Смерть Камбиса и Солнце Осириса
Смерть Камбиса и Солнце Осириса
Кир был величайшим монархом Азии, царь справедливости, истинный сын Зороастра. Он играл в судьбах мира главную роль. Важнейшие акты его правления имели решающее влияние на будущее белой расы. Без него история человечества была бы совсем иной.
Победитель Вавилона, он пощадил ослабевшую вражескую столицу и позволил магам сохранить их мудрость — ковчег наук будущего. — Отразив чудовищное нашествие скифов, он избавил средиземноморскую цивилизацию от варварского разрушения, отбросил северные народы к сарматским долинам и на берега Скандинавии, откуда они должны будут нахлынуть восемь веков спустя на Римскую империю и омолодить Европу. — К тому же, разрешив евреям занять Палестину и восстановить храм в Иерусалиме, он спас Израиль — ковчег монотеизма и колыбель будущего Христа.
Так или иначе, если бы Кир на протяжении жизни мог держать в своих могущественных руках нити будущего и сумел бы разрубить этот гордиев узел, он и тогда не смог бы противостоять гангрене порока и эпилепсии гордыни, всегда подстерегающими абсолютную власть, завладеть его семьей.
Между Камбисом и его отцом — ужасный контраст. Это шакал, который следует за львом и приходит рыскать по его следам. Прощайте Мудрость, Милосердие и Храбрость, прощайте Добродетель души и Гений ума, которые, спустившись с горы Зороастра, выступают как Виктории над армиями победителя Вавилона, Трусливый, жестокий, завистливый и бесчеловечный, чудовище роскоши и извращенности, Камбис довел психоз тирании до неистовства преступлений. Едва придя к власти, он приказал тайно убить своего младшего брата, казавшегося ему опасным соперником, а затем выступил против Египта.
На протяжении более тысячи лет, царство фараонов было соперником всех азиатских империй и препятствием для всеобщей анархии. Несмотря на нашествия и внутренние восстания, фараоны оставались учениками Фиванской мудрости. У них все еще существовало посвящение в таинство наук; они прививали своему царству чувство справедливости, придерживались во всем божественной иерархии. Египет сопротивлялся нашествию Ниневии и Вавилона. Навуходоносор его опустошил, не дойдя до священных Фив; Кир его уважал, Камбис же захотел его разрушить. Тираны инстинктивно ненавидят любую власть, которая ограничивает их собственную. Власть морали и духовности их раздражает. Молодой царь Персии видел в мудрости и теократии египтян своих злейших врагов. Это ощущение опасности привело его в ярость и подтолкнуло к крайности.
Камбис был суеверен, но в то же время его привлекало святотатство. Его тусклое сознание колебалось между паническим страхом и беспредельной гордыней. Когда его одолевал страх перед смертью, он раболепствовал перед самым презренным колдуном, когда же им овладевала мания величия, он считал себя равным Ормузду и горел желанием померяться с ним силой. Но в то время персидские маги уже потеряли способность вызывать дух Ормузда для его почитателей. Между тем, Фанес из Галикарнасса, греческий генерал Яхмоса, царя Египта, Фанес, перебежчик к Камбису, сказал однажды персидскому царю: «Египетские жрецы более ученые, чем твои. Их Бог Осирис, самый могущественный из всех, такой же как Ормузд. Они умеют вызывать его. В имени Осириса великая тайна. Говорят, что кто ее узнает, сможет обладать способностью воскреснуть и уже не испугается смерти. Я берусь отвести твою армию к берегам Нила и, если ты станешь властелином египетских храмов и их жрецов и если ты получишь согласие Бога, ты будешь властелином мира[93].
— Веди меня в Египет, — сказал Камбис.
Между Сирией и египетской дельтой расстилались пустыня и болота. Благодаря вмешательству Фанеса, арабский шейх, властвовавший там, приказал расставить по дороге караваны с провизией на три дня пути. Это и позволило персидской армии захватить дельту. Большая битва произошла при Пелузии, с обоих сторон борьба была ожесточенной. В утро того сражения коринфяне и ионийцы, состоящие на службе у фараона, зарезали детей предателя Фанеса, но это жестокое и бессмысленное жертвоприношение не принесло им счастья. К вечеру египетская армия была обращена в бегство. Царь Псамметих, бежавший в Мемфис, был вынужден сдаться. Тем временем Верхний Египет уже подчинился. Война продолжалась не более нескольких недель. Могущественное царство фараонов, которое на протяжении двух тысячелетий властвовало на Средиземноморье и сдерживало Азию, рухнуло при первых же ударах сына Кира.
