ТАЙНА ЛЕТАЮЩИХ ДЕТЕЙ

ТАЙНА ЛЕТАЮЩИХ ДЕТЕЙ

Случилось это в период моего летнего отпуска в Николаеве, где вместе с семьей я остановился на месяц во временно пустующей квартире друзей.

Лето выдалось жаркое, солнечное, и все свободное время мы проводили на воздухе, до последней клеточки пропитываясь солнечными лучами, столь редкими и желанными в наших нежарких краях. Домой возвращались поздно, когда совсем темнело и южный город накрывало черным бархатом летней ночи.

В одну из таких чудных ночей я проснулся от тупой пульсирующей боли в голове. Скрипнув от досады зубами, я перевернулся на другой бок, зарылся в подушку, снова перевернулся, но боль не утихала. Я сел на кровати, прислонился к холодной стенке и прислушался к своим ощущениям.

Боль была какая–то странная, непохожая ни на что, испытанное ранее. Она не нарастала плавно, затем так же плавно затухая, а резко била в затылок, потом где–то сверху и холодными искрами проносилась .

Кроватная сетка прогнулась, сидеть было неудобно, поэтому, шипя от боли, стреляющей в голове белыми молниями, я слез с кровати и, стараясь не делать резких движений, переполз в кресло.

«Ишь, как, прихватило, — подумал я. — И таблеток в доме, не сыщешь».

Удобно устроившись в кресле, я вытянул босые ноги и расслабился. Боль не отпустила, но стала как–то мягче, хотя била удивительно методично, словно метроном.

Я не помню, сколько просидел в состоянии полной неподвижности. Углы комнаты терялись в полумраке, и лишь светлые полосы лунного света пробивались сквозь жалюзи и зеброй ложились на противоположную стену. Ночная тишина нарушалась тиканьем будильника откуда–то из темноты, да звуком то ли потрескивания, то ли пощелкивания неизвестно чего.

Вдруг в углу, где перед книжной полкой стоял телевизор, мне показалось какое–то едва уловимое движение. Я напряг глаза и оцепенел. Из угла, взявшись неизвестно откуда, прямо на меня плыла; по воздуху полупрозрачная фигурка маленького человечка.

Я хотел дернуться, ущипнуть себя, как делается в подобных случаях, но вместе с мурашками ужаса, волной прокатившимися по спине, понял, что не могу пошевелиться. В воображении я поднимал руки, ноги, вскакивал, но на самом деле оставался! неподвижным, словно мысли и тело находились в разных местах.

Человечек между тем продолжал медленно приближаться, и я видел его уже совсем четко.

«Боже, почему же ребенок? — тупо удивился я. — При чем тут ребенок?»

Существо действительно было ребенком лет пяти–шести. Маленькая фигурка застыла в странной неудобной позе, согнувшись всем телом в правую сторону. Ручки были согнуты, а кисти безвольно опущены вниз, как передние лапки у собачки, стоящей на задних лапах. Совершенно живые глаза внимательно и хитро смотрели на меня, а рот скривился в какой–то ехидной насмешке.

«Ишь ты, издевается надо мной, — подумал вдруг я. — Что, мол, болит твоя голова? Вот то–то и оно».

Одет парящий мальчик был в какой–то балахончик, вроде, костюма Пьеро. Рукава короткие. Очень хорошо видны пуговицы — крупные, пупырчатые. Но вот для чего они, я так и не понял — никакой прорези на балахоне не было. На голове что–то вроде колпака, но без кисточки. Был он весь какой–то полупрозрачный — сквозь него я отчетливо видел корешки книг на полке, но, вместе с тем, чувствовалась его материальность. Казалось, что сделан он был из густой вязкой массы.

Неожиданно я заметил, что пришелец не один, а следом за ним плывут еще двое — с другими лицами и вроде как помладше.

«Ба! — удивился я. — Да он; с братцами».

Траектория полета троицы проходила, по всей видимости, мимо меня и должна была завершиться у приоткрытой двери балкона. Я вдруг почувствовал сильное отвращение, смешанное с гадливостью к этому первому в балахончике. Мне показалось, что он должен быть холодным и омерзительно студенисто–клейким. Я представил вдруг, как тот коснется моих голых беззащитных ног.

И, словно прочитав мои мысли, первый пришелец круто изменил полет и плавно спикировал на ноги. Я в диком припадке ужаса и омерзения дернулся изо всех сил и выдернул ноги из липкого пустого бездействия.

И тут же маленькие человечки будто съежились и пропали, словно вихрь унес облачко невесомого дыма.

«Вот наваждение–то», — подумал я, трясущимися руками вытирая пот, обильно выступивший на лбу.

Я резко встал с кресла, еще не совсем веря в способность двигаться, и, шатаясь от перенесенного ужаса, вышел на кухню, включил свет, открыл кран и залпом выпил два стакана холодной воды. Внутри все как–то вибрировало. Голова совершенно не болела. На часах было без четверти три.

«Что же делать? — подумал я, поглядывая в черный прямоугольник двери. — Что это было?»

Я присел и внимательно осмотрел ноги. Ноги были как ноги. Ничего необычного, никаких следов прикосновения того — в балахончике.

«Фу, какая мерзость!»

Я выпил еще стакан воды.

«А вдруг я зайду, а эти кисельные висят там? Что тогда? — подумал я. — А что остается делать? Будить соседей? Сказать, что видел летающих человечков? Скажут: «Поди, парень, опохмелись!» В милицию позвонить? Еще хуже».

Я сделал круг по кухне, потом нерешительно подошел к двери, заглянул в темноту. Дотянувшись рукой до выключателя, включил свет. В комнате никого не было. Постель топорщилась смятым бельем. На полу валялось брошенное в панике одеяло.

Я медленно обошел комнату. Заглянул под кровать. Прошел вдоль книжной полки, ощупал переплеты книг. Даже вынул какой–то словарь и заглянул в образовавшуюся щель. Развернул телевизор, осмотрел его с обратной стороны. Ничего не было. Летающие дети не оставили никаких следов.

С той памятной летней ночи прошло несколько лет, а я помню все происшедшее так, будто это было только вчера. Еще и еще раз, анализируя увиденное, сравнивая ощущения с теми, что испытывал в жизни, не могу решить для себя, что же это было. Все слишком непохоже, необычно и предельно реально.

В природе все взаимосвязано. Все для чего–то нужно. Все является звеньями бесконечной цепи. Непонятно только — для чего и кому нужно показывать людям подобные ужасы?