Глава 30 Кельтский крест, или чёртово колесо
Глава 30
Кельтский крест, или чёртово колесо
Живём в лесу, молимся колесу.
Вписанный в окружность знаков Зодиака планетарный Крест, равно как и охватывающий его большой Квадрат, помимо чисто астрологических имеют ещё несколько символических значений, весьма ценимых в герметических науках. Крест в круге — это, прежде всего, символ колеса, а колесо — символ движения, причём движения циклического, то есть вращения вокруг некоторой неподвижной точки — центра круга. А потому символическое колесо очень часто считалось священной моделью мироздания, где проявленное, материальное бытие вечно вращается вокруг неподвижного Божественного Принципа — точки Абсолюта. Наиболее отчётливо эти представления сформулированы в индуизме и классической индийской философии: там колесо сансары — это бесконечный поток перерождений, в который вовлечены все живые существа. В буддизме из этого потока в принципе можно выпасть, соскочить с колеса и уйти через центральную точку — развоплощение в сладкое небытие нирваны. Но сделать это трудно, ох как трудно, почти невозможно!
Но и в индуизме, и в буддизме периодически развоплощаются и перевоплощаются не только отдельные живые существа: люди, улитки, муравьи, боги и демоны. Перевоплощается, проходя череду кальп, манвантар и махаюг, и вся видимая вселенная, сгорая дотла вместе со всеми своими богами и людьми в конце каждой кальпы. А затем из мирового яйца появляется новый Брахма и творит новую вселенную и новых богов. А может, видит очередной сон о новой вселенной, у индусов ведь сон с явью перемешаны так, что не отличить одно от другого, да и не надо отличать.
Но что индусы, ведь о том же говорили все мудрецы древности и почти все мировые религии до пришествия Христа! Греки тоже считали, что по истечении «Великого года» весь космос сгорает в огне мирового пожара, а затем вновь возрождается. Лучше всех об этом сказал Гераклит Эфесский: «Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнём, мерами загорающимся и мерами потухающим». И только некий абсолютный принцип, именуемый Гераклитом Логосом, побуждает мир вновь и вновь возрождаться из огненной стихии (принцип Феникса).
Неудивительно, что крест в круге («кельтский крест») и его разновидности (а к таковым очень многие исследователи символизма относят «гаммированный крест», или свастику) распространились практически повсеместно, от крайнего Севера до последних населённых человеком пределов Юга и от дальнего Востока до дальнего Запада (включая и Новый Свет). Ведь миф о вечном возвращении, как назвал его Мирче Элиаде, это действительно один из основных, архетипичных общечеловеческих мифов.[120]
Но в этом мифе всё сущее, кроме Абсолюта конечно, прежде чем в очередной раз возродиться, должно обязательно погибнуть. Впрочем, и Абсолют, как об этом догадались уже древние индийские гимнософисты («нагие мудрецы», как их называли греки), обладает настолько абсолютным бытием, что его никак нельзя отличить от абсолютного небытия. Ну как точка в центре круга на пересечении двух образующих крест диаметров. Вроде бы она и есть, но нет у неё ни площади, ни объёма, ни длины, ни ширины. То есть точка — объект чисто умозрительный, абстрактный, «не от мира сего».
Наиболее глубокий и серьёзный исследователь эзотерического символизма, Рене Генон, следующим образом характеризует знак колеса: «Само наименование колеса (rota) тотчас вызывает в воображении идею вращения, и это вращение есть образ постоянной переменчивости, которая есть удел всего проявленного. В таком движении есть лишь одна неподвижная и неизменная точка, и эта точка есть Центр.