В своем триумфе мания Камбиса не знала границ. Он сразу же начал с того, что спросил у жрецов Мемфиса, могут ли они вызвать для него Бога Осириса и открыть его великую тайну. Они ответили:
— Не мы обладаем этой тайной, а жрецы Фив. Найди их.
Камбиса до такой степени разъярил этот ответ, что он предался жесточайшему насилию. Он приказал убить главных жрецов храма Птаха. Он не только приговорил несчастного царя Псамметиха к смерти, но заставил его присутствовать перед казнью на мучениях его детей. После чего он надругался над могилой отца Псамметиха, царя Ахмаса II; сжег его мумию, что для египтян является ужаснейшим святотатством.
Достигнув Фив, Камбис созвал совет жрецов храма Амон-Ра.
— Я повелитель Египта, — сказал он им, — и я требую для себя то, что Фараоны требовали от вас. Можете вы мне показать самого таинственного из всех Богов? Можете вы открыть мне тайну Осириса? Ваши храмы, ваши сокровища, ваши архивы и жизни в моих руках. Если вы хотите сохранить свои жизни, то должны заставить быть благосклонным ко мне вашего высшего Бога.
Верховный жрец Фив ответил:
— То, что ты просишь, о великий царь, выше наших сил. Мы можем призвать нашего Бога, моля простить тебя, пролитую тобой кровь и ввести милосердие в твою душу, но мы не можем заставить его предстать перед тобой. Не мы повелеваем нашими Богами, а они нами!.. Ты можешь покорить Египет, осквернить могилы наших царей, сжечь их мумии. Ты можешь разбить колонны наших храмов и обелиски, на которых выгравированы наши победы... Ты можешь превратить в прах свитки наших папирусов, где записаны наши тайные познания... Ты можешь убить всех жрецов Египта и разбить на мелкие куски статуи наших Богов, но... ты не увидишь нашего Бога, ты не узнаешь тайну Осириса, который разговаривает с Посвященными в глубинах Невидимого и Вечного... К нему приближаются лишь в белой одежде неофита, после долгих лет воздержания и очищения, а не в плаще, красном от крови, и не с мечом — замешанном в преступлениях.
Камбис оставался стоять озадаченный на протяжении этой речи. Торжественность этих слов, величавость верховного жреца, невозмутимость жрецов Амон-Ра, одетых в белые льняные платья, с перекинутой шкурой пантеры через левое плечо, вызвали у него невольное уважение. Он покинул высокое собрание, косясь и дико озираясь, как кабан, спасающийся от окруживших его охотников. Но едва он вернулся во дворец Фараонов, который находился на берегу Нила, как тут же послал свою стражу убить верховного жреца и всех жрецов Амон-Ра. Затем вернулся к храму и приказал разбить статуи, обелиски, разнести склепы, разграбить сокровища, сжечь все папирусы со священными письменами. После этого он попытался уничтожить храм Амон-Ра, предав его огню. Но зал с огромными колоннами устоял перед пламенем и Осирис, колосс из серого гранита и черного базальта, остался стоять посреди пожарища в своей двойной тиаре и со змеями на голове...
Покончив с Египтом, Камбис отправился завоевывать Нубию. Там он потерпел жестокое поражение от Беруа и чуть не умер со своей армией от жажды в пустыне. Он вернулся в Фивы побежденный, обеспокоенный, сбитый столку.
Однажды, когда он прогуливался по черному от огня и опустошенному храму Амон-Ра, он заметил писаря, сидевшего на корточках в одной келье. Это был нубиец с кожей медного цвета. Тростниковой палочкой, обмакнутой в красные чернила, он переписывал иероглифы с длинного папируса, развернутого у его ног.
— Что ты там делаешь? — спросил царь.
— Я переписываю Книгу Мертвых для благородного гражданина из Фив, чья мумия будет отнесена в саркофаге в Долину Царей.
— Ты знаешь, что я приказал уничтожить все папирусы храма и ты будешь приговорен к смертной казни за то, что сейчас делаешь.
