Катары

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Катары

Манихеи и катары. — Согласно традиции, донесенной до нас хронистом Альбериком де Труафонтеном, манихей Фортунат, бежавший из Гиппона, нашел убежище в Галлии, где встретил других адептов Мани. Больше всего сторонников Мани оказалось в Шампани, где замок Монвимер стал признанным очагом манихейства. Исторический факт или легенда? К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос нет. В 563 г. собор в Браге (Испания) издал ряд статей против манихейства. К 800 г. анафема, составленная на латыни, свидетельствует о том, что на западе манихеи всегда подвергались преследованиям. В 1060 г. Папа Николай II предписал священникам Систерона не приобщать церковных таинств взыскующих выходцев из Африки, ибо среди них много манихеев. Начиная с XI в. в Западной Европе то тут, то там появляются еретики, которых, по свидетельствам современников, большинство населения без колебаний называет «манихеями».

С тех пор удалось внушить, что термин «манихей» является общим для еретиков-дуалистов, издавна вызывавших у Церкви панический ужас, однако употребление его нисколько не указывало на существование преемственности между учениками Мани и новыми еретиками. Хотя, если бы нам вручили список манихеев с их символом веры, начиная от последователей Мани и до альбигойского епископа Гилаберта де Кастра, мы бы охотно отыскали свидетельства этой преемственности. Но средневековые хронисты и толкователи спорных пунктов веры видели вещи в совершенно ином свете, нежели видим их мы, и, проанализировав ситуацию, можно прийти к выводу, что современники интересующей нас ереси, не обладая критическим разумом, тем не менее сумели проявить достаточно здравого смысла в подходе к вопросу. Им было ясно, что они имеют дело с дуалистами, а для них дуализм был прочно связан с учением Мани как наиболее значимой, наиболее распространенной и наиболее влиятельной дуалистической доктриной. Однако при возникновении движения в Европе не видно ни одной крупной фигуры ересиарха, а поверить в стихийный всплеск коллективной воли люди, без сомнения, не могли. Наконец, в те времена люди гораздо более остро, чем мы, воспринимали борьбу, которую вела Церковь, мечтавшая окончательно удавить манихейство. Напомним, что определение «манихей» не применялось огульно ко всем еретикам. Например, во времена Карла Великого испанские епископы отделяли манихеев от ариан или присциллиан. В сущности, называть неоманихеев «еретиками» отчасти даже ошибочно, однако употребление термина оправдано тенденцией, замеченной уже у павликиан, а именно стремлением приспособить Писание к дуализму. Этим неоманихеям дали иное наименование, оказавшееся более удачным, а потому закрепившимся: их стали называть катарами, от греческого слова «катарос», означающего «чистый». Говоря о катарах Прирейнской области, ректор Кельнского собора бенедиктинец Экберт отмечает, что они устроили праздник в честь Мани. Епископ Шалона Рожер в письме к епископу Льежскому сообщал, что катары из его диоцеза, получая путем наложения рук Святой Дух, были уверены, что этим Духом был сам Мани.

Очевидно, идеи манихейства в Западной Европе, и в частности, во Франции, не умерли окончательно. Мы не знаем, каким образом они сохранялись, но ясно, что, когда в эти края пришли проповедники-богомилы, они столкнулись с уже готовыми адептами дуализма. Из слияния богомильства и неоманихейских идей родилась новая форма дуалистической традиции — катаризм.

Распространение катаризма в Западной Европе. — В 1017 году в Орлеане среди каноников собора Святого Креста обнаружили катаров. Собор епископов в присутствии короля Робера Благочестивого и королевы Констанции приговорил их к сожжению. В 1022 г. катаров отправили на костер в Тулузе. В 1030 г. в Монтефорте, неподалеку от Асти, существовала коммуна еретиков, которых именовали «катарами». Еретиков схватили и истребили всех до одного. В 1045 г. сторонники катаризма объявляются в Шалоне; в 1052 г., германский император Генрих Черный, будучи в Госларе, приказал повесить нескольких катаров. Однако в XII в. катаризм, подобно нефтяному пятну, распространяется все шире и шире. Присутствие катаров зафиксировано в Суассоне, во Фландрии, в Швейцарии, Льеже, Реймсе, Везеле, Артуа. В 1145 г. катаров сжигают в Кельне, а немногим позднее — в Бонне.

