8

Дон Хуан неожиданно спросил меня, планирую ли я уезжать домой в конце недели. Я сказал, что намеревался уехать в понедельник утром. Мы сидели под его рамадой в середине дня в субботу, 18 января 1969 года, отдыхая после долгой прогулки по окрестным холмам. Дон Хуан встал и вошел в дом. Немного погодя он позвал меня внутрь. Он сидел посреди комнаты; мою соломенную циновку он положил перед собой. Он предложил мне сесть и, не говоря ни слова, достал свою трубку, вынул ее из мешочка, наполнил чашечку своей курительной смесью и зажег. Он даже успел принести в комнату глиняный поднос, наполненный мелкими углями.

Он не спросил меня, хочу ли я курить, а просто вручил мне трубку. Я не колебался. Дон Хуан определил мое настроение верно: мое непреодолимое любопытство к стражу, должно быть, было очевидным. Я не нуждался в уговорах и нетерпеливо выкурил трубку.

Я ощутил то же, что и раньше. Также и дон Хуан действовал в очень похожей манере. На этот раз, однако, вместо того, чтобы помогать мне, он велел только опереться правой рукой на циновку и лечь на левый бок. Он предложил, чтобы я сжал кулак, если это даст мне лучший упор.

Я сжал кулак правой руки, найдя, что это легче, чем поворачивать ладонь на полу, когда на нее приходится весь вес. Спать не хотелось; некоторое время мне было очень тепло, а затем я потерял всякие чувства.

Дон Хуан лег на бок напротив меня; его правое предплечье опиралось на локоть и подпирало голову подобно подушке. Все было совершенно спокойно, даже мое тело, которое к этому времени уже потеряло тактильные ощущения. Я чувствовал себя очень довольным.

— Чудесно, — сказал я. Дон Хуан поспешно встал.

— Не смей начинать с этой чепухи, — сказал он с силой. — Не говори. Говоря, ты совершенно потеряешь энергию, и тогда страж раздавит тебя, как ты прихлопываешь комара.

Он, должно быть, подумал, что его аналогия была забавной, потому что начал смеяться, но внезапно остановился.

— Не разговаривай, пожалуйста, не разговаривай, — сказал он с серьезным выражением лица.

— Я не собирался ничего говорить, — сказал я, и действительно я не хотел говорить этого.

Дон Хуан встал. Я видел, как он ушел за дом. Мгновением позже я заметил, что на мою циновку сел комар, и это наполнило меня такой тревогой, какой я не испытывал никогда. Это была смесь приподнятого настроения, страдания и страха. Я полностью осознавал, что передо мной должно было появиться нечто трансцендентальное — комар, который охранял другой мир. Это была нелепая мысль; мне захотелось громко захохотать, но затем я понял, что приподнятое настроение отвлекает меня и я могу упустить стадию перевоплощения, которую собирался изучить. Во время своей предыдущей попытки увидеть стража я смотрел на комара сперва левым глазом, а затем почувствовал, что стою и смотрю на него обоими глазами, но не заметил, как произошел этот переход.

Я увидел комара, кружащегося над циновкой перед моим лицом, и понял, что смотрю на него обоими глазами. Он подлетел очень близко; с какого-то момента я больше не мог видеть его обоими глазами и стал смотреть левым глазом, который был на уровне земли. В то же мгновение, когда я изменил фокус, я почувствовал, что выпрямился в вертикальное положение и смотрю на неправдоподобно огромное животное. Оно было блестяще-черным. Его перед был покрыт длинными черными волосами, которые выглядели как шипы, проходящие сквозь трещины какой-то блестящей, лоснящейся чешуи. Волосы были расположены пучками. Его тело было массивным, толстым и круглым. Его крылья были широкими и короткими по сравнению с длиной тела. У него были два белых выпуклых глаза и длинное рыло. На этот раз животное было похоже больше всего на аллигатора. У него, казалось, были длинные уши или, возможно, рога, и оно истекало слюной.

Я изо всех сил старался удерживать на нем свой пристальный взгляд и затем полностью осознал, что не могу смотреть на него так, как обычно смотрю на вещи. Мне пришла в голову странная мысль: глядя на тело стража, я чувствовал, что каждая отдельная часть его была независимо живой, как живы человеческие глаза. Тогда я понял первый раз в жизни, что глаза были единственной частью человека, которая могла показать мне, жив он или нет. Страж, с другой стороны, имел «миллион глаз».

Я подумал, что это было замечательным открытием. Перед этим опытом я размышлял о сравнениях, которые могли описать «искажения», создававшие впечатление превращения комара в гигантского зверя, и подумал, что хорошим сравнением было бы сказать: «как будто смотришь на насекомое через увеличительные линзы микроскопа». Но это было не так. Наблюдение за стражем вмещало в себя намного больше.

Страж стал кружиться передо мной. Через некоторое время он остановился, и я почувствовал, что он смотрит на меня. Тогда я заметил, что он не производил звука. Танец стража был безмолвным. Его внешность была ужасна: выпуклые глаза, чудовищная пасть, слюнявость, отвратительные волосы и, кроме всего этого, невероятные размеры. С очень близкого расстояния я наблюдал, как он двигает крыльями, вибрируя ими без звука. Я смотрел, как он скользит над землей подобно огромному конькобежцу.

