Комментарии
Комментарии
1. Об Амуре и Купидоне, о значении черного и белого цветов, о верности и вероломстве и прежде всего о камнях сапфире, изумруде, яшме, халцедоне и обо всех их названиях хорошо знали и Пейр Видаль, и Вольфрам фон Эшенбах.
2. Пещеры Глеиза расположены недалеко от Спульга-де-Орнольяка и соединены с ним через Пещеру отшельника и Пещеру рыб. Название Пещера рыб было выбрано мною и господином Гадалем потому, что в ней находятся катарские изображения рыб. Все эти пещеры находятся в горе Ке-де-Усса (слово «Kers» — кельтского происхождения и означает «гора») и защищены со стороны долины крепкой стеной. Селения Орнольяк и Буан в Сабарте также называют Глеиза. Название другой пещеры — Церковь — еще удивительнее, поскольку пиренейские крестьяне панически боятся пещер.
Пещера Ломбриве исследована мною и господином Гадалем на протяжении первых 12 км. Самая опасная и таинственная из всех пещер Арьежа — Пещера источника. На каждом шагу в полу зияют широкие трещины, из глубины которых с шумом вырывается вода. Во время грозы бывало и так, что проходящая через пористые камни вода преграждала нам обратный путь. По-видимому, в горе есть теплые источники, поскольку в этой и многих других пещерах температура, как в настоящей теплице. После окончания наших совместных исследований я намерен опубликовать специальную работу о найденных в Пещере источника фокейских, финикийских и, вероятно, эгейских захоронениях. Почти у всех склепов находили высеченных из камня «черепах», на которых была изображена рана от стрелы. Была ли эта черепаха тотемным животным названных культур, либо она символизировала дракона («tarask») тарасконцев (Тараскон — столица области) — мы еще точно не установили.
Все предметы, найденные в пещерах Сабарте, хранятся, за редким исключением, в частном музее господина Гадаля. Это относится и к находкам времен альбигойцев, из которых самый прекрасный экспонат — меч, найденный в селении Буан.
3. Катары были знакомы с учением об эманации, поэтому считали, что небесные духи исходят из Божественной субстанции (D?llinger J. von. Beitr?ge zur Sektengeschichte des Mittelalters. M?nchen, 1890. Bd. I, S. 134).
4. Роше («Lexikon», статья: Золотое руно) называет золотое руно «классическим Граалем». См. также: Силий Италик, стих 417 sqq.; Юстиниан XLIV, 1.
Плиний: Iberi populi ab Iberis Asiae orti (в кн.: Garrigou F. Ib?rie et les Ib?res. Toulouse, 1849).
Дион Кассий, см. также: Vic-Vaissette, v. II p. 30, note 4.
Стефан Византийский: Там же, прим. 1.
Зонара: Там же, прим. 2.
Даусквеиус: Там же, с. 31, прим. 6.
Страбон, XI, 3.
Ср.: Movers. Die Ph?nizier. 1840–1856; Humbold, W. von. Pr?fung der Untersuchungen ?ber die Urbewohner Hispaniens vermittels der vaskischen Sprache. 1821.
5. Ср.: Reinach S. Orpheus: histoire g?n?rale des religions. Paris, 1905. P. 58–59.
6. Касательно Илхомбера ср. с Пейра (Peyrat N. Histoire des Albigeois. Vol. 1–3. Paris, 1870). Vol. I, p. 127; Абеллион — Там же, p. 15.
О поселениях финикийцев около Нарбонны см.: Movers. Op. cit. Bd. 2. S. 644, 654.
Согласно Тациту (Германия, XLIII), в Германии одетый в женское платье священник приносил жертву двум божествам, соответствующим Кастору и Полидевку, чьи имена были «Aleis».
Об Орфее см.: Reinach S. Op. cit., p. 122; Loisy A. Les myst?res pa?ens et le myst?re chr?tien. P., 1930. Cap. II.
7. Вольфрам сообщает нам со всей ясностью, что Грааль представляет собой камень. Он называет его «lapsit exillis» (правильно — «lapis ex coelis»). Считается, что этот камень находился раньше в венце Люцифера. Вольфрам также связывает этот камень с падшим ангелом и упоминает о его венце.
О сказании об аргонавтах — Ноннос см. у Камперса (Kampers F. Das Lichtland der Seelen und der heilige Gral. K?ln, 1916. S. 72.), который видит в этой чаше небесный свод. Ноннос, греческий поэт V в. из Панаполиса в Египте, создал как язычник эпос, бесценный для изучения цикла дионисийских сказаний: «Dionysiaca», а как христианин — стихотворный перевод Евангелия от Иоанна. Отсюда, на основании Евангелия от Иоанна, а также в связи с легендой об аргонавтах и «чашей», можно сделать вывод об однозначных отношениях между греческим язычеством и христианством.
8. В раннем, апокрифическом Евангелии от Иакова сообщается о рождении Спасителя подобно рождению бога солнца из мировой пещеры. См.: Kampers F. Op. cit. S. 71.
9. Об отношениях между преданием о лодке Аполлона, влекомой лебедями, и легендой о Лоэнгрине добавить, вероятно, нечего.
Вавилоняне называли своего бога солнца Господином сферы. Поскольку теогония катаризма уходит своими корнями в вавилонский дуализм, то можно установить соотношение между легендой о Граале и вавилонскими сказаниями. «Легенда о камне из венца Люцифера» восходит к восточным мифам. Несколько измененный ее вариант — сказание о камне из короны вавилонского дракона. Ей родственна арабская легенда о Каабе (Kaaba) — ангеле, который был послан Адаму, чтобы предотвратить его грехопадение. Когда первый человек все же впал в грех, ангел обратился в камень» (Kampers F. Op. cit. S. 87).