Северная Италия, расположенная на пути болгарских миссионеров, стала, благодаря своему географическому положению, страной, где катаризм распространился наиболее широко. Милан вполне мог считаться основным центром ереси. В 1125 г. сторонники катаризма сумели захватить власть в Орвьето. В 1173 г. еретики подняли мятеж в Конкореццо. В Римини они не позволили применить санкции, принятые на соборе в Вероне, а в 1205 г. в Витербо представители еретиков одержали внушительную победу на муниципальных выборах. Потребовались вся энергия и упорство Папы Иннокентия III, чтобы приостановить распространение катаризма; об уничтожении его речи быть не могло. На всей территории южной Франции, от Альп до Атлантики, катары добились поистине впечатляющих успехов. Используя исключительно благоприятные социальные и политические условия, они вели поистине широкомасштабную пропаганду и сумели привлечь на свою сторону значительное число сторонников. В результате в конце XII в. неоманихейство повсюду пустило свои корни, и ничто не предвещало скорого его искоренения. Эпидемия катаризма перекинулась в Испанию, и, принимая во внимание, что от Атлантики до Адриатики еретики зачастую несли с собой не только слово, но и оружие, есть основания полагать, что катаризм имел все шансы через некоторое время вытеснить католическую веру.

Катарские церкви. — В религии катаров также можно выделить два течения: как и богомилы, они делятся на дуалистов абсолютных и умеренных. К первым причисляется церковь Дезенцано на озере Гарда, а ко вторым — церковь Конкореццо в Ломбарди. В драгуницкой церкови Дезенцано самостоятельно выделилось два течения — одно именуемое Балазинанским, от имени катарского епископа Вероны, и течение, возглавленное Джиованни ди Луджио из Бергамо. Однако «раскол» среди абсолютных дуалистов произошел довольно поздно, около 1235 г. И есть впечатление, что он не затронул другие катарские церкви. Монархианская церковь в Конкореццо, похоже, сначала обратила Лангедок, а потом, несмотря на уже имевшуюся у нее власть, принялась укреплять свое влияние в Ломбардии. Как следствие, под влиянием Никиты, прибывшего из драгуницкой церкви Константинополя, юг Франции обратился к абсолютному дуализму. Здесь уместно отметить, что катары Лангедока поддерживали контакты главным образом со своими единоверцами из Ломбардии, иными словами, из области, где преобладала церковь Конкореццо. Например, катары из Кремоны состояли в переписке с катарами Монсегюра.

Современные авторы, рассматривающие доктринальные расхождения между церквами катаров, исходят в основном из положений известного трактата Ренье Саккони «Summa de Catharis et Leonistis» («Сумма о катарах и лионцах»). Лионцы, именуемые также «лионскими бедняками» или вальденсами, были еретиками, однако учение их отличалось от неоманихейской доктрины. Сам Ренье Саккони на протяжении семнадцати лет исповедовал катаризм. В своей общине он даже выдвинулся на первый план, но в 1245 г. отрекся от своей веры. Впоследствии он стал инквизитором и написал трактат, получивший, судя по большому количеству — почти пять десятков — сохранившихся экземпляров, широкое распространение. «Сумма» Ренье Саккони является одним из основных источников изучения катаризма, так как именно в нем вычленяются различия между его течениями. На уровне повседневной жизни катаров различия эти нисколько не сказывались. Напротив, доктрина еретиков казалась на удивление монолитной. Никакого следа раскола, никаких спорных постулатов, которыми могла бы воспользоваться католическая Церковь. Примеры вероотступничества, каковым явился поступок Ренье Саккони, крайне редки, особенно когда речь идет о совершенных. Словом, если доктринальные расхождения и были, сами катары считали их несущественными, а потому они мало кого заботили. Указывая на единственное замеченное им проявление противоречий, Саккони пишет, что церкви Дезенцано и Конкореццо взаимно предали друг друга анафеме. Как известно, катарские синоды, и прежде всего те, которые проводились на юге Франции, обсуждали главным образом организационные вопросы еретической церкви. О теоретических расхождениях речи не шло никогда.

Доктрина. — Невозможно изложить доктрину катаров, не повторив большую часть сказанного о различных дуалистических течениях. Учение катаров также основано на проблеме соотношения Добра и Зла, являющегося основой этого мира. «В начале существовало два начала: начало Добра и начало Зла, и в обоих вечно существовали Свет и Тьма. Из принципа Добра происходит все, что можно именовать Светом и Духом; из принципа Зла проистекает все материальное, а также Тьма…» Это начало символа веры флорентийских катаров, где в общих чертах изложены основы катаризма. По примеру Фауста Милевского, катары считали материальный мир призрачным. Он был отрицательной величиной, небытием, созданным без ведома Бога. Ибо истинное творение могло быть создано только Богом, и только Дух был реален.

