Глава третья

Глава третья

— Я более-менее подготовлен к проявлению ожидаемого мрака. Им пугают человечество со времен его бестолкового осознания своего неожиданного появления в пространстве бесконечного тупика. Нашу Солнечную систему, словно автомобиль на крутом повороте, выбросило с оживленной трассы безлинейно-орлаксовых вселенных в пропасть формирующегося забвения. Так что окончательный, чувственный мрак хотя и пугает до душевного озноба, он, тем не менее, уже привычен для нас. Субстанция беспощадного страха и мрака всего лишь ничего не значащая полуфантомная частица необходимости в непредставимом для нас Абсолюте света и чистоты. Это окончательная, навсегда осуществляющаяся осуществленность. Вот, — бывший прокурор Миронов взял стоящий на песке замызганный стакан с водкой на донышке, пригладил бороду и влил в себя содержимое стакана, — такая чепуха в этом мире творится.

Стоило ли удивляться, что после всего услышанного и увиденного Слава Савоев заметил, что Миронов Сергей Антонович находится слишком уж в дикой песчаной бескрайности и в полнейшем одиночестве. Поблизости не было даже намека на море, но перед ним лежал перевернутый рыбацкий баркас, чадил маленький костерок, и над ним свисало с железного крюка, вбитого в планету, ведро с расплавленным битумом. Борода Миронова достигала груди. Он полулежал, полусидел на песке, в длинной холщовой рубашке солдатского качества и таких же кальсонах с болтающимися внизу завязками. Бывший таганрогский прокурор и бывший куратор южного региона России от Генпрокуратуры пытался объяснить костру, ведру с битумом, баркасу и тысячекилометровому безлюдью вокруг самую банальную и простенькую прописную истину:

— Я, как бы вам это поточнее сказать, по сути — основатель, а по смыслу — придурок, фигурально выражаясь, дурак, высланный из смерти в жизнь, деформированный структур.

— Так ты структур, структур, — заходило песчаными волнами пространство вокруг Миронова, которое кишело «плоскастиками», двухмерными прозрачными атлантами, — и мы тоже деформированные структуры, заскладированные неформальные божики.

— Эх-ма, — развеселился Миронов и, прицелившись пальцем, воткнул его в песок со словами: — Тюк по темечку.

Видимо, фраза была ключевой, потому что все вокруг превратилось в эпицентр ядерного взрыва, да такого, как будто бы он, взрыв, собирался действовать на постоянной основе, но неожиданно все изменилось до уровня пограничной черты между земным и неземным. Это аолиэтный лаоэр спрятал суть Славы Савоева в себя, оставив ему лишь дозированно малый и тщательно контролируемый им процент визуальности, слегка соприкасающийся с сознанием Славы Савоева нелаоэра. Два отрезка времени назад аолиэтный лаоэр вступил в Шамбалу, мир которой очень точно выразил словами никогда в ней не бывавший и не собирающийся там быть Талгат Петрович Волин, Великий Палач Тибета, Кабнг Омпа:

— Шамбала — это галлюцинация Будды, и людям не то что приближаться, а даже думать о ней не рекомендуется.

Вселенская искорка, наделенная полномочиями Абсолюта, — аолиэтный лаоэр вошел в зону своего неведения, Шамбалу, без всяких предварительных условий. Этому предшествовали невнятные предупреждения и бестолковые объяснения далай-ламы, доставшиеся на долю Славы Савоева, который, в силу своего приземленно-циничного отношения ко всякой буддистике, сделал правильный вывод, решив, что далай-лама, мягко говоря, несет какую-то чушь. У Славы даже возникло предположение, что Шамбала — это что-то наподобие воровской малины, сбивающей со следа его коллег из какого-то запредельного оперативного отдела какого-то Пангалактического уголовного розыска. Далай-лама, с недоумением глядя на Славу Савоева, ибо лаоэр никак себя не проявлял в его облике, предупреждал:

— Ты должен понимать, что, войдя в Агнозию, ты можешь выйти в таком месте, где нет ничего — ни мрака, ни света. Ни-че-го! Никаких, даже вторичных, признаков бесконечности, только лишайно-кислотная гиперпустотность, семенная тля. — Далай-лама замолчал и, склонив к плечу голову, поинтересовался: — Тебе понятно?