10. «Персы с давних времен рассматривали всемирную историю как последовательность разворачивающихся во времени событий, каждое из которых открывается своим пророком. Каждый пророк имеет свой Hazar, т. е. власть в течение 1000 лет. Из этих следующих друг за другом отрезков времени, каждый из которых соответствует миллиону веков, приходящемуся на одного индийского Будду, складывается цепь событий, подготавливающих наступление царства Ормузд. В конце времен, когда заканчивается цикл смены тысячелетий, настает наконец рай. Тогда все люди становятся счастливыми, земля выглядит как ровная поверхность, и для всех ее жителей есть только один язык, один закон и одна власть. Однако этому должны предшествовать ужасные страдания. Дахак, сатана персов, разорвет тогда сковывающие его цепи и обрушится на землю. Затем придут два пророка для того, чтобы утешить людей и подготовить великое событие» (Renan E. Das Leben Jesu. B., 1864. S. 82). Учение манихейства считает этими пророками, утешающими людей, Христа и Мани.
11. Найденная в одном из иберских захоронений голова Будды находится теперь в музее Ренна.
При Александре де Бернэй находились два изменника (Jobispater и Antipater), виновные в его смерти (Birch-Hirschfeld A. ?ber die den provenzalischen Troubadours des XII und XIII Jahrhunderts bekannten epischen Stoffe. Halle, 1878. S. 21.). Пейр Видаль также упоминает Антипатера в связи с Александром.
12. Духовенство друидов пополнялось из отпрысков благородных родов. Время искуса послушников длилось 20 лет. Большие требования предъявлялись к памяти неофита, поскольку священная литература друидов передавалась от учителя к ученику устно. Согласно Цезарю, друиды и всадники образовывали классы со свободным образом жизни, плебс же был полностью бесправным (Reinach S. Op. cit., p. 177 sqq.).
13. В «Великом Святом Граале» рассказывается о том, что три стойки кровати для отдыха Соломона были изготовлены из древесины Древа жизни. Эта кровать стояла на судне, «представлявшем собой пример нового дома бога (т. е. церкви), и Соломон наблюдал оттуда за морем и так осуществлял волю небес».
На тему легенды о Талиезине см. также: Bosc. Belisama. 1910. P. 93, 107 sqq. Финикийский Геркулес изображался в виде карлика, похожим на таких известных персонажей, как Гвион, а также Огми или Альбион, которые были внешне сходны с этим финикийским богом. Поэтому он играл важную роль в мистериях бардов как хранитель «священной чаши».
Заметные параллели между эллинистическими мистериями и метаморфозами Гвиона можно найти у Луази (Loisy A. Op. cit., p. 79 sqq.).
14. «Остров Сена, — говорит Помпоний Мела (III, 6), — известен как резиденция галльского оракула, девять служительниц которого обладают властью над ветрами и штормами… Эти жрицы-друиды во имя святости сохраняют свою непорочность».
В связи с этим следует обратить внимание на распространенность числа «девять»: существует девять муз, девять жриц острова Сена и семь раз по девять дев Грааля.
15. К моему утверждению о том, что эллины считали страну кельтов местонахождением земли гиперборейцев и находившегося поблизости сада Гесперид, я хотел бы привести еще несколько аргументов:
Геспер, или Гесперус, был братом Атланта. Он превратился в звезду — Гесперус, которую также называют Венерой (Утренней звездой) и Люцифером (Вечерней звездой);
по теогонии Гесиода, гигант Атлант находился на Западе; неподалеку расположены сады Гесперид;
согласно Chompr? (Dictionnaire de la Fable. 1800), название «Пиренеи» было галльским синонимом имени Венеры;
Павзаний сообщает, что резиденцию дельфийского оракула основали гиперборейцы;
Атеной (Athenaos), греческий грамматист из египетского Наукратиса, цитирует по кн. VI гл. 4 («Признак учености») утверждение Полидониуса (Polidonius), что Дофинэ должна быть страной гиперборейцев (Bosc. Op. cit., p. 193);
часть Бретани ниже Chilperich называлась также Dodonea (Bosc. Op. cit., p. 193).
16. Астирот — Астарта; Белькимон — Баал-Шемен, или Самин (сирийское божество); Белет — халдейский Ваал; Радамант — Радамантис, судья загробного мира.
17. «Праздник света 25 декабря был в нехристианском мире Ближнего Востока, а также в дохристианскую эпоху, празднованием рождения бога солнца — Гелиоса, Кроноса или Dusares, или Ваала в Сирии. Наступающее после длительного периода сокращения постепенное увеличение светового дня представлялось как новое появление на свет маленького бога солнца. Так было и в Александрии, и в Сирии, и в Аравии…
С тех пор как в Ассирии-Вавилоне появилась великая богиня жизни и мать богов Иштар, тесно связанная со звездным образом юной девы, таинство зарождения и прибавления света и солнечный бог стали олицетворяться таинством рождения ребенка из материнского чрева молодой женщины» (Rittel. Hellenistische Mysterienreligion und das Alte Testament. S. 33).
«Уже Юстин (Justin) подметил странные отношения между рождением Спасителя и рождением бога солнца Митры» (Kampers F. Op. cit., S. 70).
Луази приводит описание возникновения Митры: «Митра и солнце лежали вытянувшись перед столом. Бог держал рог для напитков, а солнце — чашу» (Loisy A. Op. cit., p. 166, 167).
В Гаскони, стране басков, и вообще в Пиренеях, встречались приверженцы культа Митры. Почитали ли Митру в пещерах Сабарте — я пока не могу выяснить доподлинно.
