Глава 20 ТАНЕЦ КАЛИ

Глава 20 ТАНЕЦ КАЛИ

Когда после разговора с Джекобом я вернулся в свой домик, меня поджидал сюрприз. Точнее, не совсем сюрприз, поскольку повторное явление Мары было ожидаемо: со страхом и — к чему врать себе самому? — с нетерпением. Сюрпризом оказалось открывшееся мне действо.

Супруга Майера танцевала. В одиночестве, под восточную музыку, тихо льющуюся из плеера, на крохотном пятачке между столом, диваном и креслом. Увидев меня, лукаво улыбнулась и чуть кивнула, но не остановилась.

Я уселся в кресло и принялся рассматривать ее, внимательно и бесцеремонно. В первый визит шок и смущение застили глаза, теперь же если сердце и билось чаще обычного, то ненамного.

Гостья была облачена в полупрозрачную черную блузку с кружевами и такую же юбку, что соблазнительно обвивалась в танце вокруг бедер и ляжек. На круто выступающей груди лежало ожерелье из крупных неграненых аметистов, перемежаемых пластинами лабрадора. Камни постукивали друг о друга, отсылая мыслями к любимой богине: у Кали в ее священной пляске грохочут на шее черепа мужчин, а вместо юбки ноги и бедра обвивают снятые скальпы. И как ей не тяжело таскать на нежной полной шее такой груз?

Снова отметил ноздри, очень подвижные — самая живая часть лица и, пожалуй, всего тела. Казалось, они постоянно говорили: манили, убеждали, доказывали, на своем собственном языке, столь же непонятном, грациозном и притягивающим взор, как язык глухонемых. Интересно, есть ли связь с обонянием? Тоньше ли чувствует запахи эта женщина?

Полные руки с ямочками у локтей плавно, но темпераментно рассекали воздух. Почти каждый палец нагружал перстень с крупным камнем. Особенно выделялся один, на указательном персте правой руки: черно-блестящий, похожий на обсидиан. Темные иудейские очи искрили, манили, звали, тяжелые бедра колыхались беззвучным колоколом. Будь она помоложе и постройнее — вылитая Саломея, за чью страстную пляску не жаль отдать ничего.

Знойный танец гипнотизировал, брал в плен. Мне уже нравилось представлять, что это и впрямь богиня: спустилась с высот, посетила жалкого смертного, и на шее звонкие черепа, а ноги обвивает не шелк, а длинные черные лохмы скальпов. И руки… их не две, а восемь. Четверо левых карают: хлещут плетью, грозят, пронзают насквозь лезвием, разрывают с садистским сладострастием кровоточащую рану. Четверо правых благословляют: лаская, угощая, исцеляя прикосновением боль, сбрасывая одежду.

Вспомнились индуистские картинки с изображением вечной игры, вечного танца Шивы и Шакти — двух космических первоначал, мужского и женского. Мужчина темно-синий или черный, что символизирует Пустоту — Ничто, в котором заключено всё. Чистый Дух. Женщина светлая — она олицетворяет энергию, свет, движение и изменчивость, стремление сиять и нести жизнь. Интересно, что в китайской философии всё наоборот: инь — темное, женское, материальное, ян — светлое, мужское, духовное. Отчего так?

Впрочем, в данном конкретном случае верна индуистская модель: танцует воплощенная энергия, креативность, плодоносящая сила. Бедная Мара: Шакти без своего Шивы. Найдет ли она его, свою космическую пару? Если да, вместе они совершат невозможное. Даже, быть сможет, придумают способ аннигиляции души.

От богини и в этот раз исходил сильный сладко-пряный аромат. Смешавшись с потом, он стал еще пронзительнее. Сандал? Пачули?.. Оказывается, я соскучился на острове по приятным запахам. Пожалуй, это сильный ход с ее стороны, как и страстный танец. Под натиском совокупной услады для обоняния, глаз и слуха, могу ведь и сдаться… Почему бы и нет? Всего один разок. Этого хватит: она разочаруется, остынет к покоренной добыче и полностью переключится на Юдит, оставив меня в покое.

С последним аккордом восточной тягучей музыки Мара застыла возле меня. Молча нагнулась — тяжелые теплые камушки легли мне на грудь, разгоряченное от пляски дыхание щекотало шею. Я протянул руки, чтобы ее обнять — обреченно и жадно, тоскливо и горячо… но соблазнительница неожиданно отстранилась.

— Нет-нет, вы ошиблись в моих намерениях, — с придыханием проворковала она. — Я пришла поговорить.

Я перевел дыхание, постаравшись не показать, что раздосадован и разочарован.

— И о чем же?

Мара важно опустилась на диван, разгладила юбку. Поправила аметисты на шее.

— Вам известно, кто я?

— Жена профессора Майера.

— Больше, чем жена. Мозг профессора Майера, творческий дар, креатив, энергия. Остров Гиперборея — моя идея.

— Да, я слышал об этом. И еще — вторая снизу чакра профессора. Свадхистхана.

Она улыбнулась.

— Думаете, поддели? Для любой женщины это звучало бы комплиментом. Но не для меня: у меня раскрыты и активно функционируют все чакры, все семь. Вам понятно?

Я пожал плечами, промолчав. Безудержная самовлюбленность, на мой вкус, не лучшее человеческое качество.

— И вот еще что, уразумейте и запомните: Божья любовь воплотилась в Иисусе, божья мысль — во мне.

— Как-как? — я опешил.

— Повторить? Проблемы со слухом?

— Не слишком ли самодовольное утверждение?

— Нисколько. Известно ли вам, что Бог не может воплотиться в одном человеке полностью, но лишь частями, отдельными качествами или ипостасями? Целиком не вместит никто. Божий художественный дар — в Леонардо да Винчи. Дар креативный — во мне.

Интересно, к чему это она? Какова цель? Чтобы трепетал, благоговел, вожделел — пусть не как к женщине, но к гению? Смешно.

— Чему вы усмехаетесь?

— Так, забавная мысль промелькнула. Но, право, лучше бы вы продолжали танцевать. У вас это получается не в пример гармоничнее.

Она нахмурилась.

— Знаете, вам не удастся меня оскорбить. Не та силовая категория, не тот масштаб личностей. И я, пожалуй, пойду: что-то я заскучала тут с вами.

— Не смею задерживать.

Мара поднялась и разгладила кружева на юбке. И опять выдала то, чего я не ожидал (видно, ей нравилась простенькая игра под названием «А ну-ка, удивлю»): резко прильнула ко мне, обхватила обеими руками затылок и впилась поцелуем в губы. Первым порывом было откликнуться, податься навстречу, но, наученный недавним опытом, я не сделал ни единого движения. Просто пережидал.

Поцелуй длился долго — она явно переигрывала. Наконец, меня отпустили. Без единого слова или кивка воплощенная креативность Бога скрылась за дверью.

Обидно или лестно ощущать себя чужой игрушкой? Ни то, ни другое. Поначалу любопытно, но быстро надоедает. Мара интересна мне — как мозг, как гений (я уже смирился с таким определением, слыша его со всех сторон), как яркая амбивалентная личность. Но вот как женщина — стоило лишь остыть, отойти от знойного танца — нисколько.

Скорей бы супруга Майера охладела ко мне. Переключилась на другого мужчинку (дичинку), либо полностью посвятила себя умненькой отчаявшейся Юдит. Быть может, ее страстные пляски и ласки отвлекут девчонку от ее намерения. Обратят лицом в сторону бытия, а не абсолютной тьмы.