Писарь, сидевший на корточках в углу своей кельи, оставался спокойным, услышав эту угрозу. Его лицо хранило наивное выражение скарабея, но на насмешливых губах играла загадочная улыбка, и огонек лукавства блестел в его глазах.
— Возьми этот папирус, — сказал он, — и сожги его, о, великий царь, я отдаю его тебе. Но как тебе удастся сжечь все остальные папирусы, что тысячами и тысячами покоятся в гробницах по всему Египту? Так как каждый умерший имеет подобный требник в своем саркофаге. И через тысячи лет те, кто смогут прочитать эти иероглифы, откроют для себя науку наших предков и арканы их мудрости.
— Так что же написано в этой Книге Мертвых, — спросил заинтересованный Камбис.
— Наставления для души, которая уходит в Потустороннее, магические слова, чтобы не заблудиться в царстве Аменти, у великой реки Забвения, предупреждения, как избежать плохого лоцмана, черного Двойника и опознать доброго, белого Двойника, правила, поясняющие, как испросить помилования у беспристрастного судьи, который ожидает умерших... там. И, наконец, эта книга включает в себя магическую формулу, позволяющую вновь обрести божественную память, сесть в барку Исиды и достичь Солнца Осириса.
— Солнце Осириса! Что это такое? — вскричал Камбис, задрожав.
Царь схватил худую руку писаря и с силой встряхнул ее. Но все та же загадочная улыбка не сходила с толстых губ нубийца, и все тот же лукавый огонек блестел в его глазах.
— Мне ничего об этом не известно, — сказал он, — потому что я его не видел. Но говорят, что мертвые его видят, если они были хорошими людьми, о, очень хорошими... Если они чисты, о, очень чисты...
— Есть ли человек, который может вызвать его для живых?
— Верховный жрец Фив единственный, кто мог это сделать, но ты убил его.
— Нет ли кого-нибудь еще, кроме него, кто владел бы этой тайной?
Писарь почесал свой бритый затылок, затем приставил указательный палец ко лбу и ответил:
— Есть такой человек, это верховный жрец Узахаррисинти, великий жрец из Саиса, в Нижнем Египте. У него есть напиток, сделанный из цветка непентиса. Несколько капель этой жидкости погружают посвященного в летаргический сон, и он путешествует в ином мире. Может быть Узахаррисинти согласиться показать тебе ночное светило Осириса... солнце мертвых, которое встает над миром теней... полуночное солнце.., но он рискнет своей жизнью... и ты тоже!
— Не важно! Я смогу его заставить. Ты, писарь, раз уж ты рассказал мне как можно узнать великую тайну, я сохраняю тебе жизнь. И если я увижу Солнце Осириса, я сделаю тебя верховным жрецом Египта.
— Меня — верховным жрецом,.. а себя — Богом, не так ли? — спросил нубиец со своей неизменной насмешливой улыбкой. Затем он добавил:
— Ты видишь этого маленького скарабея из зеленого мрамора?
Камбис взял скарабея в руки и начал его рассматривать. На его спине и животе были выгравированы двенадцати священных знаков.
— Это двенадцать великих Богов Вселенной, — сказал писарь. — Вместе они составляют Душу Мира. Каждый человек носит их внутри себя, и все существа отображают их, как этот скарабей. Можно сжечь папирусы, можно уничтожить священную науку, которая идет от Души Мира. Но она воскреснет от этого скарабея. Унеси с собой, о, великий царь, это воспоминание о египетском скарабее!
Потрясенный Камбис еще мгновение рассматривал насекомое из мрамора, потом с чувством страха положил его обратно на стену и побежал прочь. Он боялся волшебства. Несколько раз он испуганно оборачивался. Ему казалось, что Душа Мира, которую он пытал, преследует его с насмешливой улыбкой под видом скарабея.
* * *
В тот день, когда Камбис вернулся в Мемфис, там песнями и танцами отмечали праздник весны. Персидский царь подумал, что они радуются его поражению, и приказал совершить еще одно убийство жрецов, потом он заколол кинжалом собственную сестру, которую до этого силой заставил выйти за него замуж, несмотря на персидский закон, с ужасом и негодованием обвинивший его во всех его преступлениях. Неподвластный угрызениям совести, но испуганный, Камбис предстал перед верховным жрецом из Саиса, в храме посвященном богине Нейт, ночной Исиды, отождествленной с Душой Вселенной, требуя от него немедленного посвящения и встречи с Осирисом.
