Лоханы и святые буддизма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Лоханы и святые буддизма

Титул «архат», что означает «достойный», эквивалентен слову «адепт» в том смысле, в каком его употребляют в западной эзотерической традиции, и тогда как титулом «адепт» более или менее свободно пользуются, имея в виду тех, кто завершил благородный восьмеричный путь, архатом именуют действительно достигшего уровня внутреннего постижения состояния реальности. Термин этот был в ходу еще до прихода буддизма, хотя в то время и не подразумевал внутреннего озарения. Он, как и слово «адепт» в немистической литературе, означал «специалиста, или знатока, в некотором ментальном и физическом искусстве». В буддизме архаты — это великие мудрецы или монахи, приближающиеся к состоянию бодхисаттв; ведь по существу даже самих будд, строго говоря, можно было бы называть архатами. Известно множество случаев, когда обыкновенные миряне достигали подобного отличия, совершив какой-нибудь выдающийся поступок, результатом которого становилось сознательное восприятие вселенского закона. Всеобщее поклонение привело к тому, что этим именем стали называть прославленных учителей древности и учеников Будды, которые несли его учение в самые отдаленные места. Китайское слово «лохан» обычно считают синонимом термина «архат».

К числу более развитых в духовном плане личностей, принадлежащих к человеческому потоку жизни, обязательно следует отнести архатов, или стхавиров, пратьека будд и лоханов. Буддисты хинаяны склонны рассматривать достижение пратьека буддой (неучительствующим святым) нирваны как состояние духовной завершенности, конец личного сознания и погружение саттвы (своего «я») во вселенскую реальность. Буддисты махаяны придерживаются противоположного мнения. Они полагают, что нирвана — это условие или состояние реализации, при котором преодолеваются определенные ограничения рассудочного познания, вполне естественные для непросвещенных. На взгляд этих северных мистиков, процессы эволюции мира — вечны, и даже будды, хотя и возвысились над обычными смертными, должны продолжать развиваться и раскрываться во времени и пространстве.

Пратьека будда — это вознесшийся святой, в предыдущем воплощении бывший учеником Будды, но которому не удалось достичь нирваны за время жизни его Мастера. Поэтому такой достигший высокого уровня развития ученик должен был повторно родиться в то время, когда не существовало никакого воплощения Будды и просветление достигалось исключительно посредством уединенной медитации.

Подобные мудрецы, равнодушные ко всем неприятностям, идущим от плоти, не прикладывают никаких усилий, чтобы испытать просветление. В северной школе столь эгоцентричное развитие духовных качеств рассматривается как явное отступление от учения Будды. Просветленный являл собою пример бескорыстного служения, а поэтому сердца и умы бодхисаттв всегда были открыты всем людям, независимо от их вероисповедания, кто нуждался в чувстве внутренней уверенности.

В легенде мистиков махаяны рассказывается, как незадолго до смерти Будда повелел четырем знаменитым стхавирам оставаться в миру, чтобы защищать его учение до прихода Майтрейи Будды. В самых первых комментариях встречаются упоминания об архатах, а также о том, как эти служители учения Будды оберегали и распространяли его философию все последующие века.

Прямым предшественником Будды Гаутамы был Будда Кашьяпа. Существует поверье, что этот древний мудрец сидит, погрузившись в глубокое раздумье, в самом центре огромной горы. Когда Майтрейя Будда придет, то во главе грандиозной процессии шествующих за ним архатов и лоханов он отправится к этой горе. При их приближении земля и скалы расступятся и все увидят почтенного Кашьяпу, размышляющего о тайнах реального мира[48].

По мнению китайцев, некоторые мудрецы, в различные периоды истории достигшие высших ступеней буддийской эзотерической системы, вправе называться лоханами. Из десяти ступеней «идеальной шкалы» внутренней эволюции лохан занимает вторую ступень, то есть сразу же после архата. Обиталищем лоханам служит, как утверждают, Западный Рай Амитабхи. В данном случае, говоря о Западном Рае, имеют в виду, разумеется, школу, или общество, мистерий.

Особую известность лоханы приобрели как «сладкоголосые», основой чему послужило их искусство читать нараспев мантры, достигая при этом магического эффекта. Считается, что любой искренний буддист, погрузившись в медитацию, способен, если, конечно, в состоянии достичь полного душевного спокойствия, услышать, и в основном на рассвете, песни лоханов.

