Глава восьмая

Глава восьмая

Девятый, десятый и одиннадцатый модули, выведенные на орбиту американской стороной, по сути были сердцем МХК «Хазар». Они представляли собой сегментарные автономии яйцевидной формы, наполненные антимолекулярным лабораторным веществом трех спиралевидных полярностей. Модули «Харон-А», «Харон-Б», «Харон-В» на самом деле являлись компонентами двигательной системы МХК, и в их обязанности входило в нужный момент включить, точнее, разбудить, хроногиперболизированный ускоритель, который по идее его создателей должен был одним «броском» швырнуть «Хазар» на орбиту Юпитера и сразу же «уснуть», предоставив противостоять притяжению гиганта обычным, на «бафометине», двигателям. Было одно «но» — никто не знал, насколько сильным и точным будет «бросок», исполненный хроногиперболизированным ускорителем…

— И все-таки, — президент США, пригласивший на коктейль в Белый дом ведущих конструкторов комплекса «Янки», обратился к Джону Карри, только что официально назначенному пятым членом экипажа и первым заместителем Даниэля Хильсона, — каким образом хроноускоритель, являясь сутью двигательной системы «Хазара», получил статус «машины времени», принцип действия которой никто не может объяснить?

— Видите ли, сэр, — издалека и почтительно начал объяснять Джон Карри, — все дело в созданных нами искусственных световых молекулах и в двойных атомах водорода. При расщеплении одного атома происходит энергетическое оплодотворение другого, так называемого «лояльного», который, в свою очередь, синтезируется в первом «диком» атоме, таким образом позволяя нам влиять и управлять процессом, когда заранее внедренные искусственные молекулы света начинают расти в геометрической прогрессии, что создает предпосылки к увеличению скорости света в порядковые разы, без рассеивания и отрыва от источника.

— Это что, — президент несколько растерянно посмотрел на Джона Карри, — похоже на политику Соединенных Штатов Америки в Европе и России?

— Да, — обрадовался подсказке высокопоставленного американца Джон Карри, — очень похоже. Постоянное осуществление термоядерного гипервзрыва, сдерживаемого потоком постоянного усиливающегося и развивающегося света направленного действия с непредсказуемыми последствиями.

— Черт! — восхитился президент США, с гордостью глядя на гражданина своей страны. Он повертел головой по сторонам, желая поделиться своим восхищением еще с кем-нибудь, и, увидев проходящего мимо Чигиринского, с чересчур полным для Америки и официального коктейля стаканом виски в руке, окликнул его:

— Как вы думаете, равви, что Америка обнаружит на Юпитере?

— Я думаю, — решил польстить главе временно дружественного для него государства Ефим Яковлевич, — то же, что и всегда — любовь простых юпитерианцев, рынки сбыта и окончательный хеппи-энд.

— Нет, — огорчился глава Белого дома и виновато посмотрел на Джона Карри, — у Чигиринского лучше ничего не спрашивать. Фактически, он всех американцев, и меня в том числе, обозвал дебилами.

— Я протестую, — без особого энтузиазма запротестовал Чигиринский. — Я достаточно опытный раввин, но с Юпитером почти не знаком. Так, — Чигиринский повертел кистью руки в воздухе, — лишь в общих чертах. А ведь действительно, что Америка и примкнувшая к ней Россия хотят найти на Юпитере?

— Ну, — неуверенно забормотал президент и честно признался: — Я не знаю.

— Вот это меня и умиляет в людях. Не знают, а лезут. Вы понимаете, — Чигиринский посмотрел на президента Соединенных Штатов Америки, — всегда лезут и всегда не знают, куда и зачем.

— Ну почему же, — решил помочь президенту Джон Карри, — мы знаем, зачем и почему «Хазар» полетит на Юпитер.

— А ты бы лучше помолчал. Ты, Джони, хотя и талантливый, даже можно сказать великий ученый, но так до сих пор и не понял, что разум действует только на своем, строго и жестко ограниченном пространстве, в бесконечности ему делать нечего, там вотчина внеразумного и вечно чистого.

— Равви, я так и не понял, — вмешался в разговор президент, снимая с подноса подошедшего официанта бокал с шампанским, — вы разве против полета на Юпитер?

— Напротив, — с удивлением посмотрел на него бывший одессит, бывший киевлянин, бывший москвич и директор московского планетария, — я всем, даже таксисту, который подвозил меня сегодня утром, говорю, что Америке встречи с Юпитером не избежать, хочет она этого или не хочет.

— Ну вот, — уныло взглянул на Джона Карри президент. — Я же говорю, что он издевается над нами.