— А тебе? — огрызнулся Слава и, решив поддержать авторитет небесного посланца, спросил: — Вы почему это на «ты» с начальством разговариваете?

Таким способом Слава хотел спровоцировать лаоэра на возвращение и присутствие при получении инструктажа от далай-ламы. Но лаоэр не возвращался, он таким способом фиксировал свое доверие к Славе Савоеву-человеку.

— «Вы», — поморщился далай-лама, — это европейская филологическая гематома в обращении между людьми. Возникла как провокация, оправдание агрессии. «Иду на вы», — фактически оскорбление, нецензурная брань, ставшая движителем интеллигентской вежливости, основному элементу равнодушия, трансформирующегося в бессердечие…

— Довольно! — поднял руку Слава Савоев. — Говори мне «ты» и говори о Шамбале без филологии.

— Хорошо, — кивнул головой далай-лама, снисходительно улыбаясь, — слушай. Появление Шамбалы на земле недоступно для понимания всех конфессий. Что-то знают евреи, но у них русско-партизанский синдром — на вопросы не отвечают, и, скорее всего, тоже ничего не знают…

— Я немного знаю. — Лаоэр заполнил Славу всполохом своего младенческого образа. — Просто марсиане проводили на Земле эксперимент в районе Атлантиды, на которой уже не было чистых атлантов, а так, одни сволочи, смесь человекообразующих меркабников и брошенных атлантами женщин. — Лаоэр не вмешивался в словесные изыски своего избранника. — Но люди на Земле уже были. Поверхностное человечество по основным параметрам сформировалось внутриземными особями, а затем кто-то, — Слава Саоев сурово посмотрел на внимательно слушающего его далай-ламу, — повторяю, КТО-ТО, отключил на три с половиной дня напряжение в магнитном поле Земли, и люди потеряли память. Коллективная память человечества, — объяснил Слава далай-ламе, — на поверхности Земли зависит от магнитного поля планеты. При исчезновении или сильном падении напряжения в нем люди теряют представление о том, кто они такие, ради чего осуществились, и тому подобное. Магнитное поле, на мой взгляд, отключает, включает и распределяет по планетам Солнечной системы какая-то автоматика, не пострадавшая во время катастрофы. Но вот именно в период этого отключения на Землю и внедрилась ваша Шамбала-Агнозия, черт бы ее побрал, — возмутился Слава Савоев. — Разбирайся теперь с нею, выясняй ее истинное предназначение.

— Очень радужную картину ты мне нарисовал. Видимо, этот «Кто-то», которого ты обозвал «автоматикой», просчитался, и память, не единожды отобранная у человечества, аккумулировалась в Шамбале. То, что ты рассказал, мы, то есть я и Тибет, знаем.

— Вот и хорошо, — обрадовался вновь покинутый лаоэром Слава Савоев. — Зачем тогда мозги друг другу компостировать? Короче, — Слава дружелюбно подмигнул далай-ламе, поднимаясь с коврового ложа-кресла, — я пошел в Шамбалу, а ты тут оставайся, контролируй подходы. Если что, открывай огонь на поражение.

— Хорошо, — кивнул головой далай-лама. — А ты не мог бы вспомнить суть эксперимента, проведенного на Земле марсианами, что им, древним старцам, нужно было от нашей юной эволюционной системы?

— Не помню, — равнодушно уронил Слава Савоев, направляясь к выходу из зала Цветоструктурного общения. — По-моему, это был так называемый эксперимент Люцифера. Марсиане задолбали им всех на свете, убили свою планету, теперь вот за Землю принялись с самыми благими намерениями, экспериментаторы хреновы. Да не забивай ты себе этим голову, — звонко крикнул уже не видимый из зала Слава Савоев. — Активизация марсианами люциферного бунта оборачивается против них самих, через пару тысяч лет придется мусор с Земли убирать.

— Возможно, — буркнул себе под нос далай-лама, — Люцифер и потерпел поражение, а возможно, и нет, я-то не знаю об этом…