18. Присциллианство представляло собой родственный манихейству гностический энкратизм. Жестокое уничтожение его последователей — первый пример наказания смертью, которое применили для борьбы с ересью, — обусловило начало раскола между аббатами, которые одобряли процесс против Присциллиана и его сторонников, и теми, кто проклинал это преследование.
Катаризм никогда не связывали с поэзией, посвященной Граалю, как я уже отмечал, его считали кельтским, автохтонным по происхождению и лишенным дуализма течением. По этой причине я предпочитаю укрепившийся в Южной Франции с незапамятных времен языческий дуализм общей, вероятно, несколько односторонней картине привилегированного положения. И все же эти отношения должны быть затронуты, чтобы мы, по крайней мере, не стали ни в чем противоречить Вольфраму фон Эшенбаху. В «Парцифале» так много языческих персонажей и названий земель, что все они неотделимы от предыстории Грааля, несмотря на то что «тайна языческого понимания Грааля не может считаться вполне обоснованной». Само название страны «Hiberbortikon», т. е. страна гиперборейцев, само имя Заратустры — великого творца законов маздаизма — известно немецкому миннезингеру из замка Вильденштайн во Франции!..
Что до катаризма, то следует отметить следующее: между нероманскими катарскими сектами и движением альбигойцев, несомненно, были установлены и поддерживались тесные связи. Однако неверно до сих пор существующее мнение о том, что романский катаризм был вызван к жизни пришедшими с Востока миссионерами-еретиками только около 1000 г. Дуалистический момент был существенной составной частью иберской теогонии, поскольку иберы были родственны персам и иранцам, чей маздаизм считается классическим примером дуализма. Мы не будем повторять уже сказанное о Диспатере, кельтском Люцифере, о взаимном влиянии друидизма, орфизма и учения Пифагора. Действительно ли Южной Франции нужны были «одна пришедшая из Италии женщина и один крестьянин из Перигора» или же один катарский «папа» Никита, чтобы впредь все стали мыслить дуалистически? Нужен ли был альбигойцам один «неизвестный мастер», обладающий тибетской мудростью, чтобы внезапно постичь истину: земной мир — юдоль несчастий и только нирвана — истинная и конечная цель?
Мы знаем, что кельтиберские друиды — по меньшей мере в Пиренеях — были обращены в христианство манихейцами. Сущность манихейства и состоит в том, что оно укоренилось не только в маздеизме-митраизме и христианстве, но и в буддизме. Этого одного было достаточно, чтобы пришествие такого мистического учителя, который провозгласил южным галлам в качестве нового учения странствие душ и счастье небытия, стало излишним.
На Синоде в Сен-Феликс-де-Карамане (1167 г.), созванном по призыву славянского еретического папы Никиты, альбигойцы познакомились с западным катаризмом и организовались по его примеру. Это стало первопричиной, побудившей, ввиду подготовки Рима к всеобщему преследованию еретиков, к объединению этих родственных, сформированных по сходным принципам, но в основе своей не единых «церквей Иоанна» — как они сами себя называли.
Тем более точным является сравнение раннего христианства с учением альбигойцев, сделанное двумя ортодоксальными историками Гиро и Мола. Последний говорит в предисловии к «Наставлению инквизитору» Бернара Ги: «Бернар Ги неправильно назвал ритуальные действия катаров “обезьяньим подражанием”. Вместе с Гиро (Guiraud J. Cartulaire de Notre-Dame de Prouille. P., 1907. Vol. I) следует признать, что они отправляют изначальный канон литургии, сохраненный с времен раннего христианства. Замечание Ги можно трактовать лишь как незнание им (и его временем) раннецерковных обрядов. Сравнение Гиро катарских и раннехристианских ритуалов в высшей степени показательно…» (Gui B. Manuel de l‘Inquisiteur. Vol. 1–2. P., 1926. P. 12–13, note 1).
В первые века после Рождества Христова иудеи и язычники могли с одинаковым правом обратиться в истинную веру, однако Рим первым начал стремиться к главенству над церковью Афин и, объявив свое понимание веры единственно христианским, догматизировало его. Собственно, манихейство, как любое гностическое исповедание веры, являлось одной из раннехристианских церквей. То, что христианизированный друидизм — такой, как языческо-христианская церковь Галлии, — основывался на истинно просвещенных, могло свидетельствовать лишь в пользу его христианской сущности. В остальном мы должны отдавать себе отчет, что и в более поздние времена ортодоксальный аскетизм сознательно приближался к манихейству, когда объявлял отказ от плоти, называя ее врагом, неприемлемым душе. Так, святой Франциск говорил: «Многие порицают своих врагов или соседей, когда те грешат или заболевают. Но они не должны этого делать, поскольку у каждого есть свой враг в самом себе — собственное тело, благодаря которому он и грешит. Поэтому благословен слуга Господа, не упускающий своего врага и защищающийся от него; ибо поступающему так не может причинить вреда ни один из видимых врагов». В другом высказывании он называет свое тело «ужаснейшим врагом и злейшим противником, охотно уступающим дьяволу». Доминиканец Таулер, глава немецких мистиков XIV в., считал, что человек представляет собой лишь нечистую массу, тварное существо, наполненное злом и тленной материей, не вызывающее ничего, кроме отвращения. Это мнение полностью разделяли его последователи, хотя они тут же обращались к теме любви и милосердия.