Рассматривая это кошмарное создание, я почувствовал радость. Я действительно верил, что открыл тайну, как одолеть его. Я подумал, что страж был только движущейся картинкой на немом экране; он не мог причинить мне вреда — только выглядел ужасно.

Страж неподвижно стоял, повернувшись ко мне; внезапно он завибрировал своими крыльями и повернулся кругом. Его спина казалась блестяще окрашенным панцирем; его сияние было ослепительным, но оттенок отвратителен — это был неблагоприятный для меня цвет. Страж некоторое время стоял, повернувшись ко мне спиной, а затем, замахав крыльями, скрылся.

Я столкнулся с необычной дилеммой — я искренне верил, что одолел его, поняв, что он представляет собой только картину ярости. Моя уверенность была, видимо, вызвана настойчивым утверждением дона Хуана, что я знаю больше, чем готов признать. Во всяком случае, я чувствовал, что победил стража и путь свободен. Однако я не знал, что делать дальше. Дон Хуан не сказал мне, как быть в таком случае. Я попытался повернуться и посмотреть назад, но не мог двигаться. Однако я очень хорошо видел большую часть 180-градусного сектора перед глазами. То, что я видел, было туманным, бледно-желтым горизонтом; он казался газообразным. Лимонный оттенок одинаково покрывал все, что я мог видеть. Казалось, что я попал на плато, наполненное парами серы.

Внезапно страж снова появился в одной из точек на горизонте. Он сделал широкий круг, прежде чем остановиться передо мной; его широко открытый беззубый рот напоминал огромную пещеру. На мгновение он завибрировал крыльями, а затем кинулся на меня. Он действительно кинулся на меня, как бык, и своими гигантскими крыльями ударил меня по глазам. Я закричал от боли, а потом взлетел или, скорее, почувствовал, что выдернул себя вверх — прочь от стража, за пределы желтоватого плато, в другой мир, мир людей, — и обнаружил, что стою посреди комнаты дона Хуана.

19 января 1969 года

— Я действительно думал, что одолел стража, — сказал я дону Хуану.

— Ты, должно быть, шутишь, — сказал он.

Дон Хуан не сказал ни слова со вчерашнего дня, и я не возражал против этого. Я был погружен в мечты и опять чувствовал, что если бы смотрел внимательно, то мог бы видеть. Но я не замечал никаких различий. Молчание, однако, чрезвычайно расслабило меня.

Дон Хуан попросил меня вспомнить последовательность моих переживаний; что особенно интересовало его, так это цвет, который я видел на спине стража. Дон Хуан вздохнул — казалось, он был действительно озабочен.

— Тебе повезло, что цвет был на спине стража, — сказал он с серьезным лицом. — Будь он на передней части его тела или, еще хуже, на голове, ты был бы сейчас мертв. Ты не должен пытаться увидеть стража когда-либо снова. Пересекать эту равнину — не доля твоего темперамента; однако я был убежден, что ты сможешь пройти через нее. Но не будем говорить об этом больше. Это был только один из возможных путей.

Я заметил необычную тяжесть в тоне дона Хуана.

— Что со мной случится, если я попытаюсь увидеть стража снова?

— Страж заберет тебя, — сказал он. — Он подхватит тебя своим ртом, унесет на ту равнину и оставит там навсегда. Совершенно ясно — страж узнал, что это не для твоего темперамента, и предупредил тебя, чтобы ты держался от него подальше.

— Как страж узнал это?

Дон Хуан посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом. Он пытался сказать что-то, но сдался, как будто не мог найти правильных слов.

— Я всегда прихожу в недоумение от твоих вопросов, — сказал он, улыбаясь, — ты действительно не думал, когда спрашивал меня об этом?

Я запротестовал и вновь подтвердил, что озадачен тем, что страж знаком с моим темпераментом.

У дона Хуана странно блеснули глаза, когда он сказал:

— А ты точно ничего не говорил стражу о своем темпераменте?

Его тон был так комически серьезен, что мы оба рассмеялись. После этого, однако, он сказал, что страж, являясь хранителем, часовым того мира, знал много секретов, которые брухо мог узнать от него.

— Для брухо это один из способов научить видеть, — сказал он. — Но этот способ не будет твоим, поэтому нет смысла говорить о нем.

— Курение — единственный способ увидеть стража? — спросил я.

— Нет. Ты можешь видеть его и без этого. Есть множество людей, которые могут делать это. Я предпочитаю курить, потому что это более эффективно и менее опасно. Если пытаешься увидеть стража без помощи дымка, есть вероятность, что замешкаешься, убираясь с его пути. В твоем случае, например, очевидно, что страж предупредил тебя, когда повернулся к тебе спиной, чтобы ты мог увидеть свой враждебный цвет. Затем он улетел, но когда он вернулся, ты был еще там, поэтому он напал на тебя. Однако ты был подготовлен и прыгнул. Дымок дал тебе защиту, в которой ты нуждался: если бы ты пошел в тот мир без его помощи, ты не смог бы освободиться от захвата стража.

— Почему?

— Твои движения были бы слишком медленными. Чтобы уцелеть в том мире, ты должен быть быстрым, как молния. Моей ошибкой было уйти из комнаты, но я не хотел, чтобы ты продолжал говорить. Ты болтун, поэтому говоришь даже против своего желания. Будь я с тобой, я бы отдернул твою голову. Ты выпрыгнул сам, что было даже лучше; однако я, пожалуй, не рисковал бы так; страж — это не то, с чем можно валять дурака.