КОСМОГРАФИЯ ШАМАНИЗМА МЕТИСОВ

КОСМОГРАФИЯ ШАМАНИЗМА МЕТИСОВ

После конференции в Боготе Деннис Маккена и я встретились в Пукальпе, втором по величине городе перуанской части Амазонки, на берегах реки Укаяли. Он повстречался с доном Фиделем, аяхуаскеро, несколько лет назад, когда они с братом Теренсом собирали растения для «Ботанических измерений» — этноботанического сада, созданного ими на Гавайях. Деннис приехал в Пукальпу на несколько дней раньше меня. Когда я оказался в пыльном аэропорту, то увидел, что водитель такси шептал мое имя каждому выходящему пассажиру. Я представился и сразу поехал в бедный район города, где Деннис ждал меня.

Я пересек редкий сад и вошел в деревянный дом, где начался сеанс приема аяхуаски. «Как раз вовремя», — сказал Деннис. Он представил меня дону Фиделю, который почти сразу же протянул мне калебас с напитком. Я знал заранее, что в Пукальпе буду принимать аяхуаску, но не ожидал, что это случится так скоро. Это было началом того периода, когда мы собирали растения с помощью Франциско Монтес Шуна, хорошо осведомленного молодого человека, с которым Деннис познакомился в 1983 году на реке Уальяге. Деннис рассказал, что у Франциско есть родственник, также разбирающийся в растениях.

— Немного странно, — сказал он.

— Мне интересно, — ответил я, поскольку брал интервью у аяхуаскерос и хотел получить любую информацию об этих учителях растений.

Пабло Амаринго Шуна жил с матерью, двумя приемными детьми и другими членами семьи в простом деревянном доме, скромно меблированном, без электричества и водопровода, в болотистой местности, в одном из беднейших районов Пукальпы. Он обладал большими знаниями об учителях растений и лекарственных растениях и рассказал мне, что в течение семи лет был бехеталиста, но отказался от этой практики после духовного кризиса. Он сказал, что духи «покинули его», и его вынудили оставить практику после конфликта с аяхуаскеро. Он также показал нам несколько картин, написанных гуашью на дешевой бумаге, на которых были изображены сцены из жизни людей, живущих у реки, а также пейзажи с видами джунглей. Я был поражен точностью деталей. Я понял, что у Пабло прекрасная эйдетическая память, и поинтересовался, мог ли он вспомнить видения, которые посещали его, когда он был бехеталиста. Пабло сказал, что может, и через несколько дней показал Деннису и мне рисунки двух своих первых видений, подарив по одному каждому из нас.

Вернувшись в Хельсинки, я внимательно изучил подарок, сделал его фотокопию и послал Пабло, попросив пояснить значение различных деталей, включая изображения ангелов, воинов в экзотических одеждах, сидящих на тронах королей, города, одновременно древнего и футуристического, и летающей тарелки. Через несколько недель я получил от Пабло длинное и подробное описание, включавшее в себя имена изображенных существ и предметов. Я осознал важность этой информации, потому что благодаря картинам Пабло становилось возможным получить конкретное представление о видениях метисов-аяхуаскерос. Это послужило началом многолетнего сотрудничества, в течение которого он создал около ста картин, сорок девять из которых мы опубликовали в 1991 году в книге «Видения аяхуаски: религиозная иконография перуанского шамана»[162]. Кроме того, что я поместил Амаринго в контекст речного шаманизма метисов, я распознал растения и животных, изображенных на его рисунках, и обнаружил идеологические и иконографические параллели между мотивами картин и образами космологии жителей Амазонки и Анд.

Что особенно поражало в Пабло Амаринго, так это масштаб и многообразие его видений. С трудом верилось, что этот скромный человек видел далекие города с удивительной архитектурой, экзотически одетых внеземных существ на странных летающих машинах. Но что поражало более всего — он знал о том, что мы живем в многомерном универсуме, населенном разумными существами, с которыми можем контактировать. Был ли опыты Амаринго исключением? Возможно, нет. Я показал копии его работ многим местным жителям, которые принимали аяхуаску. Каждый тотчас же узнавал ее как источник этих образов. Более того, как только книга была опубликована, мои друзья-антропологи брали ее в разные общины коренных жителей Амазонки, что вызывало там некоторые волнения. Вероятно, во всех опытах, переживаемых под воздействием аяхуаски, существует что-то общее, в определенной степени выходящее за пределы культурного многообразия, даже несмотря на то, что специфические метафоры могут различаться.