Г. Леа также отмечает: «Рассматривая движение этих еретиков (катаров) с их изменчивой судьбой, мы не должны забывать, что все наши сведения о них почерпнуты почти исключительно из трудов их противников и преследователей. За исключением нескольких вальденских трактатов и описания единственного ритуала, документы катаров полностью утрачены. Об учении “чистых” можно узнать только из таких трудов, в которых их ниспровергают и провоцируют ненависть простых христиан; о борьбе и судьбе катаров мы узнаем только из сочинений их безжалостных гонителей. Я не могу найти ни слова похвалы по адресу еретиков, которое было бы основано не на уступках или обвинениях их недругов; и когда встречаю направленную против них клевету, то вижу причину лишь в вольном или невольном преувеличении — настолько очевидном, что данное свидетельство не имеет никакой исторической ценности. В целом же наши симпатии должны обратиться к тем, кто был готов терпеть преследования и смотреть в лицо смерти ради того, что они считали истиной. Ибо, учитывая тот упадок, который они могли видеть в состоянии официальной Церкви, нельзя вслед за их ортодоксальными противниками считать, что они выходили из церковного союза затем, чтобы свободнее предаваться своим беспорядочным порокам» (Lea H. Ch. Geschichte der Inquisition im Mittelalter. Bonn, 1905–1909. Bd. I, S. 66).
См. также: «Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая вода?» (Иак. 3:11).
19. Уже Маркион около 150 г. по Р. Х. попытался полностью отделить христианство от иудаизма. От его общины манихеи переняли отказ от иудейских традиций.
В связи с этим следует также напомнить, что в песне Гуона сатана назван Luciabel, или Lusiabel.
Деллингер приводит пример и других противоречий между Ветхим и Новым Заветом, которые катары использовали для доказательства злобности Иеговы: «И в этом обнаружилась их противоположность: один указывал на слияние полов и на продолжение рода (Быт. 1:23), другой, однако, почитал за блаженство все бесплодное и запрещал одно только созерцание обнаженной плоти — так что один обещал царствие земное, а другой — небесное. Злой Бог приказал иудеям обмануть и ограбить египтян. Более того, Он дал завет ненависти, поскольку именно ему адресованы слова Христа: «Вы слышали, что сказано: “люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”» (Мф. 5:43). Один завещал обязательное обрезание (за невыполнение — смерть), другой, через своего апостола, запретил его под страхом потери покровительства Христа (Гал. 5:2). Один, через своего законодателя, обещает евреям господство над многими народами (Втор. 15:6), другой, напротив, запрещает своим ученикам любое стремление к власти (Мф. 20:25–27). Один разрешает иудеям ростовщичество (Втор. 15:6), другой запрещает его (Лк. 6:35). Один заявляет, что, принося в жертву животных, можно искупить грехи, другой уверяет, что невозможно смыть свои грехи кровью быков и баранов. Тот обещает прийти “в густом облаке” (Исх. 19:9), этот, напротив, “обитает в неприступном свете” (1 Тим. 6:16). Тот не желает, чтобы люди приближались к нему, и наказывает человека смертью всего лишь за то, что он “простер руку свою к ковчегу Божию” (Исх. 3:5; 2 Цар. 6:6), этот же призывает: “приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам” (Иак. 4:8). Заявляя, что “проклят пред Богом всякий, повешенный на дереве” (Числ. 21:23), Бог Ветхого Завета заранее проклял Христа» (D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 145–147).
Уже упоминавшийся ритуал катаров (известный по публикации Кунитца) совершали Исайя и Соломон — доказательство того, что альбигойцы не отказались полностью от Ветхого Завета (см. также Lea H. Op. cit. Bd. I, S. 102). Согласно Деллингеру (Op. cit. Bd. I, S. 148, 149), катары признавали книги пророков, Книгу Иова, Псалтирь и Книгу Притчей Соломоновых — другими словами, почти все книги пророчеств и книги поучений, — предположительно, они считали их лучшей, написанной под влиянием Отца частью Ветхого Завета. Особенно высоко они чтили апокрифическое «Видение Исайи».
20. Мифы катаров о падении Люцифера, творении мира, возникновении людей и эпифании Иисуса, напоминающие великие космогонические сказания Востока, я составил по трудам Шмидта и Деллингера, используя также приведенные ими первоисточники (см.: Schmidt Ch. Histoire et doctrine de la secte des cathares ou Albigeois. Paris-Gen?ve, 1849. Vol. 2, p. 63 sqq.; D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 138 sqq.). Согласно представлениям авторов апокрифов и западных катаров, первые люди были «исполинами» (Быт. 6:4). «И раскаялся Господь, что создал человека на земле… И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их» (Быт. 6:6, 7). См. также: Schmidt Ch. Op. cit. Vol. 1, p. 70, note 2.
Катары хорошо знали историю битвы Михаила с Люцифером, описанную в Апокалипсисе. Сатана был повержен, и вместе с ним с небес были низвергнуты жертвы его коварства, или, как сказано в Апокалипсисе, дракон, древний змей, захватил с собой третью часть всех звезд, т. е. ангелов (Откр. 12:7–9; 14:20). См. также: D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 137.
В примеч. 4 к S. 138 Дёллингер приводит народную версию о падении ангела, общепринятую на юге Франции. Однако «существовали и общефилософские идеи, стоящие выше этих частных рассуждений и замечательным образом предвосхитившие учения современного рационализма. Согласно этим идеям, природа выступала на стороне Сатаны; после того как Бог создал Вселенную, Он передал бразды правления природе, могуществом которой были созданы и упорядочены все предметы. Само порождение отдельных вещей происходит не по Божественному провидению, а является результатом природных процессов, говоря современным языком — процесса эволюции или развития (самоорганизации). Эти натуралисты (как они сами себя называют) отрицают существование чудес и объясняют евангельские чудеса соответствующим толкованием священных текстов. Впрочем, тем же самым вынуждены заниматься и ортодоксы. Натуралисты верят, например, что Бога не стоит просить о хорошей погоде, поскольку только природа управляет элементами (стихиями). Они много писали об этом, и один их противник-католик (Lucas Tudensis) согласен, что их сочинения привлекательны, особенно “Perpendiculum Scientiarum”, о котором он пишет, что, благодаря своему философскому обрамлению и удачно выбранным отправным моментам, оно вполне способно произвести на читателя сильное впечатление» (Lea H. Ch. Op. cit. Bd. I, S. 109–110).