Именно в тот день, когда с космодрома Байконур взлетел могучий «Протон-Сварог», выводя на орбиту двенадцатый, спально-бытовой модуль «Москва», который должен был через два дня состыковаться с точно таким же по назначению тринадцатым модулем «Вирджиния», именно в этот день был похищен заказанный центру «Семьи и брака», точнее, его дочерней фирме «Наука против приворота», клиент, Степа Басенок, которому до чертиков надоело работать «живцом» и гримироваться. Поэтому он вполне радостно воспринял тот факт, что его сразу после выхода из рейсового автобуса, курсировавшего между Таганрогом и домом отдыха «Красный десант», схватили, профессионально скрутили, впихнули в салон микроавтобуса и уже там отключили, сделав инъекцию какого-то быстро и сильно действующего снотворного. Когда Степу хватали, крутили и впихивали, он успел заметить, что все это видели Игорь Баркалов, Николай Стромов, с двумя оперативниками из первого отделения УВД, Шифра Евгеньевна Шадская, прогуливающаяся по аллее рука об руку с Екатериной Семеновной Хрущ, контролирующей проведение захвата со стороны и прихватившей с собой клиентку, чтобы не произошло путаницы с объектом, как это случилось три месяца назад. Тогда «шлыковцы» взяли объект, обработали, вернули в семью, а выяснилось, что это другой мужик, прекрасный семьянин, отец двух малолетних детей, любящий муж, вышел из дома в магазин за батоном и попал в секретные палаты психиатрической больницы Дарагановка. Заказчица было возмутилась, потребовала возвращения денег или настоящего мужа, но затем как-то быстро привыкла к чужаку, «вылечила» его от импотенции у доктора Левкоева и при полном непротивлении со стороны мужчины оставила у себя жить в окружении дорогостоящего комфорта.

— С ним ничего не случится? — взволнованно спросила «Скорика Мунаковна» у Екатерины Семеновны. — Я же все-таки люблю его за безотказную кристаллообразность эрегированности.

— Лишь только временная и полезная для здоровья консервация, милочка, — похлопала ее по руке Екатерина Семеновна. — Короткое воздержание полезно и быку, и Юпитеру.

Модули «Москва» и «Вирджиния» представляли собою каплеобразные высокотехнологические емкости, двадцати метров длины каждая, и тысяча пятьсот двадцать кубических метров внутреннего объема на двоих. Стыковочные узлы «Ручеек» делали модули нерасторжимыми с космической субмариной, модулем «Океан», придавая ей форму плавниковой законченности. Эта композиция, модуль «Океан» и прильнувшие к его бокам модули «Москва» и «Вирджиния», была как бы отдельным космическим кораблем внутри МХК и, судя по всему, конструкторы «Хазара» не собирались ограничиваться им одним. В макете МХК «Хазар» выглядел как пчелиные соты, расположенные внутри сплюснутой с боков буквы «О». Именно такой формы, по мнению Клэр Гатсинг, был космический корабль, потерпевший аварию на Земле в начале двадцатого века и более известный землянам под названием «тунгусский метеорит». Поверх космической «О» установили поточно-импульсарный стержень оповещения, который мог вращаться словно стрелка компаса по окружности МХК, а также втягиваться внутрь, делая «Хазар» похожим на пчелиные соты.

Выведение на орбиту двенадцатого и тринадцатого модулей совпало с вхождением в отряд юпитерианских астронавтов двух новых членов, протестированных научными комиссиями ФСБ и ЦРУ, затем утвержденных нижними и верхними палатами России и США, президентам двух стран оставалось лишь подтвердить это при встрече на высшем уровне, и два астронавта, Лют Ходаков (США) и Валентин Александров (Россия), получили статус национальных героев своих стран, в частности, и земного шара. В общем, Лют Ходаков и Валентин Александров характеризовались очень просто: выдержанные, умные, смелые, коммуникабельные, превосходные специалисты. Здоровые дети, красивые верные жены, служба в спецотделах, готовность принимать и выполнять специфические решения в экстремальных ситуациях. Стандартно киборгизированные и вообще превосходные во всех отношениях два статик-раба.

— Интересно, коллега, — президент России посмотрел на президента США, — а что будет с людьми, когда мы научимся киборгизировать их на восемьдесят процентов?

— Ооо, — мечтательно протянул глава Белого дома, — как говорил один русский поэт, жить станет лучше и веселее, в смысле все будет о’кей.

Полковник Хромов как-то вяло посмотрел на Стронгина, затем перевел взгляд на командира «Мурены» капитана первого ранга Филиппова и ошарашил их утверждением:

— Это вовсе не планктон, это цивилизация илли, оплодотворяющаяся от звездного вещества апль. В одном кубическом миллиметре этого вещества столько же энергетики, сколько в одном квадратном метре Абсолюта, она равна взрыву сорока триллионов ядерных бомб, но эта энергия самодостаточности, илли ею питается.

— Всё, — вывел резюме командир подлодки, — прерываем исследование, возвращаемся на «Китеж», а вы Стронгин, — сурово произнес Филиппов, — пойдете под суд за то, что допустили к микрокорспукляру человека без защитного шлема. Я был против включения в состав экспедиции представителя МВД, фактического дилетанта. Следующей фазой у полковника будет полная потеря памяти. Так что и микрокорспукляр не панацея от планктона.

