КОГНИТИВНЫЕ СХЕМЫ
КОГНИТИВНЫЕ СХЕМЫ
Для начала позвольте рассмотреть обоснования сциентизма. Обобщить основные научные концепции феномена человека мы можем следующим образом.
• Человек — побочный продукт эволюции, появившийся по чистой случайности. Этот вывод следует из сопоставления эволюционной теории и факта случайных генетических мутаций. Божественного плана не существует, как и всемогущего творца. Из сложного хаотического движения материального мира сложные системы появлялись как результат случая и следствие естественного отбора.
• Мы живем в чуждой нам Вселенной, не ведающей о нашей судьбе. Антропный принцип [220], в «слабом» или «сильном» варианте, не может помочь каждому отдельному человеку. Две формы антропного принципа расходятся в интерпретации вопроса о том, почему физические постоянные Вселенной предопределяют наличие в ней человеческой жизни, но сходятся в том, что космос абсолютно индифферентен к судьбе любого отдельного человека.
• Мы пришли из ничего и вернемся в ничто после смерти. Смысл этой теории аналогичен выражению «прах к праху». Только наиболее важные компоненты наших тел сохранятся и продолжат существование в следующих жизненных циклах.
Если воспользоваться парадигмой бихевиоризма, становится очевидно, что эти тезисы чрезвычайно похожи на триаду Бека. Психиатр Аарон Бек заметил, что людям, находящимся в состоянии депрессии, присуще когнитивное искажение восприятия себя, мира и будущего. Бек назвал эту триаду когнитивной схемой депрессивного мышления. Негативные представления о себе, мире и будущем являются основными чертами депрессивного человека:
• «я никчемный человек»;
• «этот мир недружелюбен»;
• «мое прошлое — трагедия, мое будущее безнадежно».
Бек предположил, что депрессивные люди приходят к нелогичным выводам по поводу ситуаций, что приводит к искажению реальности, проявляющемуся в увеличении негативного опыта и тривиализации нейтрального или позитивного. Когнитивная триада является источником крайне низкой самооценки депрессивных субъектов. Она приводит к микромании [221] (в противоположность мании величия), которая проявляется в крайней форме психоза. Между тезисами сциентизма и триадой Бека можно провести аналогию, которая влечет за собой следующие вопросы: «Является ли этот же самый вывод результатом и научного мышления?», «Является ли мировоззрение, возникшее на основе научного мышления, столь же непоследовательным и предвзятым, как у больных в состоянии депрессии?» Конечно, наука не является алогичной, но она может страдать от собственной исключительности. Она должна быть пристрастна в том отношении, чтобы построить прочную систему знания, не допуская в свою сферу слабые, недостаточно обоснованные концепции. Тем не менее, то, что лежит сегодня вне семантического универсума «официальной науки», может завтра стать ее частью. В небесах и на Земле существует гораздо больше явлений, чем представляется современной философии…
Может ли негативное мышление в рамках западного рационализма привести к патологически порочному преуменьшению человеческого потенциала, в некоторой степени схожему с психотическим депрессивным бредом? Возможный ответ кроется в когнитивных схемах семи традиций мудрости, которые могут быть названы однозначно позитивными:
• христианство: «Царство Небесное находится внутри (или среди) вас» (слова Иисуса);
• ислам: «Тот, кто познал себя, познал своего Бога»»
• иудаизм: «Он во всем, и все — в Нем»;
• конфуцианство: «Те, кто познали свою собственную природу, познали блаженство»;
• даосизм: «В глубинах своей души человек видит Божественное»;
• буддизм: «Загляни внутрь, ты — Будда»[222].
По всей видимости, этот вопрос имеет отношение к самопознанию — но не к тому самопознанию, которое принято в философии западного индивидуализма: «знай, что можешь справиться с любой ситуацией!» Индивидуализм, взращенный на Западе, является культурной традицией двух последних столетий. Все традиции мудрости, процитированные здесь, зародились на Востоке и существуют, по меньшей мере, четырнадцать столетий. Есть еще одна традиция, в которой наиболее точно сформулирована суть всех выше приведенных постулатов:
• индуизм: «Атман [индивидуальное сознание] и Брахман [универсальное сознание] — едины».