21. «Во французских и итальянских пророчествах о Мерлине говорится о короне вавилонского дракона с четырьмя драгоценными камнями и о такой же короне короля мифического Орбанта, Аурианса-Адриано. Последнего в названии главы, посвященной итальянскому пророчеству, отождествляют с вавилонским драконом. Корона этого властелина Орбанта случайно попала в море, и один рыбак принес королю Фридриху драгоценные камни, которыми она была украшена. Из этого следует, что главным сокровищем этой короны были камни» (Kampers F. Op. cit. S. 103; см. также S. 86). Очевидно, что немецкие легенды о королях очень созвучны поэзии о Граале, однако мне хотелось обратить внимание на то, как страх перед дьяволом породил целую мифологию о падении Люцифера, в котором видится всего лишь бывший ангел, лишенный духовности, но неподвластный Богу, т. е. олицетворение нашего мира. Возможно, в этом одна из причин того, что Церковь воспринимала катаров в союзе со Злом.
22. См.: Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 72 sqq.; D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 150 sqq.
Об эоне Христа Риттель писал: «В эллинизме идея о приносящем исцеление Спасителе была связана с богом света, а потому соединялась со световым днем и его изменениями. Для этого было необходимо соединение новых идей. Подобно естественной и практически самоочевидной связи между возрождением света и сменой времен года, представлялась связь между появлением нового света (рождением бога света) и появлением нового времени мира, эона. Поскольку рождение бога солнца было соотнесено с календарными сроками, то же самое могло касаться и нового эона. Поэтому эон прежде всего абстракция (хотя бы наполовину), по меньшей мере нечто безликое, время мира. Но когда новое время в своем проявлении становится темой торжества, оно также начинает “рождаться”, подобно тому как ежегодно рождающийся бог солнца. Вместе с тем оно стало конкретной личностью и воспринимается прямо как божество».
Уже Керинф, современник Иоанна и первый христианский гностик, которому противники хилиазма (учения о тысячелетнем повторяющемся царстве) приписывали авторство Откровения Иоанна Богослова, проповедовал, что вечная сущность Христа с помощью крещения стала единым целым с человеком Иисусом, но покинула Его тело перед распятием (ср.: Renan E. Op. cit. S. 31). Согласно манихейству, распятие было лишь видимостью (см.: Reinach S. Op. cit., p. 105). В представлении катаров, Христос послал на крест вместо себя демона, придав ему свой облик (Moneta Cremonensis. Adversus Catharos et Waldenses libri. 1743, p. 256; D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 153).
23. Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 78, 167, 169; D?llinger S. Op. cit. Bd. I, S. 178. Ср. также: «Ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать» (Лк. 9:56).
Однако вознесутся на небо только падшие души ангелов, ибо «никто не восходил на небо, как только сшедший с небес» (Ин. 3:13). Сходные представления мы находим в «Парцифале»:
Никто не сможет захватить Грааль,
Ведь людям неизвестны Небеса.
Согласно учению катаров, после падения ангелов не было создано новых душ (D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 143). Во времена, предшествовавшие появлению Христа, вообще никто не мог обрести душу: кто хотел получить спасение, должен был после пришествия Христа еще раз войти в человеческое тело.
В «Парцифале» Вольфрам выдвигает вполне ортодоксальную мысль, что Христос стал человеком и позволил распять себя. Но в том месте, где он говорит с непокорными, которых Господь оставил в аду, он не вполне согласен с догмой:
Предсказывал еще Платон,
Что вступит Истина на трон.
В пророчествах Сивиллы
Явленье высшей силы,
Которой мир спасти дано,
Предсказано давным-давно…
Так с тихим умиленьем
Внемли его веленьям!..
Вот перечень его примет:
Господь — есть негасимый свет,
Кого он озаряет, Того он одаряет
Любовью, лаской, теплотой!..
(Пер. Л. Гинзбурга)
Надо также обратить внимание на то, что Вольфрам никогда не упоминает о ветхозаветных пророках, а кроме того, считает языческих философов и прорицателей предшественниками и предвестниками Христа.
24. Исарн (Isarn), инквизитор и трубадур, изрекал только общепризнанные истины, утверждая, что ни один из верующих не может быть обращен в ересь катаров или вальденсов, если рядом с ним будет хороший духовный наставник (Lea H. Op. cit. Bd. I, S. 67).
«Примечателен рассказ епископа Фулька Тулузского по поводу ответа, который дал ему рыцарь Понтий де Родель. Когда епископ прямо спросил его в диспуте, почему тот не изгоняет столь явную ересь из своих владений, известный своей мудростью и верой в справедливость рыцарь ответил: “Как мы можем это сделать? Мы выросли вместе с этими людьми, у нас есть родственники среди них, и мы видим, что они ведут праведную жизнь”. Против такой терпимости приверженность вере оказалась бессильной. Поэтому мы вполне доверяем рассказу монаха из Во-Сернэ о том, что почти все бароны страны были защитниками еретиков, давали им приют, искренне любили их и защищали от официального Бога и Церкви» (Lea H. Op. cit. Bd. I, S. 155).
25. Число «совершенных» (perfecti) еретиков, вероятно, было небольшим. Ко времени первого крестового похода (в период расцвета катаризма) их насчитывалось не более семи-восьми сотен! Это не должно вызывать удивление, поскольку доктрина катаров требовала отказа от всего земного и длительных аскетических занятий, приводящих к подрыву телесного здоровья даже физически крепких людей.