…Окружность может вращаться только вокруг неподвижного центра; точно так же переменчивость, которая не удовлетворяется самой собой, необходимо предполагает принцип вне этой переменчивости: это «неподвижный двигатель» Аристотеля, также изображаемый Центром… Он есть, согласно индуистскому выражению, «внутренний распорядитель» (anataryдmi), так как он управляет всем изнутри, пребывая сам в наиболее глубинно-внутренней точке, которая и есть Центр».[121]
Но, согласно всем древним традициям, трансцендентный Центр, или Абсолют-перводвигатель, обязательно должен иметь некую проекцию в наш мир, некое своё земное отражение и воплощение, некий «карданный вал», по которому божественная энергия передаётся в косную материальную Вселенную, заставляя бесконечно вращаться все её колеса и шестерёнки. Причём проекция Абсолюта должна иметь в земном мире как географическое измерение, так и социальное. Географическая проекция — это, как правило, некий священный город, в котором обязательно находится главный храм или иная святыня данной традиции. А социальная проекция — это особый круг посвящённых, организация «хранителей Святой Земли», как назвал их Генон,[122] которые стоят у источника божественной энергии и, по словам Генона, с одной стороны, воспрещают доступ к нему недостойным («профанам»), а с другой — обеспечивают связь земного сакрального центра с внешним миром.[123]
Например, в иудаизме священным географическим центром мира является земля Ханаанская, то есть Палестина, и её столица — город Иерусалим, в котором царь Соломон воздвиг когда-то храм Бога. А социальный центр — это сам еврейский народ, вокруг которого, по мнению правоверных иудеев (да и многих евреев-атеистов тоже), и вращается вся мировая история. Китайцы, в свою очередь, с давних времен считают именно свою страну центральной: Чжун Го, или Срединное Царство, — таково древнее название Китая.
Естественно, и географические, и социальные сакральные центры всегда имеют сложное, многоступенчатое устройство, энергия Абсолюта редко где передаётся в материальный мир непосредственно, тут нужна целая система шестерёнок и приводных ремней.
Всё изложенное полностью применимо и к масонскому Братству. Астральный кельтский крест, может быть, случайно, но скорее, намеренно запечатлевшийся в космограмме новосозданной Великой английской ложи — матери всех лож, — обозначил возложенную на вольных каменщиков задачу: обеспечить транзит в наш мир некой исходящей из иных сфер энергии и с её помощью повернуть колесо Истории, создать «новую землю и новое небо».
Вопрос, однако, заключается в том, откуда, из каких именно сфер, поступает к вольным каменщикам энергия для вращения колес Истории. Конечно, понятия Абсолюта и Перводвигателя выглядят философски весьма привлекательно, но очень уж они «человеческие, слишком человеческие». Недаром понятия эти были где-то в середине I тысячелетия до Рождества Христова впервые сформулированы в разных концах Земли несколькими группами независимых мыслителей: греческих, индийских и китайских. Означенные мыслители, жившие в наиболее развитых и богатых государствах тогдашней Ойкумены, уже вступающей в Железный век (в прямом, а не в мифологическом смысле: примерно в середине I тысячелетия до Рождества Христова началась регулярная обработка железа), имели возможность достаточно свободно удовлетворять свою чисто человеческую тягу к ничем не ограниченным удовольствиям и развлечениям — и плотским, и духовным. На физическом уровне всё, конечно, замыкалось на хорошо знакомые нам по сегодняшнему времени педерастию и педофилию,[124] хотя Восток здесь преподносил и преподносит до сих пор разные приятные сюрпризы. А что касается удовольствий интеллектуальных, то аристократы духа из «осевого времени», как называл эту эпоху немецкий философ Карл Ясперс, предпочитали получать их путем мысленного проникновения под покров мироздания и мысленного же срывания с него всех и всяческих масок и одеяний.
На самом деле проникали они не глубже донышка собственных черепных коробок — с удивлением обнаруживая там это самое абсолютное бытие-небытие, т. е. ничто, которое вроде бы представляет из себя нечто. И вот этот-то очевидный результат операции абстрагирования без тормозов, скатывания на дно человеческой мыслительной машинки и был выдан за величайшее достижение духа.
Немец Ясперс настолько вдохновился открытым мыслителями-«осевиками» в собственных головах Абсолютом, что предложил создать на его основе общепланетарную философскую религию. Под это дело он включил в число «осевиков» реформатора древнего иранского вероучения Зороастра и нескольких иудейских пророков, хотя они ни о каких абсолютах никогда не говорили. А гораздо более древние шумерские и египетские интуиции и прозрения на этот счет Ясперс исключил (не укладывались в схему «осевого времени»), как и христианство (под надуманным предлогом его вторичности[125]), к которому Ясперс питал явную антипатию.
