогли тебе найти местоположение твоего друга?
— Да.
— Это не совсем то, точнее, совсем не то. Мы помогли тебе определить именно его местоположение в пространстве и направили в ближайший к этой географической точке выход. То есть и в данном случае ты перешла куда-то, но не к кому-то. Точно определить местоположение кого-то где-то, задача, безусловно, нелегкая, но этому мы тебя можем научить, но… Ты недооцениваешь своего Женечку, а ведь для него вполне естественны вещи, которые ты даже вообразить не в состоянии, даже если будешь использовать богатство своего воображения на пределе. Это только на первый взгляд законы природы, в отличие от придуманных людьми юридических документов, кажутся незыблемыми. На самом деле в них, как и в законах, придуманных людьми, очень много лазеек. Как и в случае с человеческими законами, пользование этими лазейками небезопасно, но если знаешь «как», тебе открываются возможности, кажущиеся фантастическими. Однако, в данном случае теоретическое знание, на которое привык опираться в своей жизни человек, ничего не дает. Нужно уметь, и уметь то, что даже отдаленно не поддается так любимой людьми вербализации. Так вот, Женечке нет никакой надобности знать, где в данный момент находится человек, с которым он хочет встретиться. Он просто приходит к нему и все. И наличие прохода имеет значение только в начальной точке. В пункте назначения образуется временная трещина, которая тут же без следа затягивается.
— Крыша у меня сейчас не поедет — она у меня сейчас полетит. Так что, давайте-ка я ради безопасности собственного рассудка займусь тем, чем собиралась изначально.
— Как знаешь… — промурлыкал Лоренц.
Ира взяла свои пакеты и отправилась в кабинет.
Сосредоточиться на каталогах, оказалось не так-то просто, но, в конце концов, нечеловеческие усилия воли сделали свое дело. Ира растворилась в работе и растворилась до такой степени, что только внезапно возникший в сумерках поток яркого электрического света выдернул ее в «здесь и сейчас» реального мира.
— Ой! — вздрогнула она от неожиданности.
— О-йой! — отозвался Женечка с улыбкой.
— И давно ты здесь?
— Достаточно, — Женечка снова усмехнулся. — Знаешь, ты так глубоко погружаешься в проблемы диванов, столов и прочих деталей интерьера, что даже без интеллектуального познания внутренних точек способна наделить их очень мощными энергетическими свойствами.
— Очень может быть, — унимая дрожь, задумчиво изрекла Ира и спешно перевела разговор на другую тему. — Что там у Генки?
— У Генки все здорово. Нашел мне большой заказ, так что в ближайшее время вымирание от тотального безделья мне не грозит. А самое главное — появилась очень веская причина оставить тебя на некоторое время в относительном покое.
— Вот это действительно радует, — не без сарказма заметила Ира.
— Что, так сильно достал?
— Если честно, то да.
— Ну вот! — Женечка скорчил рожицу обиженного ребенка.
— Знаешь, Жень, если бы наше с тобой общение на данном этапе ограничивалось изданием твоей книги, я против твоего общества ничего бы не имела, но ведь ты ни единого момента не упускаешь, чтобы меня вздернуть. Пойми, я действительно устала! Стоит мне найти для себя удобное положение, как ты тут же выбиваешь меня оттуда.
— Только я?
— Справедливости ради нужно согласиться, что не только ты. Но мне кажется, что ты единственный, кто делает это периодически лишь, как говорится, из любви к искусству. Извини, но мне порой кажется, что тебя просто забавляет моя реакция.
— Если честно, то, конечно, не без этого, — усмехнулся Женечка.
— Итак, ты меня покидаешь? — с язвительной надеждой в голосе спросила Ира.
— И не надейся! Если честно, то все это время я проторчал здесь исключительно для того, чтобы ты, в конце концов, оторвалась от своих диванов и выпила б со мной чашечку кофе.
— Ладно. Уговорил.
Ира отложила каталоги, поднялась и вместе с Женечкой отправилась в гостиную. Правда, гостиная стала конечным пунктом только для Иры. Женечка пошел дальше — на кухню. Ира, пользуясь его отсутствием, обеспеченным хозяйственной необходимостью, вполголоса обратилась к своей живности:
— Слушайте, одного понять не могу!
— Чего именно? — профессорским тоном спросил Лоренц.
— Зачем Женечка добивался открытия для себя вашей сети, если он может с помощью проходов попадать не только «куда-то», но и к «кому-то»?
— Вполне логичный вопрос… — задумчиво проурчал Зив.
— Абсолютно верно, — согласился Лоренц. — Почему бы тебе не задать его Женечке?
— Потому, что я изначально хочу знать ваше мнение.
— Тогда тебе придется подождать, так как он уже возвращается, — проурчал Зив.