Намного больше было число «верующих» (credentes). Вместе с вальденсами их было больше, чем правоверных католиков, принадлежавших почти исключительно Римско-католической церкви. Конечно же, все сказанное относится только к южной Франции.
В связи с разделением катаров на совершенных и верующих см. также: 1 Кор. 2:6; Евр. 5:12, 13; Loisy A. Op. cit., р. 248; Reinach S. Op. cit., p. 104, 105.
Верующих катаров называли также просто «христиане».
26. О катарском обряде преломления хлеба, который также называли благословением хлеба, см.: Schmidt Ch. Op. cit. Vol II, p. 129 sqq. О догме пресуществления (transsubstantiation) см.: Reinach S. Op. cit., p. 422; Hauck A., Herzog J. Realencyklop?die f?r protestantische Theologie und Kirche. Leipzig, 1877. О раннехристианском обряде преломления хлеба см., напр.: Loisy A. Op. cit., p. 215.
Апостол Павел говорил, что община верующих должна быть «телом Христовым»: Рим. 12:5; 1 Кор. 12:13.
Об основах Церкви Любви см.: Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 139 sqq.; D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 200; Histoire des Albigeois. Vol. I. 1880. Liv. 6, cap. 1, p. 395 sqq.
27. Не все катары считали Святой Дух Параклетом (parakletos). Чаще они называли его Spiritus principalis (Пс. 1:14), который заслуживает поклонения наряду с Богом-Отцом и солнцем и является таким же творением Отца, как и Сын, но величественнее всех других духов и столь невыразимо прекрасен, что в него «желают проникнуть ангелы» (1 Пет. 1:12). Но и тех духов, которые, согласно учению катаров, Бог должен дать душам в качестве их властителей — каждому телу соответствует одна душа (anima), а каждой душе один дух (spiritus), — некоторые еретики называли «святыми духами»: во-первых, потому, что все они являются эманацией Бога и так же, как Он, вечны, во-вторых — что не поддались попыткам Люцифера увлечь их с небес, так как из-за их более сильной и совершенной природы он не мог иметь над ними никакой власти. Эти духи, наряду с телами и душами людей, представляли собой третью составную часть человеческой сущности, но находились вне человеческих тел, в качестве властителей и правителей душ. Об этих духах, по мнению катаров, слова апостола Павла: «Так и вы, ревнуя о дарах духовных…» (1 Кор. 14:12). Пока человек не воспримет определенного ему духа — чему должно способствовать «крещение духом» (consolamentum), — он будет мертвым в духовном отношении.
От Spiritus principalis и от этих духов — правителей душ отличаются еще и «семь духов», которые, согласно Откровению Иоанна Богослова (1:4), находятся перед Божественным престолом. Один из них — их заступник. Ср.: D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 137–138, 155 sqq.
Обычно преобладает соответствующее Евангелию от Иоанна убеждение, что заступник Святого Духа — он сам. Ср.: Ин. 14:16, 26; 16:7, 13.
О мистической Манисола (или Манилоса) катаров см. также отрывочные сведения у Пейра (Peyrat. Op. cit. Vol. I, p. 399) и y Шмидта (Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 138), который называет ее Малилоса или Малисола, согласно Экберту Кельнскому, брату святой Елизаветы, и Дюканжу (Glossarium mediae et infimae latinitatis, 1840, статья «Bema»). Возможно, Экберт выводит это имя не от Мани, а от «malus», что означает «зло». Согласно некоторым хронистам, Грааль был «не священным раем, а греховным местом».
С индийским Мани ср. Larousse, статья «Mani». Слово «Мани» найдено также в знаменитых надписях на индийских храмах и отвесных скалах: «Om, Mani padme, hum!» Словом Мани будто бы называли смарагд (по-другому — Философский камень, или Камень непорочности).
Катары не верили в Марию как земную мать Христа, они воспринимали ее исключительно как символ. Мария была для них Мани, бог духа и любви, т. е. Параклет. Катаризм было принято называть Церковью Параклета. Насколько справедливо такое название, можно оценить по тому факту, что альбигойцы называли Марию своей «церковью».
Истории Средневековья хорошо известны примеры, когда общепринятую в данное время веру сравнивают с драгоценным камнем. В связи с этим мне вспоминается прежде всего необычно популярный в Средние века духовный роман о Варлааме и Иосафате — не что иное, как христианская модификация жизнеописания Будды в индийских традициях. Этот преобразованный вариант, первоначально созданный, вероятно, в Иране, позднее в виде греческой версии распространился по всему западному миру. Герой этого романа — христианский монах, переодетый купцом и совершающий путешествие по Индии с целью обратить в христианство принца Иосафата, точнее: Иоасафа (Будду). Варлаам находит возможность побеседовать с принцем под тем предлогом, что хочет показать ему дорогой камень, обладающий силой излечивать слепых и глухих. Однако на этот камень может смотреть без опаски только человек с непорочным и чистым сердцем. Принц охвачен желанием увидеть чудодейственный камень. Варлаам отвечает ему, что сможет показать камень лишь после того, как испытает мудрость его ума. С помощью целого ряда сравнений и аллегорий Варлаам разъясняет Иосафату достоинства христианской веры.
В «Притче о драгоценном камне» монах сравнивает христианство с драгоценностью, которая становится доступной только тому, кто чист душою. В «Притче о богатом юноше и бедной христианке» отец девушки выдает свою дочь замуж за молодого человека, выдержавшего испытание, и делает его наследником несметных сокровищ. Все это должно означать: кто избегает суетности мира и земных богатств (богатой невесты), посвящает себя христианской жизни в бедности (женится на бедной христианке), тому наградой будет сокровище, т. е. райская жизнь!