Предложение Ясперса об учреждении общечеловеческой философской религии, между прочим, вполне соответствует идеологии New Age, предваряя её по времени. Только Движение New Age направлено на массу, на толпу и рядового обывателя по преимуществу, на средний класс, а Ясперс предложил новую веру для возвышенных, так сказать, умов, для интеллектуальной элиты. Хотя элита давным-давно обрабатывалась в соответствующем духе в рамках закрытых эзотерических обществ и организаций. Ведь обнаруженный «осевиками» Абсолют так никуда с тех пор и не исчез, у философов «осевого времени» нашлась масса эпигонов и подражателей. Даже иудеи, имеющие откровение от Самого Бога, зачем-то поспешили обзавестись тайным учением Каббалы, где место Живого Бога занимает всё тот же безличный Абсолют-Перводвигатель, именуемый в Каббале Айн Соф. А уж про живших в эпоху заката античной культуры профессионалов умственного труда говорить не приходится. Многочисленные школы «знающих» (гностиков по-гречески) столько всякой всячины извлекли из бескачественного и неопределимого Абсолюта, что хватило еретикам и даже прямым сатанистам на тысячелетия вперёд. А вот Благая весть о воплотившемся Боге — Спасителе мира ни в мозги иудейских мудрецов-книжников, ни в мозги греческих гностиков так и не вместилась.
Книжники вместе с фарисеями, как известно, сказались друг другу: «Какой Христос?! Не сын ли плотника Иосифа из Назарета? Да из Назарета может ли быть что доброе?!» — и предпочли быстренько решить вопрос с непризнанным ими Мессией при помощи Понтия Пилата и римских солдат. А греческие любители мудрости, послушав в афинском ареопаге проповедь апостола Павла о воскресшем из мёртвых Спасителе, только насмехались и говорили: «Об этом послушаем тебя в другое время».
Человеческая мудрость не признала Живого Бога, что заставило Павла написать в первом послании коринфянам следующие, очень важные для нас слова:
«…слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия.
Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну.
Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость века сего в безумие?
Ибо когда мир в своей мудрости не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.
Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедует Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».[126]
Понятно, что разнообразные хранители тайных знаний, особо приближённые к Абсолюту и имеющие доступ к крану на трубопроводе высших энергий, встретили христианство в штыки. Дело, в общем-то, по-человечески понятное, житейски объяснимое: трудно расставаться с привычным убеждением в собственной исключительности, избранности и т. п. Да и в материальном плане близость к надмирному Абсолюту гарантировала, как ни странно, льготный доступ к благам мира сего. А тут вдруг приходят какие-то бывшие рыбаки и требуют от имени Плотникова сына покаяния. Понятно, что глупая чернь за ними потянулась, но аристократам духа пристало ли во всю эту ерунду верить? Нет уж, лучше остаться при своей книжной мудрости и философской вере, ну и при своих материальных интересах, конечно.
Однако христианство, вопреки активному сопротивлению всевозможных избранных и посвящённых, всё же утвердилось на земле, став верой значительной части человечества и даже государственной религией могучих держав. В связи с этим странным и неприятным для хранителей древней мудрости обстоятельством открыто выступать против Христа — Бога Распятого и Воскресшего — стало невозможно. Но и принять Его они не могли, гордыня мешала — мать всех грехов. Дело в том, что в христианстве нет никакого деления на внешнее и внутреннее, экзотерическое и эзотерическое. Нет христианства для избранных и для толпы, для профанов. Учение Христа одинаково для всех, а поэтому привыкшие к собственной избранности поклонники тайных знаний за Христом не пошли, предпочли того, кто с давних пор славился, своей особой мудростью («Змей был мудрее всех зверей полевых», — сказано в книге «Бытие» об этом персонаже). Но поскольку открытая борьба с христианством, как мы уже сказали, стала с некоторого момента затруднительна, избранные и отмеченные особой печатью повели борьбу тайную, не стихающую почти две тысячи лет.
Эта борьба у многих христиан вызывает недоумение. Как же так, говорят они, ладно ещё люди со своим ограниченным разумом осмеливаются выступать против Бога, не ведая, что творят. Но ведь их вдохновитель и искуситель — сам бывший ангел, да ещё из старших, из серафимов, действительно обладающих особым даром божественной мудрости. Неужто у него ума не хватает понять, что бороться с Богом — дело безнадёжное? Почему же он не смирится, но продолжает искушать и соблазнять?