Каждого лохана окружает свита, в которую входят от пятисот до тысячи шестисот святых служителей. Известны несколько кругов лоханов. Самый малочисленный из них состоит из шестнадцати лоханов (в Японии из восемнадцати), причем чаще всего именно они отображались в буддийском искусстве.

Существует также круг из пятисот лоханов. В крупных монастырях Японии и Китая почти всегда имеется отдельный, искусно отделанный зал или большая комната, специально отведенные для этих пятисот святых. Каждый из них представлен в виде статуи лохана с бритой головой, длинными ушами и более или менее суровым выражением лица. В этом собрании скульптурных изображений можно отыскать лицо любого типа. В расположенной неподалеку от Пекина пагоде Пи-Юн-пи установлена скульптурная группа лоханов, изображающая собрание монахов. Высоко под крышей здания в полном одиночестве сидит святой, который, как полагают, олицетворяет причисленного к лику святых Марко Поло, путешественника, посетившего в 13-м веке многие города Китая.

Основой формирования традиционного облика лохана послужили работы двух или трех художников династии Тан[49], добывавших сведения из весьма туманных описаний, содержащихся в древних буддийских писаниях. Для буддистов-мирян лоханы обладают особой притягательностью, что и явилось причиной наделения их изрядным объемом экзотерических знаний. Происходящий процесс секуляризации[50] немало способствовал затемнению смысла первоначальной символики, все более и более запутывая в сознании масс все, что имеет отношение к этому предмету.

В цели настоящего издания не входит установление личности разных лоханов. У каждого из них есть своя история и причина обращения к буддийской философии, причем большинству из них приписывается способность творить чудеса. Один из лоханов изображен щелкающим пальцами с целью указать скорость, с какой к нему приходило озарение, другой не испытал превращения до того, как ему исполнилось сто лет, зато потом вдруг стал молодым и счастливым, а еще один, родившийся тупым и вялым, достиг такого мастерства в мистических искусствах, что мог летать по воздуху и по желанию менять внешность. В древних свитках пятьсот почтенных старцев изображены в виде занимательной группы эксцентричных святых. На одних надеты широкополые шляпы; другие, не обращая ни малейшего внимания на своих товарищей, согревают себе чай над жаровней с углями или с величественным видом подстригают ногти.

Каждая из этих выдающихся личностей по праву стала знаменитостью благодаря своему вкладу в способы внутреннего познания. Одни обитали в людных городах, другие — в уединенных горных районах. Одни правили государствами и провинциями, другие жили и умирали в полной нищете. Один отличался выдающейся добродетелью, другой был закоренелым преступником. Кто-то по критериям того времени был красивым и статным, а кто-то — безобразным и увечным, но каждый в меру своего разумения так или иначе испытал в душе благословение истины. Освященный и наставленный на путь светом собственного сердца, каждый из них шел, чтобы оказывать помощь сообразно пониманию и возможностям. Все вместе эти святые служители — благословенные посланцы Закона — являли собою пример того, что каждое человеческое существо может стать лучше через осознание и дисциплину.

Небуддисты склонны рассматривать лоханов как сборище мошенников, преисполнившихся самодовольством, занимаясь темными делами и прибегая для этого к разным заклинаниям. И их можно понять, поскольку для приверженцев других вероисповеданий слегка затруднительно проникнуться искренней симпатией к суровому, преклонных лет господину, поглощенному смехотворным занятием пришивания спутанной ниткой пуговицы к собственной одежде, особенно если за всем этим с восторженным вниманием следит группа почтительных учеников. И только те, кто обладают развитой способностью проникновения в сущность явлений, в состоянии понять, что почтенный святой всю мощь своего интеллекта посвящает познанию вселенского закона и, тщательно пришивая пуговицу, целиком и полностью отбрасывает все посторонние мысли и эмоции.