Но этим еще не исчерпываются мотивы, сходные с «Парцифалем» Вольфрама. Заслуживает внимания и эпизод, в котором Иосафат по замыслу волшебника Теуда должен быть соблазнен привлекательной девушкой. Поэтому есть все основания предполагать, что Вольфрам намеренно, не по недоразумению, делает камень воплощением стремления к раю.
Провансальская прозаическая редакция полюбившегося катарам романа о Варлааме и Иосафате, в отличие от его греческого и латинского первоисточника, отмечена множеством показательных сокращений. Так подверглись сокращениям все речи Варлаама о духовности, особенно касающиеся глупости идолопоклонства, и о таинстве крещения. Пропущены описания величия Бога и великолепия Его творений, а также обоснование почитания икон.
Для сравнения особенно интересны: «Die provencalische Prosa-Redaktion des geistlichen Romans von Barlaam und Josaphat (hsg. von Heuckenkamp), 1912; Kuhn. Barlaam und Josaphat (Abhandlungen der philos.?philol. Classe der Kgl. Bayer. Akademie der Wissenschaften. Bd. 20), 1897.
Индийская мифология содержит упоминание об открытом для всех желающих волшебном столе Будды, на котором никогда не иссякают яства, и о Чинтамани, камне, исполняющем желания. О нем писал Камперс в своей «Духовной стране света и священном Граале»: «Некоторые особенности индийской легенды о Чинтамани и особенности нашего сказания о Граале очень сходны; в этом камне желаний, испускающем денно и нощно свет, дающем каждому в изобилии еду и питье и хранящемся в замке пятисот богинь у королевского сына Гедона, можно разглядеть даже прообраз нашего сказания о Парцифале». См: Kampers F. Op. cit. S. 93; Nutt. The Buddha’s alms dish and the legend of the holy grail // Archaeological Review, June, 1889.
Итак, в Святом Духе (Spiritus principalis), в Мани или в Параклете катары видели своего рода женский паредр Бога, мать Логоса. В определенном смысле он соответствовал Майя-Марии дохристианской теогонии. Как известно, Майя была матерью Гаутамы Будды и под именем Майя — матерью вестника богов Гермеса-Меркурия. Символом этой virgo coelestis издавна была Луна. Скандинавское лунное божество Манни — северный вариант этой восточной богини и матери богов. Я считаю установленным, что индийская Майя была богиней видимого мира, Иллюзией (maya). Дева-земля, согласно Вольфраму фон Эшенбаху, была также «матерью двух людей»:
Земля, что девственно цвела,
Адаму матерью была.
Она давала ему пищу
И слыла вечно молодой.
Нет краше девственности в свете —
Сам Бог был сыном Девы этой!
Двух сыновей на белый свет
Произвела Земля. В ответ
Господь позволил людям слабым
Вершить суды. Увы! награда
Была неверно принята…
28. О катарском consolamentum см. также: Schmidt Ch. Op. cit. Vol. I, p. 119 sqq., 123 sqq.; D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 143, 153, 191, 204. Peyrat. Op. cit. Vol. I, p. 378.
Консоламентум имеет аналог в виде орфической мистерии, совершающейся с целью предотвратить после смерти человека возвращение души в другое тело. Определяющими для веры катаров в переселение душ стали слова апостола Петра, говорившего о пойманных в темницу, т. е. в тело, духах, что им, не обретшим «во дни Ноя» веру, проповедовал Христос (1 Петр. 3:19; ср.: D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 143; Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 46).
29. Ср.: Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 83 sqq., 94; Peyrat. Op. cit. Vol. I, p. 104.
«Традиции, касающиеся “одежды” еретиков, вероятно, восходят к kosti и saddarah маздеизма, священным одеяниям и рубашкам, которые должны носить все верующие. Их использование в учениях Авесты и брахманов показывает, что они берут свое происхождение в доисторическом периоде, еще до разделения арийских народов. Катаров, носивших такие одежды, инквизиторы называли haereticus indutus или vestitus. Они были посвящены во все еретические мистерии» (Lea H. Op. cit. Bd. I, S. 101).
«В одной из интерполяций писем пресвитеров, в которой — конечно же, только после “Парцифаля” — вставлено сказание о короле-священнике, точно переведенное с латинского Освальдом Писцом, говорится о том, что духовные чины особой чистоты состояли на службе в капелле. Когда же они собирались принести жертву, то снимали одежды…
Это не измышление фантазии. Здесь оживает гностическая легенда Пистис Софии о небесном странствии. Порог капеллы символизировал границу космоса. Здесь священники должны были оставить свою материальную, телесную оболочку; здесь они получали “одеяние великолепия”, “одеяние света”. В еврейском предании рабби Перахья снимает одежды перед вратами неба. Только облаченный в воздух рая, он может видеть великолепие небес. В маздеистском предании рассказывается о том, как одежда “из плоти и крови” заменяется “одеянием блеска”. Похожие эпизоды есть во многих других преданиях.
Согласно древнему гностическому представлению, все избранные получают на небе “одеяние великолепия”. Отсюда берут свое начало и рассказы о небесных одеждах, о них же идет речь в сказании о рае с его ступенчатой лестницей в “Аполлонии”. Это единственно возможное значение не оставляет больше сомнений о том, что упомянутая выше капелла представляет собой всего лишь вариант райского дворца короля-священника и воплощает идею постоянно расширяющегося небесного Царства душ…
Стол в мифах и сказаниях Востока дает лишь пищу и питье; в сказании о короле-священнике он творит чудеса; в арабо-испанских преданиях он или равноценный ему ларь почитаются как святыня; увеличивающаяся в размерах часовня — символ святости. Поэтому я пришел к заключению, что поскольку ларь, который может увеличиться до размеров часовни, является отражением Божественного престола мира и горной обителью блаженных, то он не что иное, как Грааль. Таким образом, Грааль — царство райского наслаждения, к которому стремится светлый герой Парцифаль, но он же — дворец вечного сна, желанная цель Анфортаса. Такая интерпретация соответствует общепринятому толкованию термина “Грааль” как атмосферы счастья в позднейшей немецкой поэзии» (Kampers F. Op. cit. S. 96, 97).