— Да не суетись ты, Алексей Алексеевич, никакой амнезии у меня не будет. У меня с илли контакт по дружбе, это вы их изучали, а я просто общался с ними, можно даже сказать, анекдоты рассказывал. Они все, что связано с нами, Землей, космосом и бесконечностью, воспринимают как анекдот. Их ничего, кроме самих себя, не интересует, и они достигли в своем идеальном эгоизме абсолютного успеха. Понимаете, — восхищенно покачал головой Хромов и хлопнул себя рукой по коленке, — Млечный путь, наша вселенная погибнут, а они, шельмецы, останутся!

— Ладно, — Филиппов поднялся, — возвращаемся на «Китеж». Помните, Стронгин, это нарушение контракта, американцы спросят с нас по шестинулевому уровню за прерывание исследований.

— Да никуда мы не возвращаемся, Алексей Алексеевич, — попытался успокоить его Хромов. — Слышите? — Он поднял палец и прислушался: — Сейчас будет…

Филиппов и Стронгин тоже невольно замерли, прислушиваясь, и тут же вздрогнули, а Филиппов поспешно выскочил из научного отсека и побежал к себе на «мостик», ибо субмарина наполнилась звуковыми и световыми сигналами тревожного оповещения…

— Бесполезно, — чуть ли не всхлипнул штурман, капитан второго ранга, доктор технических наук, конструктор «Мурены», — мы превратились в подводную бочку, будь проклят шестьсот шестьдесят шестой квадрат и иже с ним.

— То есть, все мы, — сухо произнес Харио Групп, американский немец, физик, напросившийся в экспедицию ради испытания одного из упрощенных аналогов визуального экрана модели «Рубикон».

В командирской рубке собрались почти все иностранные ученые «Мурены», офицеры-«касаточннки» находились на своих рабочих местах и внешне ничем не выражали своего отношения к происходящему. Здесь же присутствовали Хромов и Стронгин.

— Двадцать узлов в час, — доложил штурман. — Двигательная система не в состоянии замедлить скорость, необходимо ее отключить, командир, — обратился он к Филиппову и коротко обрисовал ситуацию: — Перенапряг.

— Отключай, — согласился Филиппов.

«Мурена» попала в какое-то мощное придонное течение, которое сорвало ее с курса и подчинило своему стремлению. Сверхмощные турбины субмарины потерпели полное поражение. Странное, не занесенное ни в одну навигационную карту течение не обратило на их усилия никакого внимания. Оставалось уповать лишь на крепость корпуса, систему жизнеобеспечения и помощь с любого, считая небесный, верха.

— Невероятная вязкость воды за бортом, — доложил Филиппову бортовой штурман. — Такое ощущение, что мы двигаемся внутри трубопровода, по которому под большим давлением прокачивается мед. Семьдесят пять узлов в час! — Штурман вытер пот со лба и растерянно произнес: — С этой скоростью мы погружаемся, и наши полностью исправные приборы показывают, что мы находимся на несуществующей в мировом океане глубине — пятнадцать тысяч метров.

После слов штурмана визуальный экран «Рубикон», как бы доказывая превосходство научной мысли над таинственной экстремальностью, щелкнул и осветился ровным ярко-голубым светом…

— Майн Готт! — Харио Групп левой рукой подергал ворот свитера, словно он сдавливал ему горло, и, шагнув к визуальному экрану «Рубикон», проговорил взволнованным голосом: — Он все-таки сделал это — пробил капсулу настоящего времени.

— Какая разница, — нервно облизнул губы микробиолог Кейзи Редж, — если скоро нас не будет на свете.

Стронгин. Филиппов, весь ученый интернационал «Мурены» и полковник Хромов видели, как с экрана «Рубикона», подслеповато прищурив глаза, вглядывался в их лица седобородый и мудроликий человек в монашеском одеянии, что-то беззвучно и быстро шепча губами.

— Молится, — пояснил Хромов с тревогой глядящему на него Стронгину и, чтобы окончательно его успокоить, уточнил: — На сербском. Аминь, одним словом.

— Я ничего не понимаю. — Штурман с недоумением посмотрел на командира «Мурены». — Мы на глубине тридцать пять тысяч метров. Может быть, мы не погружаемся, а взлетаем?

— Может быть, — попытался успокоить офицера каперанг Филиппов, — еще немного, и зашагаем по пыльным тропинкам далеких планет…

— Под килем еще примерно сотня километров воды, напоминающей масло, — раздался по связи голос командира водолазной группы «касаточников» капитана 3-го ранга Титоренко. — Пора переодеваться в чистое белье, нас засосало в нефтепровод…

В капитанской рубке наступила тишина, в которой особенно проникновенно и завораживающе прозвучал голос полковника Хромова:

— Херня все это, жить будем, вот только не совсем понятно, в каком веке…