В 1986 году я получил стипендию Джона Саймона Гугенхайма для изучения этноботаники колумбийской и перуанской частей Амазонки благодаря рекомендациям Ричарда Эванса Шультса, Питера Фюрста и других исследователей. Впервые я мог сосредоточиться на этом вопросе в течение целого года. До тех пор я посвящал ему только летний отпуск. Я провел несколько месяцев в США, встречаясь с учеными. В течение нескольких недель Шультс принимал меня в своем доме, где я мог работать в его библиотеке. В какой-то момент он дал мне то, что назвал «красной дорожкой»: карту аккредитации в качестве сотрудника Ботанического музея Гарвардского университета. Он также посоветовал мне отправиться в долину Сибундой (она находится в колумбийской части верхней Путумайо), чтобы познакомиться с этноботаническими знаниями двух племен — камса и ингано, населяющих эту прекрасную местность высоко в Андах.

В 1941 году Шультс сам проводил обширные полевые исследования в этом регионе, который знаменит большим количеством растущих здесь видов бругмансии, известной среди местных жителей как боррачерос. Некоторые из этих видов содержат большие концентрации атропина и скополамина [163] и высоко ценятся местными шаманами, которые культивируют их в своих садах. Мел Бристол, один из аспирантов Шультса, написал диссертацию по этноботанике Сибундой в 1965 году. Он выявил, что яхе использовался в этой области для изучения свойств других растений, что было одним из способов, которым курандерос, местные целители, могли расширять свою фармакопею [164]. Я провел месяц с доном Сальвадором Чиндоем и его сыном Мигелем, шаманами племени камса, с которыми работал Шультс, а собирал растения с Педро Хуахибиой, тоже камса, который с помощью Шультса изучил ботанику в США.

Два сообщения о камса особенно запомнились мне. Одно я получил от молодого ученика, который жил тогда у дона Мигеля. В интервью он говорил о саде лекарственных растений, который каждый шаман камса и ингано разводил у своего дома, как о «саде науки». Это еще один способ выражения идеи перуанских бехеталистас о том, что определенные растения являются учителями растений и докторами. Второе можно передать так. Когда мы находимся в чреве своей матери, мы соединены с плацентой, которая является для нас универсумом. Когда мы рождаемся, пуповину перерезают. И яхе становится новой пуповиной, соединяющей нас с универсумом.

Помехой для моих исследований во время пребывания у камса было употребление ими алкоголя. Они пили чичу, кукурузное пиво, и очень много, и несколько раз пытались напоить меня. Они также пили агуардьенте, алкогольный напиток, приготовляемый из сахарного тростника, во время сеансов яхе, что не совпадало с моими привычками и взглядами дона Эмилио, который говорил: когда ты «учишься у аяхуаски», ты не должен пить «даже капли алкоголя».

После месяца, проведенного в долине Сибундой, я решил вернуться в Перу и найти учителя. Мой друг шипибо, Гильермо Аревало, посоветовал мне поехать в Санта-Роса-де-Пирокоча, маленькое селение аборигенов на берегах реки Укаяли, где я мог встретиться с доном Басилио Гордоном, известным шаманом, который сказал, что поможет мне. Я приехал на пароме из Пукульпы, прихватив с собой подарки: табак и одежду для дона Басолио, бусы для женщин и сладости для детей. Кто-то посоветовал мне также взять несколько килограммов сахара. Дон Басилио принял меня хорошо и позволил остановиться у него. На следующее утро одна из его дочерей подошла к моей кровати, обтянутой москитной сеткой, с кружкой, из которой поднимался пар. «Это ваш чай», — сказала она. Я попробовал. Это была горячая вода с сахаром. Через несколько часов она пришла с другой чашкой. «Это ваш лимонад». Это была холодная вода с сахаром. Через два дня у них закончился сахар. Дон Басилио сказал, что все они собираются поехать в Орейану купить несколько вещей. Я понял, что вся его семья ждет, что я куплю им подарки! Я взял с собой все деньги, которые у меня были, отложив на проезд обратно до Пукульпы, и отдал дону Басилио, чтобы он купил то, что они хотят. «Это все, что у меня есть», — сказал я. Они купили немного одежды и 25 килограммов сахара, заядлыми любителями которого они были, судя по состоянию зубов. Я жил у дона Басилио месяц, в течение которого принимал аяхуаску тринадцать раз. Мои видения по большей части имели отношение к какому-то подземному, темному миру. Пищи было очень мало, только маниок и иногда немного рыбы. Я имел возможность наблюдать за работой дона Басилио. Он принимал аяхуаску почти каждый вечер и пел с 9 часов вечера до 1–2 часов ночи, иногда ему аккомпанировал ученик и несколько пациентов. Я не видел, чтобы он использовал какие-то другие лекарственные растения. «Тебе нужно растение, если только ты не знаешь его песню», — сказал он мне.