Разногласия между различными течениями катаризма касались главным образом происхождения материального мира, но в основном они были едины, иначе говоря, все катары приписывали его создание демону. И по-другому быть не могло, потому что причина зла была в самом мире, а значит, мир этот мог быть только творением Сатаны. Отметим: абсолютные дуалисты сближались с манихеями, так как допускали существование двух изначально независимых принципов. Воззрения абсолютных дуалистов были близки взглядам создателей мифа о нападении на царство доброго божества дурных сил. Сатана и его ангелы взлетели, чтобы завоевать небо. Святой Михаил попытался отразить нападение, но был побежден. Таким образом, поражение «первочеловека» является также частью мифологии катаров. Вступление в земной мир, жизнь в этом мире превращаются в испытание. Земная жизнь, согласно подходам, заимствованным у пифагорейцев и манихеев, — это настоящий ад. Как и манихеи, катары пессимистически взирали на окружавший их материальный мир.

Небесный мир катаров был устроен достаточно сложно, ибо для самих катаров он, в сущности, представлял собой единственно реальный мир, куда они усиленно стремились попасть. Этот мир, который хотел завоевать Сатана, населяли ипостатические существа, служившие связующим звеном между двумя мирами. Существа эти обладали тремя натурами, присущими также человеку, а именно телом, душой и духом. Но тело человека материально, а тело ипостатических эманаций было «телом славным», каковым предстояло стать телу Иисуса Христа. Душа являлась лишь частично «тварной», а дух — божественной искрой. В целом, катары восприняли Валентинову концепцию трех сущностей: тело является пристанищем души, а душа — пристанищем духа. И, подобно Зороастру и Мани, у них было апокалиптическое видение конца мира. Воды покроют всю землю. Следом за землей исчезнут солнце, луна и звезды, и воцарится тьма. «Огонь поглотит воды, а воды потушат огонь». Разверзнется ад, и он заберет к себе демонов и тех людей, которые на протяжении цепочки отведенных им жизней не сумели очиститься. И в конце времен творение Сатаны будет бесповоротно уничтожено.

Позиция катаров по отношению к римской Церкви ничем не отличалась от отношения к ней прочих дуалистических течений. Такое же презрение к таинствам и кресту, к культовым обрядам и церковным здания; такое же неприятие Ветхого Завета. Иисус считался одним из ипостатических существ, созданных Господом, а его воплощение являлось призрачным. Катарская доктрина предполагала как можно более полное отстранение от мира, катары были обязаны приучать себя к наиболее суровым формам аскетизма. Разумеется, подобный аскетизм был возможен только для элиты, поэтому у катаров мы также видим разделение на слушателей или «верующих» и избранных или «совершенных». Сейчас мы с полным основанием можем утверждать, что последнее определение практически нисколько не преувеличено, ибо люди, получавшие его, совершенно искренне следовали всем предписаниям своего учения. Примерно все, что уже было сказано о слушателях и избранных у манихеев, применимо к адептам катаризма. Вера в последовательное переселение душ предписывала ни в коем случае никого не убивать, в том числе и животных, ибо вне зависимости от того, какую жизнь ты прожил, плохую или хорошую, ты можешь возродиться в теле как человека, так и животного, а, убивая живое существо, ты рискуешь прервать путь покаяния. Совершенные воздерживались от мяса и яиц, от любой пищи животного происхождения. Являясь полными вегетарианцами, они, однако, ели рыбу, и есть основания полагать, что не чурались вина, хотя воздерживались от любых сексуальных контактов.