Дело в том, что ум — не более, чем инструмент или слуга наших страстей. Если наше сердце от страстей не очищено, то они над нами властвуют и нами повелевают, в первую очередь, повелевают нашим умом. Так что последнему не остаётся ничего другого, как обслуживать наши страсти, такие, например, как гордыня и властолюбие. А у бывшего серафима ум хотя и велик, но и страсти посильней человеческих, к тому же лелеет и разжигает он их в себе уже очень давно, с незапамятных времён, с момента своего отпадения от Бога.
Может, сатана так себе говорит: «То, что Бог всемогущий, никем не доказано, надо всё равно самому это проверить, довести Дело до конца, а там мы ещё посмотрим, чья возьмёт. А если и не выгорит Дело, то опять же, Старик-то добрый, отходчивый, может, это Он насчёт огненного озера пошутил, сказал для острастки, чтоб жизнь мёдом не казалась, а потом раз — и всех простит, и меня тоже. Да если разобраться, то я Ему самый большой помощник и есть, а вовсе не те, кто у Престола на Небесах остались! Я Ему помогаю людишек на вшивость проверять, закаливаю их в разных испытаниях, без меня бы вся жизнь на Земле остановилась, и была бы полная скука. А так что ж: идти каяться, три года, повернувшись лицом к Востоку, бубнить: «Господи, прости меня, злобу древнюю?» Простит, конечно, ну и что дальше? Стоять опять у Престола, как побитая собака, а эти субчики — Михаил с Гавриилом — будут мне в спину смеяться?! Нет, не пойду! Да и братва тоже засмеёт, скажут — ссучился Сатик-то наш, завязал, явился с повинной. Нет, нет, будем доводить Дело до конца, а там — будь что будет».
Понятно, что таких успокоительных теорий не только древний змий-сатана может напридумывать сколько угодно, но и его верные чада и последователи на нашей грешной Земле. У них всё это подкрепляется к тому же гораздо более низкими, по сравнению с бывшим серафимом, умственными способностями (что стоят одни только «научные» опровержения христианского учения). А потому «работа адова», как говорил Маяковский, «будет делаться и делается уже». Работа эта ведётся на всех уровнях, в том числе и на уровне символов. И здесь, несомненно, представляет интерес ещё одно толкование символического креста, заключённого в окружности.
Толкование это принадлежит Ю. Лукину, русскому белоэмигранту, автору брошюры «В мире символов», вышедшей в 1936 году в Харбине. По поводу одного из масонских значков, взятых из собрания рукописей вольных каменщиков, принадлежащего Д.Г. Бурылину, Лукин замечает, что начертание одного символа внутри другого по каббале означает подчинение внутреннего символа внешнему.[127] А далее он приводит рисунок креста внутри свернувшегося кольцом змея и говорит следующее:
«Знак этот — символ немецкой масонской системы и в комментариях не нуждается — всё то же сатанинское самоуслаждение мечтами о победе над крестом через заключение его в цепи символического змия» (с. 28).
Можно, конечно, Лукина упрекнуть за его «примитивное и клерикально-черносотенное» толкование возвышенной эзотерической символики. Однако тут нужно иметь в виду следующее обстоятельство. Все эзотерические системы утверждают, что правильно понимать сакральный символизм могут только те, кто прошёл обряд посвящения, выдержал соответствующие испытания и духовно преобразился. А любой инициатический обряд — это имитация смерти адепта и его последующего воскресения («рождения заново»). Но здесь русские имеют колоссальное преимущество перед многими другими народами. По божьей воле Россия в начале и середине XX века уже дважды прошла обряд посвящения, а теперь, похоже, проходит его в третий раз.
В начале века Россия прошла через красно-белое колесо (а не просто красное, солженицынское), в середине — через чёрно-красное (подлинный цвет оккультного рейха был, конечно, чёрным — цветом СС и Аненербе). Теперь нас колесуют на каком-то весёленькой расцветки жёлто-голубом в крапинку колесе с балаганными бубенцами, но, похоже, это третье колесо и будет самым серьезным испытанием. При этом, даже прошедшим только первую инициацию открылось очень многое из того, что до сих пор недоступно кабинетным западным эзотерикам. Потому-то к словам харбинского эмигранта следует отнестись вполне серьёзно.