В другом месте (S. 101) Камперс говорит, что «Грааль — царство отвергнувших сей мир блаженных душ, а камень — символ этого царства». Учитывая мои развиваемые в текстовой части рассуждения, дополненные приведенными здесь замечаниями, мы имеем все предпосылки для следующих выводов:
Грааль был средневековой Церковью Любви и одновременно ее символом! Для катаризма внешний мир был иллюзорным, а люди жили своей «жизнью, подобной смерти». В земном смысле слова катары, «совершенные» Церкви Любви, уже умерли для этого мира. Они пребывали в «царстве прощенных», в котором наслаждаются райским блаженством «обожествления», как гностики называли спасение. Человек однажды попал с небес в земной рай и, только будучи изгнанным из него, пришел в этот мир. «Чистые» возвращались из мира в «рай», снова открытый благодаря Евангелию Христа, из которого они могут вернуться на небо, в царство духа, после окончательного отделения души от тела.
В Марии катары видели символ своей Церкви Любви, которая воплощала женский принцип божества Santa Gleiyza и была Церковью Высшей Любви. Эти взгляды были вполне естественными, хотя и в высшей степени еретическими. Для них Мария была христианской «Майей» (для необразованных язычников еще не матерью Бога, но матерью богов), и даже Мани — плодотворный принцип, дающий любовь к ближнему и дарящий небесного Манна (Manna). Так во времена язычества в Эфесе поклонялись Диане, на фригийской горе Ангдистис под знаком метеорита — Кибеле и в Вавилоне — богине Иштар. Иштар, как известно, символизировала Люцифера-Венеру, вечернюю и утреннюю звезду, которую эллины называли также Геспером. Так замкнулся круг, в котором заключены сады Гесперид с их Чашей возрождения, корона Люцифера, или вавилонского дракона, и грешная гора Грааля-Венеры.
Теперь нам также понятно, почему Экберт Кельнский (сестра которого, святая Елизавета, исповедовалась у пользующегося самой дурной славой немецкого инквизитора Конрада фон Марбурга) из Манисолы (утешение высочайшей любовью) сделал малисола (помощь от Зла) и почему правоверное христианство прокляло Грааль и пошло против него походом.
Грааль — каким его нашел Вольфрам с помощью своего поручителя Киота — был катарским христианством и одновременно его символом — драгоценным камнем, предположительно выпавшим из короны Люцифера!
30. Об эндуре см.: Molinier C. L‘Endura, coutume religieuse des derniers sectaires albigeois // Annales de la Facult? des letters de Bordeaux. I ser., III, 1881, p. 282–299; Schmidt Ch. Op. cit. Vol. II, p. 103; D?llinger J. von. Op. cit. Bd. I, S. 193, 221, 225.
31. В связи с «горой очищения Данте», Камперс (S. 62 sqq.) сообщает следующее: «Происходящее от индийских мифов представление о непреодолимых, высоких, до небес, горах, у подножья которых (или на вершине) находится райский сад, сохранилось на протяжении всего Средневековья. Уже Ефрем Сирин воспел такую райскую гору. Она строилась постепенно, достигая все большего великолепия.
Слегка лишь виднелось сокровище
Над кромкою каменной кладки.
Но было дороже оно
Любой драгоценности мира.
Ефрем также знал, что драгоценные камни лежат в раю повсюду, а мужчины и женщины облачены в развевающиеся светлые одеяния.
Перед поэтическим взором Данте восстают — нам неизвестно, при чьем посредничестве — величественные картины, представляющие гнозис как рассуждение на мифические и библейские темы.
Гора со ступенями уже в гнозисе становится горой очищения. Душе предстоит пройти семь ворот. За последним огненным проходом ожидает прощение, там празднуется свадьба гностической Софии с Христом. Также стих Данте об очищении души во время путешествия заканчивается свадебным шествием Беатриче под мировым древом на вершине горы земного рая. И «возлюбленная первой любви», «окруженная светом», как Данте называл свою Беатриче — совсем как гностики свою Софию, — изображена красками гностической традиции… Описание свадебного шествия под древом — всего лишь позднее преобразование мотива сакрального таинства плодородия, которое выражается в священной свадьбе небесного бога с земной богиней на горе богов под деревом, обнимающим своими ветвями весь мир».
«Нам нелегко указать, что именно в учении катаров наполняло людей таким одухотворенным стремлением к мученичеству. Но действительно, ни одна другая религия не могла назвать больше своих приверженцев, которые, полные решимости и радости, предпочитали смерть, выбирая самые ужасные ее формы, вместо того чтобы стать отступниками своей веры. Если кровь мучеников действительно была бы для Церкви семенами веры, то манихейство стало бы сейчас господствующей религией в Европе. Отчасти это происходило потому, что, согласно вере катаров, мучительная смерть обеспечивает душе возвращение к Богу. Однако человеческие слабости не позволяют духу всегда торжествовать победу над телом, как в случае катаров, чье стремление к мученичеству стало едва ли не притчей во языцех. Во время первых преследований, сведения о которых дошли до нас (это произошло в Орлеане в 1017 г.), 13 из 15 катаров остались несломленными, даже при виде разожженных костров. Они отказались отречься, хотя от этого зависело их прощение, и своей стойкостью повергли в изумление всех зрителей.