Призыв

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Призыв

Повеление прозвучало более грозно, чем трубы Страшного суда, чем приказ, отданный Иисусом Христом тому, на кого Он сам указал своим светозарным перстом.

В ночной тишине меж столбиков, поддерживавших балдахин моей кровати, я услышал свое имя, произнесенное трижды.

— Мишель де Брамвак, встань!

Хватило бы и одного раза. Но боги в чем-то очень похожи на стариков и детей, и они, без сомнения, любят повторять.

Еще голос сказал:

— Мишель де Брамвак, встань и иди, обойди весь Тулузский край. Найди сокрытый там Грааль, и люди будут спасены!

Итак, голос прозвучал в одну из сентябрьских ночей в Тулузе, неподалеку от ворот Арнаут-Бернар, когда луна еще рядилась в одежды узенького серпика. Дул благоприятный ветерок, и флюгер на крыше моего родного дома показывал на юг.

Я называю этот дом родным не потому, что в результате запутанных и загадочных переплетений многих поколений я появился на свет именно в нем, а потому, что под его старыми балками рождались белокрылые мечты, касались меня своими крыльями и улетали.

В доме всего два этажа, однако форма его и удобство воистину чудесны. Красота жилищ убывает с каждым новым этажом, ибо этажи — это тяжкий груз на спине дома, тем более если они с дубовыми дверями, мебелью и стенами, обшитыми темными панелями.

И я сказал своей супруге, которая смотрела на меня недоверчиво, изогнув свою лебединую шею:

— Принеси мне большой посох, тот, что подбит медными гвоздями, а верх загнут, словно жезл епископа, ибо он обладает магическими свойствами.

При упоминании о магической силе она рассмеялась, ибо не верила в нее. Из осторожности я не рассказал ей о только что прозвучавшем голосе, иначе она смеялась бы еще громче: одно дело смеяться над волшебным посохом, и совсем другое — над божественным голосом.

— Я хочу отправиться в дальний путь, побродить по Тулузскому краю, изучить людей и обитающую там живность. — И тихо заключил: — Я чувствую в себе их боль и хочу разделить ее с ними; для этого я должен лучше узнать их.

Она снова засмеялась, и мне показалось, что упал и разбился драгоценный фарфор. Я часто строил несбыточные планы, направленные на пользу людям, но никогда не пытался их исполнить.

— И принеси плащ из коричневого сукна с капюшоном, что защищает от дождя и делает меня похожим на монаха неведомого ордена, не подчиняющегося Папе. Он пригодится мне, когда я отправлюсь в горы, в замок Брамвак.

Вокруг меня словно пролился хрустальный дождь. Замок Брамвак в Пиренеях давно лежал в руинах, и я тысячу раз высказывал пожелание отправиться туда — поразмышлять и проникнуть в мысли моих предков.

Я взглянул на Библию, отпечатанную Гутенбергом и приобретенную моим дедом, на наделавший много шума атлас Ортелиуса, на книги латинские и греческие, на арабские рукописи, в которых, по словам вручившего их мне моего учителя Исаака Андреа, раскрывались секреты тела и души. Бросил взор на пергаменты, удостоверявшие консульскую должность моего отца, человека честного и благоразумного. Во мне не пробудилось сожалений, а при мысли о миссии, возложенной на меня невидимой силой, чей краткий приказ, честно говоря, был не слишком четким, меня охватило веселье.

Вдалеке, за крепостными стенами, колокол на церкви миноритов пробил полночь. Я услышал шаги. Это дозорные — они шли с оглядкой, ибо опасных бандитов было хоть отбавляй. Фонарь над воротами Арнаут-Бернар отбрасывал красноватые отблески.

Как молчалива, как неслышна боль, выпавшая на долю живым тварям! Боль не спит, она никогда не отдыхает. И я шел к ней — наугад, не ощущая ее дыхания. Ибо знал, что она здесь, здесь навсегда, в каждом углу, где есть люди.