Другими словами, если мы погружаемся в глубины своей души, то достигаем чего-то общего для всех нас и во всем. Мы открываем это благодаря тому, что последовательно рассматриваем внутренний мир, пока «внутри» не превращается в «за пределами». И наоборот, если мы исследуем далекий и глубокий космос, а также имеем смелость идти еще дальше, в определенный момент мы встречаемся с личностью самого наблюдателя. Не существует таких явлений, как постоянный, безграничный прогресс и регресс с бесконечными иерархиями все более крупных суперсистем на пути вверх и все более мелких элементарных частиц на пути вниз. Квантовая физика уже столкнулась с проблемой сознательного наблюдателя и на какое-то время нашла возможность обойти ее в Копенгагенской интерпретации квантовой механики.
Рис. 7.1. Самое важное открытие
Великое объединение — теория всего [223], вероятно, требует лучшего понимания сознания как средства, благодаря которому познаются все явления. Как физики стремятся объединить теорию относительности и квантовую теорию поля в терминах квантовой теории гравитации, так и, возможно, дальнейшие прозрения будут достигнуты благодаря пониманию природы логики, познания и сознания. Внутренние и внешние пути в итоге встречаются в сознании или в том, что известно как источник в суфизме, руах в каббале, ака в мистицизме гавайских шаманов-кахуна, динамическая основа в трансперсональной психологии, энергия нулевых колебаний, или топологическое поле, в среде неортодоксальных физиков (см. рис. 7.1). Мы также можем считать это матрицей или космическим Интернетом. На самом глубоком уровне нашей души, в самом ее источнике, мы становимся едины с предельной реальностью [224]. Любой — даже самый последний, самый несчастный — представитель рода человеческого заключает в себе целый космос, а также обладает потенциалом достичь его и установить с ним связь. И именно это мы можем считать наиболее позитивной когнитивной схемой и самым важным открытием всех времен.
Подобные учения однозначно приносят умиротворение. Было бы любопытно выяснить, почему в тех культурах, где популярны эти учения, распространены клинические депрессии, тревожные расстройства и суицидальное поведение. Несмотря на позитивное влияние таких теорий на повседневную жизнь, сомнения остаются: является ли духовная мудрость принятием желаемого за действительное? Имеет ли она научное значение? Найдется ли ей место в мировоззрении начала XXI века? Если ответы отрицательные, тогда почему не менее семи традиций мудрости (тот, кто знаком с мистическими учениями, может вспомнить больше) так однозначны в своих догматах? Почему мистики, разделенные двумя тысячелетиями и двумя континентами, достигли большего согласия в этих вопросах, чем два современных ученых — по поводу природы Вселенной или факта глобального потепления? Примечательно, что эти учения никогда не были причиной теологических споров или теократических диктатур и не использовались другими в таких целях. Алан Уотс делает такой вывод: «… факты однозначно указывает на то, что во всем остальном имеется единодушное философское согласие вселенского масштаба. Оно поддерживается мужчинами и женщинами, которые сообщают об одних и тех же прозрениях и учат одной и той же важнейшей доктрине вне зависимости от того, живут ли они сегодня или жили шесть тысяч лет назад, в Нью-Мексико на западе или в Японии на Дальнем Востоке»[225].
Беспорядочные, произвольные представления вряд ли могут достичь такой степени согласия. Не без сарказма Кен Уилбер говорил: «Восемьдесят три галлюцинирующих шизофреника не могут организовать путешествие в ванную комнату, оставьте в покое японский дзен»[226]. (Уилбер считает, что восемьдесят три последователя мастера дзен Хакуина были мудрецами, пережившими мистические опыты, а не больными шизофренией с искажениями восприятия.) С исторической точки зрения, новое рациональное мышление, триумф эпохи Просвещения, является всего лишь обособленной частью традиции мудрости — и, определенно, не просвещенной. Если мудрецы правы в отношении мистического просветления, то их истина должна быть верна также в структуре другой системы знания — западной науки. Проблема заключается в нахождении точного способа перевода.
Целью этой главы является поиск ответов на поднятые здесь вопросы, насколько на сегодняшний день это позволяет сделать современная наука. Для достижения цели мы можем сравнивать и объединять идеи, заимствованные из разных систем мировоззрения. Я полностью отдаю себе отчет в возможных заблуждениях. Действительно, методологический подход не нуждается в экспериментальном подтверждении: он может основываться только на нейрофеноменологии, построении моделей, поиске несоответствий в теориях.