Конфуций

Конфуций

Когда родители Конфуция поженились, его мать, Цзин-цай, была 17-летней девушкой, а ее мужу шел семидесятый год. В раннем легендарном повествовании рассказывается, что Цзин-цай, опасаясь, что не сможет родить сына из-за преклонного возраста своего супруга, регулярно ходила к соседнему холму просить небеса о помощи. Говорят также, что престарелый муж и его юная жена вместе совершали древние обряды, прося заступничества у богов в уединенном месте на склоне горы Ми. Когда Цзин-цай поднималась на холм, чтобы совершить священный обряд, листья на деревьях и растениях стояли прямо, а когда она возвращалась, они склонялись, свидетельствуя ей почтение. Ночью, вернувшись домой после совершения этих святых и древних ритуалов, она увидела сон, в котором ей явилось черное божество со словами: «У тебя будет сын, мудрец, и ты должна родить его в дуплистом тутовом дереве». Однажды, будучи беременной, Цзин-цай вошла в состояние транса и в видении узрела пятерых почтенных, убеленных сединами стариков в зале своего дома. Эти патриархи отрекомендовались духами пяти планет. Они привели с собой животное, напоминавшее небольшую корову с одним рогом, покрытую чешуей, как дракон. Это странное создание опустилось на колени перед Цзин-цай и выронило из пасти нефритовую табличку с надписью: «Сын духа вод придет на смену угасающей династии Чжоу и станет царем без трона». Во сне или грезах Цзин-цай обвязала куском расшитой тесьмы единственный рог цилиня, или единорога, и видение исчезло.

Когда пришло время Цзин-цай произвести на свет ребенка, она спросила мужа, есть ли поблизости место, называемое «дуплистым тутовым деревом». Он ответил, что на южном склоне холма есть маленькая сухая пещерка, известная под этим названием. Тогда она заявила, что хочет разрешиться от бремени в этой пещере. Ее муж очень удивился, но она рассказала о своем сне, и он тотчас сделал все необходимые приготовления. Ночью, как только ребенок родился, в воздухе появились два дракона, которые несли караул справа и слева от холма, а две феи парили над пещерой, разливая вокруг дивное благоухание и словно омывая в нем мать и дитя. Сразу же после родов из пола сухой пещеры забил ключом источник чистой воды, теплой и душистой, но, как только младенца искупали, родник высох и никогда больше не появлялся.

Главные события в жизни Конфуция отображены знаменитой серией картин. В их основу положены дощечки из храма Чжуфу (Chufu) в Шаньдуне. Три рисунка из этой серии посвящены чудесным явлениям, сопровождавшим рождение Конфуция. На первом из них изображены пятеро старцев и ци-линь — как в видении Цзин-цай. На втором рисунке, скопированном притиранием, изображена крыша дома Шулянхэ[243] в момент рождения мудреца. Два дракона в окружении облаков парят над коньком крыши, а рядом — пятеро почтенных старцев, нисходящих с неба, чтобы присутствовать при счастливом событии. В этой серии рисунков подразумевается, что Конфуций родился в доме, где жила семья, а не в горной пещере. Третья картина представляет пятерых небесных музыкантов, играющих в небе на своих инструментах над местом рождения некоронованного царя. Сразу после появления ее сына на свет Цзин-цай услышала эту неземную музыку и раздавшийся из космоса голос, произнесший: «Под влиянием небес родился святой младенец». Говорят, Конфуций родился с сорока девятью знаками благородства и совершенства на теле, а на груди у него появились слова: «Прелесть проведения церемоний и приведения мира в порядок».

Мифические существа, присутствовавшие при появлении Конфуция на свет, дают краткое представление об этом этапе развития китайского метафизического символизма. Цилинь представляет собой китайский аналог единорога. Самец называется «ци», самка — «линь». Сочетание этих двух терминов образует родовое название этого создания — цилинь, по-японски кирин. Как утверждают, у единорога было тело коровы или оленя, покрытое чешуей пяти цветов. У него был бычий хвост и конские копыта, а из центра головы рос мягкий рог. В китайской мифологии важные роли играют несколько фантастических животных. Цилинь — властелин четвероногих животных, дракон главенствует среди рептилий и чешуйчатых тварей, а феникс — повелитель птиц. И снова китайский символизм смешивается с символизмом многих других наций.