То, что Россия и сейчас проходит очередную ступень инициации, косвенно подтверждают всё те же зодиакально-планетарные кельтские кресты-колёса, отпечатавшиеся в астральных партхарактеристиках двух наших главных поворотчиков истории. Речь здесь о том, что и у Горбачёва Михаила Сергеевича (родился 2 марта 1931 года в селе Привольном Ставропольского края), и у Ельцина Бориса Николаевича (родился 1 февраля 1931 года в деревне Бу гка Свердловской области) в их персональных космограммах проявился планетарный крест, опирающийся на кардинальные знаки Зодиака.[128] Похоже, когда старшие товарищи из Политбюро подбирали кандидатуры для руководства процессом тотального обновления социализма в нашей стране и в мировом масштабе, то они просматривали не только обычные характеристики, представленные партийными кадровиками, но и напрягли штатных КПССовских астрологов, приказав им искать «крестоносцев». Красные астрологи не подкачали, нашли нужных людей, причём среди каких-то никому не известных обкомовских секретарей с далёкой периферии, но зато сразу двоих с крестами. И ведь справились же оба, помогли кресты-то в кольцах, вон ведь в каких матёрых человечищей вымахали с этими крестами и Миша, и Боря. Повернули-таки колесо Истории, да как резко-то! До сих пор всех мутит от такого виража, вся страна и окрестности заблёваны. Ну, ничего, пусть народ привыкает к исторической и метафизической качке, в будущем и не такое возможно.
Предположение о том, что наша Перестройка с последующей Перестрелкой, то есть, пардон, Реформой — это, натурально, магически-алхимический и сакрально-эзотерический процесс Великого Делания не то золота из свинца, не то сметаны из дерьма, подтверждают сейчас и некоторые авторитетные источники из числа допущенных во внутренний Круг. Например, бывший советский резидент в Лондоне (!) и, между прочим, отец одного из самых главных наших телевождей, М. Любимов, поведал в середине 90-х годов читателям газеты «Совершенно секретно»[129] о так называемой операции «Голгофа», задуманной якобы Юрием Владимировичем Андроповым в целях спасения дела социализма. По версии Любимова, Андропов, возглавлявший наиболее информированную в СССР организацию — КГБ, понял в какой-то момент, что социализм идёт к неизбежному краху и что спасать его в той форме, в какую он отлился к восьмидесятым годам XX века, нет никакого смысла — всё равно ничего хорошего из этого не вышло бы. Тогда Юрий Владимирович, наверняка почитывавший на досуге Элиаде, Генона, а может, и Блаватскую с Упанишадами, нашёл гениальное решение: пусть гибнет, пусть на смену социализму приходит самый дикий и первобытный капитализм. А вот когда народ в этом диком капитализме поварится да хлебнёт горя, тогда он и ломанёт назад в социализм, но только уже в улучшенный и очищенный от старых грехов. Возродившийся, короче, словно феникс из пепла.
Этот план и был, по словам М.Любимова, назван «Голгофой» (!), а на первый этап его реализации (Nigredo — «Работа в чёрном») бросили заранее извлечённого из ставропольского захолустья Михаила Сергеевича. Ну а дальше, как известно, процесс пошёл.
Любимов, правда, потом объявил свою версию событий мистификацией, чекистской шуткой, но, похоже, что-то серьёзное во всём этом есть. Вот только Юрий-то Владимирович, возглавляя КГБ СССР, заведовал не одной внутренней, но и внешней разведкой, а значит, свои планы он должен был строить на основе добротной информации о положении в мире, мог и с зарубежными товарищами проконсультироваться, а то и скооперироваться. Ну хотя бы с теми, у кого в астральном паспорте тоже имеется кельтское колесо и рядом с которыми нёс свою нелёгкую службу советский разведчик Любимов. А потому очень даже может быть, что план «Голгофа» имеет, так сказать, всемирно-исторический размах и что нацелен он не столько на обновление социализма, сколько на радикальное обновление всего и вся в подлунном мире.