Имплицитное поведение

Впрочем, свидетельства в пользу предвидения на этом не заканчиваются. В начале XXI в. был разработан целый новый класс свидетельств.

Основная идея этих новых исследований состоит в том, чтобы повернуть обратно во времени обычную причинно-следственную связь, используемую при установлении общеизвестных явлений в когнитивных и социальных науках. Например, в эксперименте традиционной социальной психологии участника могут попросить взглянуть на пару изображений на компьютерном экране и выбрать наиболее понравившееся. Эти два изображения могут относиться к любой теме, но иметь некую общность: два лица, два объекта, две абстрактные формы.

Учитывая, что оба изображения были заранее оценены независимыми экспертами как одинаково располагающие, следует ожидать, что каждый новый участник будет выбирать разные изображения с одинаковой вероятностью.

Тем не менее существует такое явление, как «эффект привязанности к виденному»[309], для изучения которого компьютер выбирает в случайном порядке одно из двух изображений и со скоростью, незаметной для глаза, многократно показывает его на экране, после чего участника просят сделать выбор. Участник не знает о том, что он уже видел одно из двух изображений, но, как правило, выбирает именно его. Этот эксперимент показывает, что в нас вырабатывается склонность к привычному, даже если эта привычка формируется на бессознательном уровне.

В эксперименте, исследующем обратную временную зависимость, участника просят сначала выбрать одно из двух изображений, а затем компьютер, незаметно для участника, выбирает в случайном порядке изображение и многократно показывает его с невидимой для глаза скоростью. Таким образом проверяется предположение о том, что предстоящее в будущем восприятие изображения «просочится» назад во времени и определит выбор человека в настоящем.

Психолог из Корнелльского университета Дэрил Бем провел девять подобных экспериментов и сообщил о статистически значимом свидетельстве в восьми экспериментах, в которых приняли участие в общей сложности более тысячи человек, в основном студентов. Результаты его исследований были опубликованы в начале 2011 г. в авторитетном «Journal of Personality and Social Psychology» под заголовком «Чувство будущего: экспериментальное свидетельство аномальных ретроактивных влияний на когнитивную деятельность и эмоциональную реакцию»[310]. Во всех девяти экспериментах средняя величина эффекта составила 0,22, а общий коэффициент исключения случайности равнялся 73 миллиарда к 1[311].

Столкновение парадигм

Помимо того, что отчет Бема добавляет важное свидетельство в пользу реальности ретрокаузальных эффектов, он также наглядно показывает, как серьезные, известные своей рациональностью ученые и научные журналисты реагируют на совершенно неожиданные открытия. Собственно говоря, они рвут и мечут.

Еще до публикации отчета Бема в «New York Times» появилась примечательная передовица, вызвавшая у многих ученых приступ бешенства. В статье под заголовком «Журнальной статье об ЭСВ грозит взрыв негодования» научный журналист Бенедикт Кэри почти не скрывал своего пренебрежения:

Такое решение может вызвать восторг у людей, разделяющих веру в так называемые паранормальные явления, но оно оскорбительно для ученых. Сигнальные экземпляры этой статьи, которая будет опубликована в текущем году в «Журнале личностной и социальной психологии», имеют широкое хождение среди исследователей психологии вот уже несколько недель, вызывая смесь изумления и презрения. Некоторые ученые считают, что это исследование заслуживает публикации во имя гласности; другие настаивают, что такая публикация только подчеркнет фундаментальные пороки в экспертной оценке исследований в социальных науках.

«Это безумие, чистое безумие. Поверить не могу, что такой крупный журнал готов напечатать подобную работу, – говорит Рэй Хайман, почетный профессор психологии Орегонского университета и давний критик исследований ЭСВ. – Я считаю, что это позор для науки».

Издатель журнала, Чарльз Джадд, психолог Колорадского университета, сказал, что данная статья была одобрена в ходе обычной процедуры рассмотрения. «Четыре рецензента комментировали эту рукопись, – сказал он, – и все они очень авторитетные люди». Все четверо пришли к выводу, что статья соответствует издательским стандартам журнала, добавил доктор Джадд, даже при том, что «у нас не было нужного механизма, чтобы понять представленные результаты».

Однако многие эксперты считают, что в этом как раз кроется проблема. Заявления, отрицающие практически все научные законы, по определению экстраординарны и, следовательно, требуют экстраординарных доказательств. Те же эксперты говорят, что пренебрежение таким соображением – как это происходит при использовании анализов, традиционных в социологических науках, – заставляет любые открытия выглядеть намного более значительными.