Драконология распространена почти повсеместно; единорог возникает в легендах многих народов, а феникс, птица бессмертия, был хорошо известен египтянам и римлянам и встречается у североамериканских индейцев, майя и ацтеков.

Эти существа всегда ассоциируются с героическими личностями, а их появление как предзнаменование имело глубочайший смысл. Например, все три создания встречаются среди странных рисунков европейской алхимии. Их объяснение и интерпретацию на психологическом уровне дал Юнг в своей книге «Психология и алхимия». Он заметил, что феникс известен в раннехристианском искусстве как эквивалент голубя, олицетворяющего третью ипостась троицы.

Цилинь не ест никакой пищи мира смертных и, говорят, избегает ходить по растущей траве. Феникс водится только в таинственной стране мудрецов, и китайцы верят, что он появился в далеких пустынных просторах Гоби. Дракон, долгое время воспринимавшийся как символ императорской власти Китая, обитал во всех стихиях и мог по желанию становиться невидимым. Несмотря на свирепый вид, в воображении китайцев он обычно ассоциировался со счастливой судьбой. Судя по отзыву Конфуция, который находил сходство между драконом и умом Лао-цзы, он очевидно выражал и истинную мудрость, и даже само Дао.

Полагаю, что древнееврейское слово «гееш» в том смысле, в каком оно встречается в Библии, следует переводить как «единорог». Аристотель упоминает единорога, а Плиний описывает свирепое животное, называвшееся «monoceros» — единорогом, которое почти идентично цилиню. В своих «Записках о галльской войне» Цезарь рассуждает о существе, на вид похожем на самца оленя, с одним рогом, торчащим из середины лба. С научной точки зрения выдвигалось предположение, что раз так много письменных упоминаний о единороге, то, возможно, подобные создания действительно существуют или существовали как результат гибридизации. В любом случае их всегда считали чрезвычайной редкостью, и смертные видели их тоже очень редко. Если единственный рог символизирует, как полагают алхимики, однонаправленность человеческой воли, то это неуловимое животное вполне можно было бы считать подходящим символом бессмертного, или Адепта. Единорога, как и этих легендарных мудрецов, да и как сами первоосновы истины, которые они преподавали, нельзя ни приручить, ни поймать, но он будет послушно следовать за тем, кто исполнен абсолютной веры и доброты. Цилинь отнюдь не дикое животное, но будет защищать свою свободу ценой жизни.

Каков бы ни был их изначальный смысл, единорог, феникс и дракон представлены на большинстве памятников, связанных с эзотерической традицией. Следовательно, эти символические создания стали печатями или опознавательными знаками тайных обществ, которые преподавали традицию Адептов, и упоминания о них, рисуночные либо буквенные, встречаются во всех местах, где, как известно, находились храмы для отправления обрядов старинных мистерий. Они являются защитниками боголюдей и сопровождают посланцев небес.

Примерно за год до смерти Конфуций узнал, что охотники убили в лесу странное существо. Мудрец немедленно проверил слухи и, увидев животное, объявил, что это цилинь. Он был глубоко взволнован, потому что сказал, что смерть этого создания предвещала его собственный уход и возвещала упадок нравственности среди людей.

В аспекте исторической ориентации Конфуций родился почти одновременно со смертью Навуходоносора, когда Кир стал царем Персии. Это событие считалось важным, и правитель Лу прислал свои подозрения. Существовали предсказания о том, что должен родиться великий мудрец, и точная дата его появления была объявлена пророками и мудрецами предыдущих поколений. Вернер упоминает легенду о том, что Конфуций был перевоплощением Вэнь Чжуна, жившего во времени правления династии Чжоу (1154–1122 гг. до н. э.), Вэнь пользовался высочайшим уважением как учитель и в конце концов был канонизирован под впечатляющим титулом «Божественный и Высокочтимый Глава Девяти Сфер Небес, Глас Грома и Упорядо-чиватель Вселенной[244].