И действительно, из кухни показался Женечка с подносом в руках.
— Ну что, Палладина, как жить собираешься во времена моей повышенной занятости? — спросил он, усаживаясь на диван.
— Буду, не отвлекаясь на глобальные проблемы существования сего мира, контролировать изготовление мебели и работы в поющем доме, а по ходу прочту от начала до конца твою книгу.
— О, как всё серьезно! — съязвил Женечка. — Кофейку-то с тобой хоть можно будет с устатку глотонуть?
— Ну если только с устатку, и если только глотонуть, то, думаю, можно, — с улыбкой ответила Ира.
— И на том спасибо!
— Пожалуйста! Кстати, в данный момент кофе в твоей чашке уже иссяк, и усталость, как я вижу, тебя бетонной плитой не давит.
— Намек понял. Сваливаю!
Женечка поднялся, чмокнул Иру в щеку и послушно ушел. Ира выждала некоторое время и резко оживилась:
— Так почему же Женечка добивался открытия для себя вашей сети? — бойко спросила она Зива и Лоренца.
— Ты уверенна, что хочешь говорить об этом? — спросил Зив.
— Абсолютно!
— Ну что ж… Я спросил лишь из-за того, что ты сама не так давно просила не касаться подобных тем, — Зив выразительно посмотрел на нее.
— Я решила сделать исключение.
— Понятно… — проурчал Зив и взглянул на Лоренца, предлагая начать «лекцию».
— Как ты, Ира, правильно заметила, — томно замурлыкал Лоренц, — во время твоего отсутствия сегодня утром между нами и твоим другом имела место, касающаяся непосредственно тебя дискуссия. Однако, смею тебя заверить, ни мы, ни Женечка не изобретали для тебя смысл жизни. Мы кардинально разошлись во взглядах относительно того, стоит ли посвящать тебя в особенности этого мира, скрытые от большинства существ его населяющих. Если ты заметила, твой друг почти никогда этого не делал. И упорно считает, что мы этим занялись исключительно для того, чтобы заручиться твоим безоговорочным и безграничным доверием — смею тебя заверить, что это не так.
Женечка со своей стороны считает, что овладение определенными известными ему секретами устройства этого мира лишь отвлечет тебя, дав в руки абсолютно ненужную, с его точки зрения, забавную игрушку. Мы же, напротив, считаем, что более полное знание того, с чем ты имеешь дело, более полная картина этого мира, поможет тебе. Поможет и чисто практическим удобством пользования им — согласись, хотя бы те же самые проходы создают массу удобств — и возможностью более полно осознать общую картину мира; как минимум, обретением понимания, почему все эти возможности скрываются от подавляющего большинства, держаться, так сказать, под грифом «секретно».
Мы уверены, что подобные знания станут для тебя прекрасным средством для достижения любых твоих целей. Женечка же считает, что их постижение может превратиться для тебя в цель, что с его точки зрения — да и с нашей, признаться, тоже — крайне нежелательно. Мы уверены, — и в этом Женечка с нами, к счастью, согласен — что если тебя не учить всем этим вещам, ты все равно сама рано или поздно их обнаружишь. Однако, в отличие от него, мы еще уверены и в том, что если ты станешь обнаруживать их сама, то тогда они и могут превратиться для тебя из средства в цель. Так происходит со всеми, кто их обнаруживает.
Он сам в свое время попал под очарование скрытых возможностей, на что мы ему прямо указали, можно даже сказать, ткнули носом. Однако твой друг считает, что на само обнаружение уходят десятилетия, а то и столетия, чего у тебя в запасе нет. Именно поэтому он никогда не показывал тебе всего, чего достиг. Не удержался только от демонстрации своих пламенных способностей, и то лишь потому, что именно они во многом способствовали твоему нынешнему благополучному воплощению здесь, и заодно гарантировали ему от тебя повышенное количество внимания. А еще сообщил о своем чрезвычайно длительном для человека сроке жизни тут. Сообщил только потому, что в данном случае это лишь вопрос веры, — практически убедиться в этом ты, естественно, не в состоянии.
Таким образом, он считает, что сама ты на эти возможности не наткнешься и, следовательно, зацикливаться на них не будешь. Мы же считаем, что сама ты на них уже в какой-то степени давным-давно наткнулась и вовсе на этом не зацикливаешься, а вот если и дальше держать тебя в неведении, то, идя по своему пути, ты все больше и больше будешь обнаруживать недоступное подавляющему большинству, а следовательно, в определенный момент можешь действительно всему этому придать гораздо большее значение, чем оно того стоит.
Ира терпеливо слушала, но, в конце концов, ее терпение иссякло:
— Это все замечательно, Лоренц, но ты никак не ответишь на мой вполне конкретный вопрос: зачем Женечка добивался открытия для себя вашей сети?