Ариаварта, дом Гьянга
Ариаварта, дом Гьянга
Утром следующего дня плененный Гьянгом шаммар Наврунг проснулся в удивительном по красоте саду. Тенистые деревья раскинули свои широкие кроны, создавая идеальный навес от палящего дневного солнца. В их кронах гнездились птицы, поющие по утрам; осыпающиеся белые лепестки цветов наполняли картину тихой гармонией, какую редко встретишь на земле. Первая мысль Наврунга было такова: умер и родился в прекрасных садах, где его встретят предки. Но в углу сада он увидел свой черный виман и понял, что так просто он не отделается.
Как только эта мысль пришла ему в голову, из дома, находящегося за его спиной, вышел высокий худой юноша с черными длинными прямыми волосами, доходящий, однако, атланту до пояса, и, обойдя сидящего на траве шаммара, встал перед ним в десяти локтях. Глядя шаммару прямо в глаза и скрестив руки на груди, юноша с откровенно-любопытным видом молча рассматривал лицо шаммара, как бы пытаясь найти в нём знакомые черты или что-то, что могло бы ответить на какие-то его вопросы.
Исполненный достоинства, великан сидел с прямой спиной, гордо держа голову и глядя в одну точку перед собой. Поток мыслей безмятежно гнал волны отдельных фраз в его голове: «Если я жив, значит, убивать меня не собираются. А раз так, то это – благородные люди, и они не причинят мне зла… Достойные противники, они не враги мне… И я не враг им… И никогда не был врагом».
Спокойная безмятежность мыслей атланта удивляла Амедея. Этот человек был на краю гибели, но он не был трусом. Попав в плен, он держался с таким достоинством, как если бы был послом на переговорах. В нем не было желания торговаться за свою жизнь, но не было и покорности. Удивительное сочетание нерушимой уверенности в грядущем и готовности принять судьбу с полным достоинством и непреклонным мужеством – все это вызывало в Амедее невольное уважение к молодому атланту. Не было в нем спеси и гордыни, присущих шаммарам, не было и боязливой угодливости, присущей рабам. Таких Амедей еще не встречал.
Несколько минут спустя, встав рядом с Амедеем, Гьянг обратился к атланту на его языке:
- Ты знаешь меня?
Атлант, продолжая глядеть прямо перед собой, ответил ровно и без эмоций:
- Нет. Но я знаю, что ты – святой и чистый Гьянг. Таким знает тебя этот юноша.
- Ты прочел это в его мыслях?
- Да.
Гьянг весело рассмеялся и, обращаясь к Амедею, посоветовал:
- Друг мой, учись скрывать свои мысли от атлантов. Ты для них как открытая книга. Это полезно, когда имеешь дело с друзьями, но крайне не полезно, когда общаешься с врагами.
Амедей покраснел и уставился на траву под ногами, а Гьянг, не переставая улыбаться , вновь обратился к шаммару.
- А ты – Наврунг, второй пилот корабля, сын своего отца Тимлоа.
Слова Гьянга звучали скорее утвердительно, чем вопросительно, но присущие ему мягкость и жизнерадостность не вызывали в атланте чувства униженности. Удивительно, но с ним, пленным шаммаром, этот арий разговаривал скорее как с другом, чем как с врагом. Наврунг медленно перевел глаза на Гьянга:
-Ты знаешь.
Гьянг, все такой же веселый и искренний, продолжал:
- А что, старик Тимлоа все также лечит застарелый ревматизм акульим жиром и не хочет обращаться к Ракшасам?
Этот вопрос задел шаммара за живое, его взгляд приобрел осмысленность, он вперил удивленные глаза в лицо Гьянга, пытаясь одним только взглядом выведать, что тот знает о его родне, и спросил, отчеканивая каждое слово:
- Откуда ты, чужеземец, знаешь это?
Рассмеявшись заразительным смехом жизнерадостного человека, Гьянг продолжил:
- Если бы старый Тимлоа добавлял в свои компрессы щепотку жгучего красного перца, он бы уже давно вылечился.
Удивлению Наврунга не было границ: этот человек не только не убил его, но даже советует, как его отцу излечиться от застарелой болезни… Правильно говорят люди, что если на одну чашу весов положить всю ненависть Ракшасов, а на другую - все сострадание ариев, то чаша ариев окажется гораздо тяжелее. И не потому, что ненависть Ракшасов слаба, нет: она, как старое вино, с каждым годом все крепче; но сердце ариев, как бездонные глубины океана, безмерно больше любых человеческих чувств. Они могут простить все. И прощают, если видят тому причину.
В то утро атлант впервые в жизни почувствовал в своем сердце теплоту благодарности к этому смеющемуся человеку, и теплота этого чувства вызвала в Наврунге больше удивления, чем его неожиданное спасение от смерти. В это утро Гьянг приобрел большого друга в лице этого отважного и невозмутимого пилота черного вимана, превратившегося из символа страха в символ бесстрашия.