— Ты пришел сюда, залитый кровью жрецов Египта, — сказал ему Узахаррисинти, смиренный старец. — О, великий царь, как я смогу получить для тебя то, что я не смог получить для себя, после всей моей жизни, невинной чистоты и умервщления плоти?
— Ты это сможешь. У тебя есть напиток, который погружает в летаргический сон и благодаря которому можно спуститься в царство мертвых и достичь Солнца Осириса.
— Но знаешь ли ты, о Камбис, что если тебе удастся увидеть Солнце Осириса, оно тебя испепелит?.. Бойся, как бы это не стало твоим концом.
— Я не боюсь ничего и никого, — ответил царь, у которого сопротивление жреца вызвало избыток гордости. — Я не испугался Ахурамазды и я еще жив. Я не боюсь, что Осирис меня достанет, главное, что я ношу с собой свой меч, латы и свою царскую корону.
— Да будет так, как ты хочешь, — сказал Узахаррисинти. — Я вызову для тебя сначала Зороастра, пророка твоей расы. Если он придет, то он тебе скажет, готов ли ты встретиться с Солнцем Осириса.
Через длинную аллею сфинксов повел верховный жрец царя внутрь храма. Они пересекли несколько залов, чтобы Дойти до отдаленной части святилища, где виднелся открытый и пустой саркофаг. Высокие колонны, едва видимые в неясном свете, терялись в густой темноте... Выпив снотворное, царь лег в саркофаг, одетый в латы, с мечом на боку и в короне на голове, в то время, как верховный жрец бросал благовония на горящие угли костра, пылающего на треножнике, и громко произносил заклинания.
Сначала у Камбиса появилось странное ощущение. Ему казалось, что его тело становиться все более и более тяжелым и что он падает в бездонную пропасть, в то время, как его дух поднимался вверх, как нечто легкое, невесомое. Потом ему показалось, что он растворяется в пустоте и теряет сознание. Когда он очнулся, то увидел себя находящимся в том же зале, но ставшим гораздо выше ростом. Густые клубы дыма подымались из треножника. Верховный жрец молился на коленях с протянутыми над бездной руками. В золотом сиянии, опираясь на посох, появился величественный старец, чья борода казалась серебристой рекой и который носил сверкающую светом овечью шкуру, перекинутую через его белое льняное одеяние. Камбис задрожал, поскольку понял, что это был сам Зороастр. Пророк ариев произнес звучным голосом:
— Зачем ты вызываешь меня, вырожденный сын ариев, царь беззакония, погрязший во всевозможных ужасных преступлениях? Твой пурпур окрашен кровью невинный, твое дыхание смердит преступлением, как у шакала, который пахнет гнилой плотью. Предатель своего отца, рода и своего Бога, извращенный потомок презренного Ахримана, ты претендуешь лицезреть славу Ахурамазды, которого египетские жрецы называют Осирис? Не надейся на это святотатство. Твои дни сочтены. Приближается час, когда Ахурамазда воплотится в человека, который принесет в жертву свое тело, чтобы обнародовать Глагол Божий. Когда Сын Бога пойдет живым по земле, ты и тебе подобные будут сметены, как пыль ветром бури. Спрячься в пещере, подобно змее. Солнце Осириса не для тебя...
Произнося эти слова, призрак Зороастра начал таять и его последние слова донеслись до Камбиса, как раскаты грома. Он очнулся, покрытый холодным потом. Пошатываясь, вышел из саркофага и наощупь приблизился к верховному жрецу Узахаррисинти, который продолжал молиться.
— Ты видел своего пророка? — спросил тот.
— Да.
— Что он сказал тебе?
— Он угрожал мне смертью, если я вызову солнце Осириса. Он сказал, что скоро Ахурамазда, которого египтяне называют Осирис, воплотится в человека и что тогда будет покончено с могуществом царей. Я в это совершенно не верю, Этот Зороастр, может быть, всего лишь оживленный тобой призрак. Мои латы все еще у меня на груди, мой меч у меня на боку, и корона на голове. Я не боюсь ни Зороастра, ни его Бога. Сейчас наступило время темноты...Только огонь в треножнике освещает нас... Никто нас не видит и не слышит... Итак, под страхом смерти, вызови для меня солнце Осириса, полуночное солнце. Жрец, приступай к своим заклинаниям!