Конфуцию едва исполнилось три года, когда умер его отец, и его воспитанием в раннем детстве занималась мать. Неизменный дух почтительности, которым отмечен весь жизненный путь этого мудреца, в значительной мере обусловлен материнским руководством, направляющим его первые шаги в жизни. Еще будучи совсем юным, он проявлял необыкновенную любовь к учению и глубокое уважение к древним законам своего народа. В возрасте семнадцати лет он был поставлен инспектором зерновых рынков, где энергично боролся с нечестностью и мошенничеством. Позднее его назначили главным инспектором пастбищ и стад, и он проявил на этом посту такую мудрость и мастерство, что положение его народа незамедлительно и заметно улучшилось.

Конфуций, принимающий отчет о мудром управлении делами государства Вэй

Мать Конфуция умерла, когда ему было двадцать три года, и это обстоятельство утвердило его в выборе жизненного пути философа. У китайцев существовал древний, но почти забытый в то время закон, обязывавший человека, занимавшего государственную должность, слагать с себя все служебные обязанности в случае смерти любого из родителей. Имелись также и установления, восходившие к глубокой древности, касавшиеся торжественности и пышности заупокойных служб по отцу или матери. Конфуций старательно выполнил все эти традиционные требования и возродил обычаи, которые продолжаются до настоящего времени. После похорон Конфуций вернулся домой и провел предписанные три года в одиночестве. Это время было для него периодом траура, но, в духе высочайшего восхождения своей матери, он посвятил все свои силы размышлениям и занятием философией, возводя нетленный монумент в память о ней.

Завершив свой ритуал в честь покойной, Конфуций тотчас же изыскал возможность заняться наставлением своих соотечественников. Он путешествовал по разным государствам империи и приобрел солидную репутацию как учитель и реформатор. Одно время к числу его сторонников принадлежали пятьсот мандаринов, и он, как подчеркивалось, обращался главным образом к людям, на которых лежала большая ответственность и которые были искренне заинтересованы в усовершенствовании государства. Говорили, что его философия была скорее этической, чем религиозной, но столь общее утверждение следует принимать с оговорками. Живя в Лу, Конфуций усердно трудился, готовя переработанные и сокращенные издания древней литературы своей страны. Поэтому нельзя сказать, что он выступал против духовных убеждений древних китайцев или был склонен игнорировать их.

Доктор Легг, столь мастерски проведший исследование конфуцианской литературы, похоже, имел предвзятое мнение относительно позиции Конфуция в религиозных вопросах. Доктор Легг зашел так далеко, что заявил, будто Конфуций был нерелигиозным человеком, если не атеистом. Однако подобное утверждение трудно согласовать со словами Мастера, сказавшего: «Провинившемуся перед Небом уже некому молиться»[245].

Использование слова «Небо» в качестве синонима «божества» всегда было широко распространено в Китае и может лишь косвенно выражать философскую концепцию божества — вполне почтительную, но философскую, а не теологическую. К тому же доктор Легг обвинил Конфуция в недостаточной вере в будущую жизнь. Это было бы практически невозможно для человека, посвятившего свою жизнь восстановлению и сохранению древней культуры Китая. В одном месте Мастер сказал, что духи не внемлют клятвам или обязательствам, не являющимся добровольными. Его преданность «И цзин» должна избавить память о нем от позорного клейма материализма. Он тщательно исполнял все обряды паклонения богам и почившим предкам, считая, что они присутствуют на подобных церемониях.

Верно также и то, что, хотя Конфуций и был последовательным теистом и верил в бессмертие человека, его главной целью было достижение совершенной добродетели в нынешней жизни. Он полагал, что такая линия поведения обеспечивает будущее положение и является насущно необходимой. Более чем за пятьсот лет до рождения Иисуса Конфуций вывел золотое правило: «Я не хочу поступать по отношению к людям так, как не хочу, чтобы они поступали по отношению ко мне»[246]. Конфуций разговаривал не только с принцами и правителями, но и с самыми простыми и скромными из людей. Развивая великое учение, он пропагандировал семь ступеней, по которым человек может подняться до высшего состояния. Вот эти ступени: исследование вещей, завершенность знаний, искренность помыслов, очищение сердца, воспитание личности, упорядочение семьи и управление государством. Такой кодекс, хотя он, возможно, и не является теологическим, вряд ли можно критиковать за недостаток религиозного смысла.