Проблема эндуры. — Взгляд катаров на чувственный мир был настолько пессимистичен, что многие без колебаний приписывают им практику самоубийств. Эту версию распространяют прежде всего сочинители романов, историки в большинстве своем к данной гипотезе относятся сдержанно. Поверить в добровольные самоубийства побуждали два ряда факторов. Во-первых, все катары проявляли неслыханное мужество перед лицом смерти, в том числе и в самых ужасных ее формах, а именно перед гибелью в огне. Чтобы не прочесть молитву или же не съесть кусок мяса, иначе говоря, чтобы не совершать поступка, противоречащего учению, катары без колебаний сами бросались в огонь — как поодиночке, так и целыми группами. Катары, казненные в Госларе, предпочли умереть в петле, нежели свернуть голову курице… В глазах многих подобное поведение вполне соответствовало самоубийству. Можно вспомнить еще немало случаев, подтверждающих этот тезис: например, сто пятьдесят еретиков из селения Минерв, распевая гимны, добровольно бросились в костер. Добавим: католики, убежденные, что мученичество является эксклюзивной прерогативой христианской Церкви, также были склонны считать подобное презрение к смерти своего рода самоубийством. К таким выводам подталкивало и поведение катаров, заключенных в темницу: многие из них, желая положить конец своим страданиям, начинали голодать и в конце концов умирали.

Также из показаний тех, кого инквизиция подозревала в сочувствии к катарам, стало известно, что еретики, и главным образом женщины, сами подвергали себя эндуре, то есть такому продолжительному посту, в результате которого наступала смерть. Этот пост назначал им диакон общины. Факт этот доказан, однако он требует некоторых разъяснений. Во-первых, столь суровая практика эндуры возникла только в XIV в., в то время, когда катарские церкви уже прекратили свое существование. В эпоху расцвета катаризма мы не находим ни одного упоминания об эндуре. Все, что нам известно об учении катаров, не дает нам ни возможности сделать вывод, что катары поощряли самоубийство, ни утверждать, что они его запрещали. В этом вопросе подлинная доктрина катаров хранит молчание. Вероятнее всего, забота о собственной жизни и смерти предоставлялась на усмотрение каждого, в зависимости от его личной установки. Несомненно, среди адептов катаризма встречались самоубийцы, однако их было не так уж много, и они вполне укладываются в рамки обычной статистики самоубийств, случавшихся во все времена и во всех странах. К тому же эндура ограничена не только во времени, но и в пространстве; бесспорные случаи смерти от эндуры зафиксированы только в высокогорной долине Арьежа (в районе Акс-ле-Терм). В большинстве своем эти случаи отнесены на счет последнего альбигойского диакона Пьера Отье, укрывшегося от преследований в труднодоступных лощинах арьежских Пиренеев. Следовательно, речь идет прежде всего о личной инициативе, а не о религиозных принципах, о своего рода «ереси» в рамках религии катаров. Именно эндура во многом послужила и продолжает служить обрядом, который всегда приводят в пример, когда хотят выставить катаризм доктриной антиобщественной, аморальной и опасной.

Обряды. Консоламент. — Как мы уже убедились на примерах других дуалистических верований, ритуалы катаров чрезвычайно просты. Они включали в себя молитвы, песнопения, продолжительные посты, а главное, проповеди, разъяснявшие их учение; возможно, проповедники также устраивали диспуты с внимавшей им аудиторией. Есть основания полагать, что отправление культа могло совершаться в любом месте. В Монсегюре, например, существовало специальное помещение, предназначенное для проповедей; впрочем, замок Монсегюр представлял собой сооружение исключительное, о котором мы поговорим отдельно. Катары могли молиться и читать проповеди где угодно: в лесах, замках или домах слушателей. Они отвергали все таинства Церкви, включая брак, что послужило поводом обвинить их в стремлении разрушить семью, хотя совершенные вполне одобряли вступление в брак простых верующих. Уточним: они одобряли «гражданский» брак. И очевидно, что тех, кто сочетался браком без присутствия священника, католики рассматривали как живущих в преступном сожительстве. В регистрах инквизиции термины amasia («любовница») или concubina («сожительница») служат для обозначения женщин, вступивших в брак без соблюдения католической обрядности. Верующие, видевшие в римской Церкви творение демона, не могли допустить, чтобы союз их был освящен членом католического клира. Но мы не знаем, освящали ли диаконы катаров браки своих верующих. Известно, что катары практиковали своего рода публичные исповеди, именовавшиеся апарельямент и напоминавшие один из обрядов манихеев. И наконец, главным обрядом катаров считался консоламент (утешение).