На созванном царем Канишкой совете собралось пятьсот архатов, чтобы очистить священные писания. Сформировавшийся в более позднее время круг лоханов насчитывал уже гораздо большее число членов. Тем, кто полагает, что духовные герои других религий выглядели несколько привлекательнее буддийский лоханов, следовало бы помнить, что святые раннего христианства были столь же эксцентричными субъектами, если судить о них исключительно по внешности. Согласно письменным источникам, сохранившим сведения о великом соборе в Никее, епископы и старейшины, призванные утвердить христианство на неразрушимом основании, далеко не во всем соответствуют расхожему о них представлению. Одни из них были почти нагими, со спутанными волосами и всклокоченными бородами; другие одевались в шкуры животных, и чуть ли не все выглядели болезненными и изможденными от лишений и исполнения епитимьи. Некоторые ослабевали до такой степени, что не могли передвигаться без посторонней помощи, и каждый отличался нравом, сообразным с обстоятельствами своего образа жизни. Одни проявляли кротость, другие выступали как миротворцы, многие любили поспорить, а были даже и чрезвычайно агрессивные. И при этом все, даже наиболее годные для обучения, были неграмотными.

Упитанный лохан, с довольным видом варящий себе рис, являет зрелище столь же замечательное, что и св. Симеон Столпник, сидящий в пустыне на самом верху высокой колонны, дабы не оскверниться от соприкосновения с земным. По свидетельству молвы, св. Симеон просидел на этом высоком посту почти половину всей жизни. И хотя в натуре лоханов есть, конечно, нечто непривычное и слегка забавное, нельзя не признать и наличия множества общих черт с аскетами других религий.

В эзотерическом буддизме лоханы становятся персонификацией распространения мудрости сквозь бесчисленные состояния смертного бытия. И потребуются многие годы упорных исследований, прежде чем удастся раскрыть истинную ценность сказаний и мифов об этих восточных святых. Ведь в действительности они были посвященными великих азиатских школ мистерий. Их подразумеваемые «существования» на самом деле являются завуалированными повествованиями о пройденных ими посвящениях. Все вместе они олицетворяют одеяние, или внешнюю форму, буддийской иерархии, чем объясняется на время от времени обнаруживаемых статуях Будды некая странность одежды, состоящей из тел его лоханов. Эти восточные Адепты составляют часть концепции учения, совершенно незнакомого жителям Запада.

Сведения для лучшего понимания идеи лохана можно почерпнуть в дзэн-буддизме Японии. Дзэнские монахи посвящали себя тем же практическим занятиям, что и лоханы, на которых походили и внешностью и характером. Дзэнские бессмертные якобы занимались такой полезной деятельностью, как вставление в рамы из ветра картин, написанных воздухом. Один мог без устали трудиться, открывая ворота без ворот, а другой — закрывая дверь в дверном проеме без двери. Сидящего с задумчивым видом ученого могли изобразить внимательно читающим чистый лист бумаги, а святого — со счастливым лицом несущим длинную метлу, чтобы вымести самого себя. И если подобного рода занятия оказывались слишком тяжелыми, святой мог взять себе в помощь нескольких учеников, которых он обучал дисциплинам, названным «недоступными учениями».

Дзэнский мастер, чтобы сделать особое ударение на некоторых наиболее важных местах учения, мог указать пальцем в никуда, а затем дать своему ученику увесистую затрещину, заставляя его посмотреть туда, куда указывает его палец. Старого философа с выражением твердой решимости на лице изображали сидящим в укромном уголке, затаив дыхание, поскольку он только что вдохнул в себя космос. Позже он расслабится и выдохнет тридцать три мира. Для среднего жителя Запада все это, разумеется, может послужить оправданием его неспособности правильно истолковать скрытый смысл столь сложной и абстрактной доктринальной концепции.

Титулом лохан долгое время награждали посвященных в те тайные обряды и дисциплины, которые составляют духовную сущность буддийской философии. Подобно всем мистическим традициям, эта тайная доктрина слишком туманна, чтобы занять прочное место в трудах и взглядах западных интеллектуалов, занимавшихся лишь поверхностным исследованием восточной метафизики. Эти западники, вполне естественно, отрицают существование того, что запрещают им изучать их собственные воспитание и предрассудки. Невозможно всерьез размышлять над тщательно продуманной структурой буддизма махаяны с ее запутанной символикой и трудными для понимания метафизическими идеями, не ощущая наличия некоего тайного смысла, более глубокого и более важного, чем содержит учение, отданное на откуп непосвященным и необученным профанам.