После трудного месяца, в течение которого я был измучен москитами и голодом, я был готов уехать. Дон Басилио сказал, что он дает мне аркана, защиту до того момента, пока я не вернусь в город. Он спел песню надо мной, и я спросил: «Какого рода защиту вы даете мне?» Он поднял с пола кусок плинтуса, который был покрыт геометрическими узорами, традиционными для шипибо. «Я даю тебе это», — сказал он.

Это было подтверждением вывода немецкого этнолога Ангелики Гебхарт, которая утверждала, что замысловатые разноцветные узоры, встречающиеся в текстильных изделиях, керамике и раскраске тела шипибо, в определенной степени представляют песни духов, которые шаманы слышат, когда путешествуют в верхнем мире под влиянием аяхуаски. Шаман поет с духами, и женщины каким-то образом трансформируют песни в узоры. Шипибо верят, что их тела покрыты обычно невидимыми геометрическими образами. А болезнь является результатом разрыва узоров. Песни шамана восстанавливают их непосредственно или с помощью духа колибри, который создает музыку своими крыльями. На связь между видениями, вызванными аяхуаской, и художественным творчеством племен, населяющих верховье Амазонки, уже указывал Райхель-Долматофф, говоря об индейцах тукано, живущих в районе реки Ваупес в Колумбии и Бразилии, а также Джин Лэнгдон, который писал о племени сиона в юго-восточной Колумбии. Эти антропологи также продемонстрировали, что значительная часть фольклора изученных ими племен представляет собой рассказы о путешествиях в иные сферы под руководством шамана и встречах с людьми яхе.

Мне пришлось ждать корабль, на котором я должен был отплыть обратно в Пукальпу. Семья метисов-колонистов дала мне тарелку риса с яичницей, одно из лучших блюд, которые я ел в своей жизни. Ожидание длилось около полутора суток. В конце концов, после краткого прощания с моими друзьями, я оказался на борту одного из амазонских речных паромов. Делать здесь было нечего, оставалось неспешно беседовать, читать или созерцать красоты реки Укаяли.

Вероятно, я проспал несколько часов, когда меня разбудил один из моряков и сказал, что капитан хочет меня видеть. Он указал в небо — примерно в 45 градусах над горизонтом я увидел ярко светящийся объект, размер которого был приблизительно равен одной трети полной луны. Объект на протяжении получаса медленно поднимался в небо, пока не исчез из видимости. В это время капитан рассказывал мне, что такое бывало уже не раз, когда он ночью стоял за штурвалом и смотрел в небо. Однажды он увидел огромную летающую тарелку, зависшую в нескольких сотнях метров перед его паромом; он вынужден был остановиться, чтобы избежать столкновения. Потом тарелка взмыла вверх. Тогда у меня не оказалось с собой магнитофона. Примерно через год, захватив видеокамеру, искал этот паром в гавани Пукальпы. Я нашел его, спустился в машинное отделение, где несколько человек мыли двигатель. Они сказали, что капитан сейчас работает где-то еще. Разочарованный, я готов был уйти, когда мне пришло в голову спросить их, не видели ли они эти летающие тарелки. Почти все сказали, что видели. Позже я осознал, что истории о разнообразных летающих объектах довольно распространены среди населения перуанского берега Амазонки.

Видения Пабло Амаринго, вызванные аяхуаской, включали многочисленные изображения НЛО. «Они не машины, — говорил он. — Они духи, приходят из других измерений» (см. http://deoxy.org/ayalien.html). Вэйл указывал[165], что НЛО являются физическими проявлениями, которые не могут быть поняты без осознания их сверхъестественной и символической реальности. Мотив НЛО не должен оставаться недооцененным когнитивными антропологами, психоаналитиками и всеми, кто изучает мифологию современного человека. Насколько мне известно, этот мотив еще не изучался с точки зрения антропологии. Я сам всегда избегал упоминания о НЛО в своих работах, потому что обсуждение встреч с такими объектами вызывает негативную реакцию в академических кругах. Но, на мой взгляд, их следует принимать во внимание. Я, например, осознал, что так называемая супай-ланча, большая змеиная лодка, которая, по поверьям речных жителей, появляется иногда по ночам, представляет собой образ змеиного каноэ из амазонских мифов. Летающие тарелки могут быть еще одним проявлением гуайрамамы (huaira — «воздух», mama — «мать»), летающей змеи, которую внеземные существа всякого рода используют для путешествий.