Глава шестая

Глава шестая

Восемнадцатый девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый модули «Пилигрим», то есть «П-1», «П-2», «П-3» и «П-4», на самом деле были ремонтными капсулами, способными самостоятельно облетать основной корпус «Хазара» для общего профилактического осмотра, осуществлять длительный ремонт на его поверхности, а при необходимости выполнять роль аварийных двигателей. После выведения на околоземную орбиту четырех «Пилигримов» остро встал вопрос об укомплектовании экипажа квалифицированными астронавтами, ибо что такое «квалифицированный астронавт», толком не знали ни в США, ни в России, но и там и там считали, что это их граждане. В конце концов наступил день, когда президент США позвонил президенту России и спросил у него:

— Коллега, как вы смотрите на то, чтобы мы с вами подробнее ознакомились с результатами опытов по усовершенствованию природы человека вашего ученого Чебрака Алексея Васильевича?

— Никак — пошутил президент России и поинтересовался: — Кто вам сообщил о Чебраке и его опытах?

— Частично ЦРУ, частично пресса, но в основном это выяснилось путем коммерческих переговоров наших чиновников из НАСА и наших чиновников из всех правительственных структур понемногу, — не стал скрывать глава Белого дома и тоже пошутил: — Взятка плюс компьютеризация всей Земли делают бессмысленными усилия по сохранению государственных секретов.

— Хорошо, — согласился президент России, — почему бы и не ознакомиться. Только мне не понятна направленность этих опытов. Признайтесь честно, коллега, что вы надеетесь увидеть в человеке, природа которого усовершенствована в научных лабораториях?

— Именно его, — хохотнул президент США, — человека, природа которого усовершенствована. А вообще, что нам покажут, то мы и увидим.

Это было похоже на явь, тщательно замаскированную под сон, в котором священнодействовал одинокий, смертельно уставший от чародейства шаман. Какое-то радостно-грозное, чужеродное и для сна и для реальности вдохновение служило невидимому шаману бубном. Саша Углокамушкин, понимая, что он сейчас слишком всесилен, не понимал природы этого всесилия, но тем не менее наслаждался им. Он был погружен в розовое и безначальное эхо бесконечной эйфории, весь наполнен свежим, легким и навсегда восторженным равнодушием, в котором начало прорастать зерно будущего дискомфорта. Поэтому Сашино наслаждение всесилием имело пикантный привкус преступления, не имеющего никакой надежды на безнаказанность…

Алексей Васильевич Чебрак положил трубку и отошел от пульта связи с лаконичной надписью «имущество ФАПСИ», что-то бормоча себе под нос.

— Интересно, — оторвался от экрана, контролирующего внедрение зондального манипулятора в кровеносную систему Саши Углокамушкина, ассистент Алексея Васильевича, китайский Генетик, — а что если он обретет во втором рождении просветленность Будды?

— Коллега, — остановился напротив ассистента Чебрак и с укоризной посмотрел ему в глаза. — Мало того что вы китаец, так вы еще и китайский писатель.

— Я идиоритмик кеновитского имиджа, коллега. Судя по всему, словосочетание «китайский писатель» напоминает вам надпись на стене общественного туалета.

— Вы бываете в общественных туалетах? — Брови Алексея Васильевича от изумления взметнулись. — Так вы, кроме того что китайский писатель, еще и международный эстет западноевропейского толка? Я восхищен, коллега, вашей многогранностью. Теперь мне понятно, почему вы упомянули Будду, как элемент непросчитываемости.

— Вы завистник, коллега, — печально вздохнул китаец и вновь повернул лицо к экрану. — Но вы правы, ни Будды, ни Конфуция в этом объекте не будет. Я сам составлял для него дополнительную генетическую суть, и кое-какие виньетки генетического кода «вписал» наш французский коллега Винодел. Но все-таки иногда хочется помечтать и увидеть, как кто-то наплевал на расчеты и отменил их безжалостную суть.

— Ну вот, — проворчал Чебрак, вглядываясь в раствор жизни, наполняющий искусственное чрево с Углокамушкиным внутри, — ко всему прочему, вы еще и китайский поэт. Всё! — Он быстро подошел к энергоблоку, питающему электронную роженицу. — Начинаются схватки. — Алексей Васильевич подсоединился через шлем Фибоначчи к роженице, которая на профессиональном языке генетиков сумеречной иерусалимской исповедальни называлась «спиралями черного света». — Вот она, шумерская Нибиру. — Шлем скрывал голову Алексея Васильевича, оставляя открытыми губы и подбородок. — Если мы все правильно рассчитали, — прошептал он, — мы выведем в нашем объекте новую, не известную землянам генетическую память и заданность.

— Боюсь, это очередная иллюзия. — Китаец был взволнован, но не собирался отказываться от скептицизма. — А мы создадим очередного монстра, наподобие ваших «солнечных убийц», только внеземного происхождения.

— Видите ли, коллега, — Алексей Васильевич облизнул губы, — люди так и не сумели понять самих себя. Они даже не заметили, что эпоха предостережений Нового Завета подошла к завершению, и начинаются аккорды финала. А кому, как не нам с вами, понимать, что только избавление от эксклюзивной информации, скопившейся в генах каждого отдельно взятого человека, поможет нам выйти за пределы проклятого круга карантинной жизни.

— Молитесь, поститесь, кайтесь — и очиститесь, коллега, — вполне серьезно посоветовал китаец Чебраку, не отводя глаз от ставшего оранжевым тела Саши Углокамушкина, погруженного в более сложную и совершенную, чем человеческая, материнскую утробу.

— Это само собой разумеется, — досадливо скривил губы и дернул подбородком Алексей Васильевич. — Но обзавестись внеземной генетикой тоже не помешает. А вдруг в ней отсутствует код проклятия?