Помимо возмущений, вызванных тем, что авторитетный научный журнал опубликовал «чистое безумие», вызывает сожаление и негативная реакция подавляющего большинства экспертов по поводу эффектов, которые предположительно «отрицают практически все научные законы». В той же новостной статье когнитивный психолог Дуглас Хофштадтер из Университета Индианы выразил протест: «Если хоть одно из заявлений [Бема] истинно, тогда все основы традиционной науки будут опрокинуты и мы будем вынуждены пересмотреть все наши представления о природе Вселенной».

Такие тревожные заявления предполагают, что научные законы вырублены в камне подобно Десяти Заповедям, и их нельзя изменить, по крайней мере без того, чтобы не прогневить Моисея. Фактически все научные законы – это не более чем закономерности, принимаемые за истинные в некоем усредненном контексте. В любом случае, мы никогда не услышим о конкретных «законах», которые могли бы быть нарушены упомянутыми открытиями, по той простой причине, что таких нарушений нет. Опасения, подобные тому, что высказал доктор Хофштадтер, основаны на эмоциях, а не на здравом рассмотрении фактов.

Однако сама идея того, что предвидение может оказаться реальностью, так невыносима для некоторых ученых, что им проще считать, будто базовые научные методы внезапно «дали осечку», чем вообразить, что новое открытие может быть истинным.

Это нельзя считать непроизвольной необдуманной реакцией, ведь методологические доработки всегда возможны. По сути, здесь мы попадаем в порочный круг: во избежание допущения неверности «научных законов» следует признать неверными методы, проверенные временем и применявшиеся в тысячах успешных экспериментов. Но вот в чем загвоздка: те же методы, которые ученые-консерваторы хотят объявить неверными, использовались для установления тех самых драгоценных и непоколебимых научных законов! Короче говоря, нас призывают одновременно принимать и отвергать одни и те же методы.

Такой порочный круг не нов. В 1930-х, когда эксперименты Дж. Б. Райна на ЭСВ с помощью набора карточек демонстрировали немалый успех, критики настаивали на том, что он наверняка использовал ошибочные математические методы. Они просто должны были быть ошибочными. Дебаты продолжались, пока их не пресек ректор Института математической статистики Бартон Кэмп из Уэслианского университета. Кэмп наконец-то довел этот вопрос до печати, одобрив публикацию в первом выпуске «Journal of Parapsychology»:

Исследования доктора Райна имеют два аспекта: экспериментальный и статистический. В экспериментальном плане математикам, конечно, нечего сказать. Но в плане статистическом недавние математические работы установили тот факт, что, допуская добросовестное проведение экспериментов, статистический анализ представляет огромное значение. Если исследование доктора Райна и подлежит справедливой критике, то только не в математическом плане[312].

Современным примером такой алогичной аргументации можно считать передовицу в ведущем научном журнале «Science» об исследовании доктора Бема. Автор передовицы «Статья об ЭСВ возобновляет обсуждение вопроса статистики», журналист Грег Миллер, считает:

«Настоящий урок, который нам стоит извлечь из этой статьи, состоит не в том, что ЭСВ существует, а в том, что методы, которые мы используем, не защищают нас от сомнительных результатов», – говорит Дэвид Крантц, статистик из Колумбийского университета[313].

Другим примером подобного отношения является статья журналиста Боба Холмса в журнале «New Scientist» – «Доказательство ЭСВ компрометирует науку»[314]. Суть компромата определена в следующей цитате одного статистика из Университета Дьюка: «Почти вся эта публикация – сплошное заблуждение». Далее Холмс пишет:

Несмотря на широко распространенный скептицизм в консервативных научных кругах, исследования предвидения и других форм экстрасенсорного восприятия не прекращаются. В 1940-х это было отгадывание карточек, в 1980-х – возможность влиять на генераторы случайных чисел, а в последнее десятилетие этим стали так называемые «эксперименты на предчувствие», в которых добровольцы демонстрируют потоотделение перед тем, как они увидят шокирующие изображения. Однако ни в одном из этих случаев независимые исследователи не сумели повторить первоначальные результаты и были вынуждены прийти к заключению, что они были следствием инженерных ошибок или случайного совпадения.

