Глава  IX.

Глава IX.

Меня привели въ мою комнату и оставили одного. Я былъ такъ утомленъ, что едва прилегъ на свое лож?, какъ тотчасъ-же заснулъ кр?пкимъ, безмятежнымъ сномъ, никого и ничего не боясь, такъ какъ мн? казалось, что голова моя покоилась на рук? Царицы Лотоса. Но сонъ мой продолжался не долго, хотя былъ сладокъ и настолько глубокъ, что не допускалъ сновид?ній; я былъ выведенъ изъ него внезапно появившимся во мн? сознаніемъ, что я — больше не одинъ.

Проснувшись, я могъ уб?диться въ томъ, что кругомъ царили мракъ и тишина; но пронизавшее мое сознаніе ощущеніе было слишкомъ знакомо мн?, чтобы я могъ ошибиться, и я чувствовалъ, что былъ окруженъ большой толпой. Я лежалъ не шевелясь, вглядываясь въ темноту въ ожиданіи появленія св?та, спрашивая себя, чье присутствіе откроется мн? тогда. Вскор? я обратилъ вниманіе на странное состояніе, никогда не испытанное мною раньше и которое я переживалъ въ это время: я не находился въ безсознательномъ состояніи, хотя и лежалъ неподвижно, скованный не то душевнымъ миромъ, не то равнодушіемъ ко всему, но чувствовалъ себя безпомощнымъ, какимъ-то пустымъ, точно во мн? не осталось ни чувствъ, ни сознанія. Мн? захот?лось привстать и крикнуть, чтобы принесли св?та, но не могъ ни двинуться, ни издать звука. У меня было такое чувство, точно какая-то грозная воля боролась съ моей; мн? казалось, что эта мощная сила почти поб?дила меня, хотя я не хот?лъ уступать ей и продолжалъ сопротивляться, твердо р?шивъ, что не дамъ одол?ть себя невидимому врагу, сл?пымъ рабомъ котораго я уже больше не хот?лъ быть. Эта борьба волей за преобладаніе была такая напряженная, что я, наконецъ, понялъ, что ставкой была моя жизнь: не будучи въ силахъ поб?дить, враждебная мн? сила хот?ла меня убить, я это ясно чувствовалъ. Только кто-же это пытался вырвать душу изъ моего т?ла?

Не могу сказать, какъ долго длилась эта упорная, молчаливая борьба; наконецъ, около меня блеснулъ огонь: то зажгли факелъ, которымъ сейчасъ-же зажгли другой, этимъ третій… и вскор? кругомъ разлилось ц?лое море св?та. Я увид?лъ, что нахожусь въ большомъ коридор?, передъ дверью святилища; я лежалъ на томъ самомъ лож?, на которомъ н?когда игралъ въ золотой мячъ съ загадочной д?вочкой, впервые пробудившей во мн? жажду удовольствій, на которое былъ, в?роятно, перенесенъ соннымъ. Какъ и при той церемоніи, оно было сплошь усыпано розами, большими, роскошными розами малиноваго и кроваво-краснаго цв?та; он? лежали тысячами не только на немъ, но и вокругъ него, по всему полу, распространяя въ воздух? сильный ароматъ, отъ котораго мн? становилось тяжело. На мн? была странная узкая одежда изъ б?лаго полотна, вся покрытая какими-то никогда еще невиданными мной іероглифами, которые были вышиты по ней толстымъ краснымъ шелкомъ. Среди разсыпанныхъ по полу розъ, совс?мъ рядомъ съ ложемъ, былъ поставленъ изящный сосудъ, въ который съ ложа медленно стекала тонкой струйкой алая жидкость. Все это я вид?лъ смутно, сквозь дымку, точно у меня за это время сильно ослаб?ло зр?ніе.