Эта на удивление простая церемония, судя по всему, проводилась в двух обстоятельствах. Консоламент (consolament) давали верующему, когда тот хотел стать совершенным, а совершенные давали его верующим по их просьбе, когда этим верующим грозила гибель. Как в одном, так и в другом случае церемония была практически одинакова; но когда консоламент давали умирающему, обряд проводился в еще более упрощенной форме. Прежде всего у кандидата спрашивали, препоручает ли он себя Богу и Евангелию. Если ответ был утвердительным, ему приказывали дать обещание отныне не есть ни мяса, ни яиц, ни сыра, ни прочей пищи, кроме растительных блюд, приготовленных на растительном масле, и рыбы. Далее кандидат обещал не лгать, не давать клятв, не вступать в плотские отношения и не покидать сообщество катаров из страха перед смертью в огне, в воде или любой иной гибели. Дав требуемые обещания, кандидат читал «Отче наш» «на еретический манер», затем совершенные налагали на него руки и возлагали на голову книгу — без сомнения, Новый Завет. Потом совершенные целовали его и преклоняли перед ним колена. И все участники собрания также по одному преклоняли колена перед кандидатом, и на этом все заканчивалось. В сохранившемся до наших дней документе катаров, носящем название Лионского ритуала, церемония консоламент описана со многими подробностями; например, указано, каково должно быть расположение предметов в комнате, слова, которые следует произносить, а также объясняется смысл и происхождение обряда, и т. д. Церемония, изложенная нами выше, является ядром, основой сакрального ритуала, главной частью которого считалось «наложение рук». Видимо, катары усматривали в консоламенте своего рода причастие, ибо посредством него человек принимал Святой Дух, часто идентифицировавшийся с Христом.

Как это ни удивительно, но из обряда консоламент мы не узнаем ничего, что относилось бы к основным догмам катаризма. Любой католик мог бы исполнить этот обряд, пребывая в уверенности, что он ни в чем не преступил законов своей веры. Консоламент налагал на верующего определенные обязательства в земной, материальной жизни, но нисколько не регламентировал его поведение в жизни духовной. Испытание духа кандидата проводилось «до того». О том, какие ритуалы предшествовали церемонии, мы почти ничего не знаем, и естественно предположить, что речь идет об инициации, или, скорее, об обучении и о периоде испытания[2]. Для верующих, просивших консоламент перед смертью, обучение, вероятно, сводилось к прослушиванию проповеди, содержавшей достаточно подробное изложение учения и требование безоговорочной веры в катарскую доктрину. Если же верующий, принявший консоламент в предчувствии смерти, выздоравливал, он мог по собственному желанию вернуться к жизни простого верующего. Такие случаи бывали редки, так как обычно совершенные сами решали, пребывает ли кандидат на принятие консоламента на пороге смерти или же нет. Отметим: принявшие консоламент крайне редко отрекались от совершенного обряда. История катаризма свидетельствует, что принявшие косоламент строго соблюдали данные ими обещания, и в частности обещание не бояться смерти в огне.

Наконец, следует отметить еще один обряд, совершаемый зачастую в особых обстоятельствах. Все случаи его проведения относятся ко времени осады Монсегюра, то есть к 1244 г. Речь идет об обряде конвиненца (convinenza, букв.: соглашение). Суть его в том, что перед сражением верующий или воин, понимая, что они могут получить смертельную рану, результатом которой станет утрата дара речи, заключали соглашение с совершенными, чтобы те дали им консоламент даже в том случае, если они не смогут отвечать на положенные вопросы. Принять консоламент до начала сражения кандидат, разумеется, не мог, ибо он отправлялся убивать себе подобных. Есть основания полагать, что обряд конвиненца явился серьезным отступлением от строгих догм катаризма. Поэтому он проводился только во время осады Монсегюра, когда катарам пришлось защищать крепость, которой они придавали особое значение.

В повседневной жизни совершенные носили черную одежду, отличавшую их от простых верующих. Это были длинные черные шерстяные плащи с капюшонами, перепоясанные по талии поясом. Позднее, когда начались гонения, они стали одеваться как простые миряне, а символический шнурок прятать под одеждой или носить на шее. Тогда их стали называть «облаченными и совершенными». Женщины также могли быть «облаченными и совершенными». В Лангедоке среди сторонников катаризмы женщин было практически столько же, сколько мужчин, однако они, похоже, не занимали важных постов в катарской иерархии. И, как нам кажется, в катарских общинах не было «дьяконесс». Точно известно, что многие женщины-совершенные пользовались особым уважением. Во главе каждой общины катаров стоял диакон, а во главе нескольких общин, составлявших большое территориальное подразделение, епископ. В повседневной жизни епископу помогали два коадьютора: старший сын и младший сын. Когда епископ умирал, «старший сын» наследовал ему.