— Так встреть же свою судьбу! — сказал Узахаррисинти. — И пусть вечный разум Богов выйдет к тебе из кругов будущего, как меч из ножен!..
Камбис сделал второй глоток напитка, который поражал его мозг и снова лег в саркофаг. На этот раз, теряя сознание, ему показалось, что душа изгоняется из тела, как сноп сена, пожираемый огнем. Когда он вышел дрожащей личинкой из небытия, то увидел бесконечно далеко от него, сияющую звезду в глубине галереи. Звезда превратилась в золотое Солнце, чьи лучи, казалось, охватывали всю вселенную. По мере того, как он приближался к нему, черный крест появился в желтом пламени солнца, и на кресте он увидел тело распятого Бога. И распятый Бог рос, закрывая солнечный диск. Его раны кровоточили и боль всего мира отражалась на его мертвом лице. Но вдруг распятый Бог поднял голову и открыл глаза. Тонкий луч вышел из него и поразил голову Камбиса. Взгляд божества был полон любви и жалости, но его колющая сила была настолько велика, что он проник в тело царя, причиняя тому невероятные страдания, как будто разрушая его костный мозг. В то же время чудеснейшая гармония заполнила пространство; медные трубы и арпеджио арф; голос, звучащий с неба, и хор архангелов. Все эти голоса говорили:
— Дрожи Ахриман! Падайте на колени, о, цари! Маги, раскурите ваши фимиамы. Он готов прийти, он спускается с неба, Бог Богов, сияющий Сын высшего Бога, наставник Богов и людей... Он пойдет по земле, он будет распят. Он умрет ради любви, чтобы воскреснуть в славе... Тираны побеждены, небеса вновь открываются, умершие воскресают. Слава Христу! В глубинах смерти он обрел вечную жизнь!
Во время этого пения, которое звучало, как симфония на фоне космического грома, распятый Бог обрел прекрасное тело, облаченное в сверкающее одеяние. Из глубины колоннад, чьи архитравы были разбиты, гигантский Христос шел навстречу Камбису. За ним ступали все жертвы тирана, преображенные в лучах его солнечной славы. В то же время, лицо воскресшего Бога сверкало, как молния, и его взгляд проникал в сердце Камбиса, подобно мечу.
Тогда Камбио проснулся от невыносимой боли. Высшее блаженство его жертв доставляло его плоти все те страдания, на которые он их обрек. Под победоносным взглядом Бога острие меча, который он сжимал в своей руке, вонзилось в его бок, латы душили его, корона жгла виски, как раскаленный свинец. Он выскочил из саркофага с криком отчаяния и бросился на иерофанта, который упал на землю возле дымящегося триножника.
— Ко мне! Я горю! На помощь! — завопил Камбис.
Верховный жрец встал на ноги и оттолкнул царя, который хотел за него ухватиться.
— Я ведь говорил тебе, о, царь, не требуй показать Солнце Осириса.
— Сними с моих глаз этот ослепляющий свет!.. Мне было хорошо в темноте... Верни мне мрак... — бормотал царь.
Но иерофант, который теперь волшебно преобразился, заговорил:
— Ты вызвал свет, который если не воскрешает, то убивает... Тебя он больше не отпустит!
Тогда обезумевший Камбис далеко отбросил свои корону, латы и меч... и бросился бежать. Вскоре он умер в Сирии. Геродот утверждал, что его меч вонзился ему в бедро, когда он садился на лошадь, но надписи Бехистуна говорят, что он покончил с собой в приступе отчаяния[94].
* * *
Таким был трагический конец Камбиса, одного из самых диких воплощений азиатской тирании.
Явление Солнца Осириса, о котором рассказывает Книга Мертвых, и все священные предания Египта, было для духовенства Нила предчувствием иных таинств солнечного аркана, космического Христа (Логоса) и предзнаменованием Христа исторического (Иисуса), который должен был положить конец апофеозу абсолютной власти, изменить лицо мира и характер посвящения.