Н?которое время я безпечно, хотя и съ н?которымъ любопытствомъ, сл?дилъ за стекавшей внизъ красной жидкостью, какъ вдругъ мн? стало ясно, что то была моя кровь, которую я терялъ вм?ст? съ жизнью. При этой мысли я поднялъ глаза и различилъ вокругъ себя десятерыхъ высшихъ жрецовъ, стоявшихъ неподвижно съ устремленными на меня хищными взорами; по неумолимо жестокому выраженію ихъ невозмутимыхъ лицъ я угадалъ, съ чьей жел?зной волей я до сихъ поръ боролся; понялъ, чья соединенная ненависть убивала меня… Я былъ озадаченъ. Неужели я, одинъ, безъ посторонней помощи, могъ противостать этой сплоченной толп?, т?сно связанной общностью интересовъ? Какъ это случилось, я не зналъ, но что я не былъ поб?жденъ, это я сознавалъ ясно.

Я сд?лалъ усиліе и на половину привсталъ на своемъ лож?, хотя ослаб?лъ отъ потери крови; зат?мъ, я почувствовалъ, что не могу дольше молчать и, вставъ на ноги, выпрямился во весь ростъ. Теперь мн? были видны ряды низшихъ жрецовъ, занимавшихъ весь коридоръ, а за ними, скучившись у самаго входа въ него, народная толпа, которая собралась зд?сь, чтобы посмотр?ть на об?щанное чудо. Но я былъ слишкомъ слабъ, чтобы обратиться со словомъ къ народу, и черезъ мгновеніе повалился на свое, покрытое розами, ложе…

Вдругъ, среди народа, поднялся глухой ропотъ, который становился все сильн?е и громче; зат?мъ послышались крики:

— Это — тотъ молодой жрецъ, который училъ у воротъ! Онъ — хорошій! Не дадимъ ему умереть! Спасемте его!

Народъ вид?лъ меня и узналъ. Глубокое чувство живой радости широкой волной залило мн? сердце.

Подъ вліяніемъ внезапно охватившаго ее порыва толпа бросилась впередъ на низшихъ жрецовъ, которыхъ оттиснула къ ложу, гд? я лежалъ. Высшіе жрецы не въ силахъ были удержаться вокругъ него, такъ что, когда волна борьбы докатилась до меня, многіе изъ нихъ бросились въ пустое пространство, лежавшее между ложемъ и дверью святилища, опрокинувъ въ общемъ смятеніи сосудъ съ моей кровью, которая пролилась вся. Дверь святилища открылась, и я увид?лъ Агмахда, стоявшаго у порога въ полной величія поз? и съ обычнымъ своимъ загадочнымъ спокойствіемъ гляд?вшаго прямо передъ собой на растерявшуюся толпу жрецовъ. Его холодный взглядъ заставилъ вс?хъ ихъ опомниться и, пришедши въ себя, они попытались удержать напиравшій на нихъ народъ; десять высшихъ жрецовъ сплотились и, съ трудомъ достигши моего ложа, образовали вокругъ него барьеръ. Но было поздно: кое-кто изъ мірянъ усп?лъ дойти до меня, и я слабо улыбался, глядя на добродушныя лица этихъ простыхъ, безхитростныхъ людей съ горячимъ сочувствіемъ и почтительнымъ благогов?ніемъ склонившихся надо мной. Вдругъ на лицо мое упала слеза, отъ которой у меня въ груди задрожало сердце; чьи-то грубыя руки схватили и стиснули мою уже холод?вшую руку… кто-то осыпалъ ее безумными поц?луями, обливалъ ее горючими слезами… и это прикосновеніе волновало мою душу, какъ никакое другое, никогда не могло этого сд?лать… Чей-то голосъ, полный неизбытнаго горя, громко крикнулъ:

— Сынъ мой!.. Это сынъ мой умеръ!.. Они убили его!.. Кто вернетъ мн? сына моего?..

И мать упала на кол?ни у моего смертнаго ложа. Я собралъ посл?днія силы и напрягъ потухавшее зр?ніе, чтобы въ посл?дній разъ взглянуть на нее: она постар?ла, сгорбилась, но лицо ея, носившее отпечатокъ утомленія и глубокаго страданія, было попрежнему полно любви и н?жности. А позади матери, среди толпы, стояла съ н?жной улыбкой на устахъ Царица Лотоса…

Я вид?лъ, какъ мать, лицо которой приняло торжественное выраженіе, встала и сказала, обращаясь къ народу!

— Т?ло его они убили, но души его убить не могли, потому что она — сильна; и это я прочла въ его очахъ въ тотъ мигъ, когда смерть смежила ихъ нав?ки!