Мастер говорил: «Юноша должен дома быть сыном, а вне дома — почтительным к старшим. Он должен быть серьезен и правдив. Он должен быть переполнен любовью ко всем и искать дружбы с хорошими людьми. Когда у него есть время и возможность — после исполнения всего этого — он должен употреблять их на благопристойные занятия»[247].

Мастер говорил: «Тот, кто осуществляет управление, руководствуясь своей добродетелью, сравним с северной полярной звездой, которая занимает свое место, а все звезды поворачиваются к ней»[248].

Мастер сказал: «В пятнадцать лет я посвятил себя учению. В тридцать я твердо стоял на ногах. В сорок у меня не было сомнений. В пятьдесят я знал предопределение Неба. В шестьдесят мое ухо было послушным органом для восприятия истины. В семьдесят я мог следовать желаниям своего сердца, не переходя границы правильного»[249]. Мастер сказал: «Высший человек широко мыслит и не фанатичен. Жалкий человек — фанатик и не вольнодумен». Мастер говорил: «Учение без мышления — напрасный труд; мышление без учения опасно»[250].

Несмотря на то что многие князья почитали Конфуция, ему становилось все более очевидным, что основные принципы его доктрины не будут общеприняты в его время. По этой причине на шестьдесят седьмом году жизни он окончательно удалился в свое государство Лу, где основал школу, завоевавшую большую известность. Он сделал такой выбор, а не последовал совету некоторых своих учеников, которые рекомендовали ему уединиться в каком-нибудь далеком горном местечке и стать отшельником. Он решил оставаться учителем в миру и создал официальную систему обучения, заявив в защиту своего решения следующее.

«Но я — человек и не могу исключить себя из общества людей ради общения с дикими зверями. Какими тяжелыми ни были бы времена, я сделаю все, что смогу, чтобы склонить людей вернуться к разумным и добродетельным обычаям, ибо, только следуя этим главным принципам нашей природы, мы сможем обрести личное счастье, национальную удовлетворенность и гармонию.

Если бы все люди горячо утверждали величие разума и следовали стезей добродетели, им не потребовались бы никакие указания ни от меня, ни от других, чтобы помочь отыскать щит мудрости или обрести то блаженство в жизни, которого они так домогаются. Долг каждого человека — прежде всего усовершенствовать самого себя, а потом помочь совершенствованию других.

Человеческая природа есть наше наследство, оно является нам как божественный дар, и все же только полное покорение его компрометирующих качеств дает нам возможность обрести душевный покой, радость в обществе и свободу»[251].

Число учившихся у Конфуция превышало три тысячи человек, и из них семьдесят два оказались столь выдающимися, что он считал их своими личными учениками.

Жизнь Мастера была омрачена смертью двух учеников. В 481 г. до н. э. произошел известный случай с цилинем. По некоторым рассказам, это странное животное было поймано во время охоты, другие же сообщают, что его обнаружили сборщики хвороста. Его никак не могли опознать и попросили Конфуция осмотреть его. Он тотчас же признал в нем линь, и, как утверждают легенды, на его роге все еще сохранилась лента, завязанная на нем матерью мудреца перед его рождением. Конфуций был глубоко тронут и воскликнул: «За кем ты пришел?» И тихо добавил: «Все идет согласно моим доктринам».

В самом начале 479 г. до н. э. Конфуций стоял у дверей своего дома, тихонько произнося нараспев: «Огромная гора должна разрушиться; крепкая балка должна сломаться, а мудрый человек — увять, как растение». Среди его последних высказываний есть и это, записанное в «Ли Цзи»[252], (раздел I, И. 20). «Я — человек инь и прошлой ночью видел сон, будто сижу меж двух колонн, а передо мной — подношения. Не появляется ни одного умного монарха; в царстве нет никого, кто сделает меня учителем. Пришло время умирать». Тут он ушел в дом и через семь дней скончался.

Перед самым концом Мастер вошел в состояние полного спокойствия. Он не выказывал никакого страха и не требовал утешения. И в смерти выражение его лица не изменилось. Он просто казался спящим. Считают, однако, что его сердце было опечалено убежденностью в том, что он потерпел неудачу. В таком случае он и это принял как происходящее согласно Пути Неба.