Как мы уже выяснили ранее при обзоре экспериментов на предчувствие, мнение Холмса кардинально и однозначно неверно. Он также глубоко ошибается, говоря о других видах психических экспериментов и показывая желание не видеть того, чего он не хочет видеть.

И наконец, я приведу цитату из статьи «Страх перед будущим эмпирической психологии», опубликованной в журнале «Review of General Psychology». Вот как определяют вставшую перед наукой проблему ее авторы, психологи Этьенн Лебель и Курт Петерс:

Использовав стандарты, установленные для экспериментальной, аналитической и отчетной практики, и получив с их помощью фантастические результаты, Бем поставил эмпирическую психологию перед трудным выбором: либо пересмотреть фундаментальные законы времени и причинно-следственной связи, либо пересмотреть допустимость [практики модальных исследований][315].

Байесовский метод

В другой критической статье («Что заставит психологов поменять свои аналитические методы – пси-феномены») психолог Ян Вагенмейкерс с коллегами из Амстердамского университета говорят, что для анализа таких противоречивых данных следует использовать статистическую технику – байесовский метод, названный по имени математика и теолога Томаса Байеса, жившего в XVIII веке[316]. Этот метод объективно показывает, как убеждения исследователя должны измениться при встрече с новыми данными.

Данный метод требует принять два положения: с какой вероятностью «нулевая», или основная гипотеза может оказаться истинной (на статистическом жаргоне такая нулевая гипотеза обозначается как «H0»); и какой может быть величина эффекта, если истинной окажется альтернативная гипотеза (обозначаемая как «H1»). H1 в данном случае выражает гипотезу о том, что люди могут получать информацию из будущего, а H0 соответствует противоположному убеждению.

Процесс начинается с выражения мнения о том, что люди не могут получать информацию из будущего (то есть H0). Вагенмейкерс установил данное соотношение равным 1000,000,000,000,000,000,000 к 1, или 1000 миллиардов миллиардов к 1, тем самым выразив непоколебимость своего убеждения в невозможности предвидения.

Затем он должен был высказать свое мнение о том, какой была бы величина эффекта множества экспериментов, если бы предвидение было реально (выражение альтернативной гипотезы, или H1).

Установление H1 означает охват и размах величины эффекта, ожидаемого после проведения множества исследований, а не оценку возможной величины эффекта в единственном исследовании. Форма ожидаемого размаха величины эффекта является критическим показателем, поскольку она выражает субъективное представление об исследуемом эффекте. Ожидается ли, что данный эффект будет малым и редким или большим и частым или же чем-то средним?

Вывод такого анализа выражается в понятии «байесовский фактор», означающем шансы альтернативной гипотезы (H1) относительно нулевой гипотезы (H0) после ознакомления с новыми экспериментальными данными.

Используя этот метод, Вагенмейкерс провел оценку каждого из девяти экспериментов, проведенных Бемом, по отдельности. Его безмерная убежденность в нулевой гипотезе в сочетании с выбором амплитуды альтернативной гипотезы исключила всякую возможность того, что хоть какие-либо новые данные могут повлиять на его мнение относительно возможности предвидения. Поэтому неудивителен его вывод, что исследования Бема не обнаружили доказательства реальности предвидения.

Статья Вагенмейкерса была немедленно опубликована, к вящему облегчению ортодоксального научного мира. Но в чем смысл?

Бем опубликовал ответную статью, взяв в соавторы Джессику Аттс и Уэсли Джонсона, профессоров статистики из Калифорнийского университета (Ирвайн)[317]. Надо заметить, что Джонсон также являлся одним из разработчиков статистического метода, использованного Вагенмейкерсом. В этой статье Бем с коллегами отметили, что «правильное использование байесовского метода требует большой осторожности, и мы полагаем, что Вагенмейкерс с коллегами… не проявили ее»[318].

Получается, что Вагенмейкерс выбрал не только нереалистичное соотношение в 1000 миллиардов миллиардов к одному в пользу нулевой гипотезы, но также и совершенно нереалистичный размах величины эффекта, ожидаемого для экспериментов на предвидение. Говоря коротко, Вагенмейкерс предположил, что результаты типичного исследования предвидения должны включать эффекты настолько большие, что не должно оставаться ни малейшего сомнения в его существовании. Другими словами, по мнению Вагенмейкерса, предвидение должно быть одновременно невозможным и самоочевидным.

В отличие от Вагенмейкерса, выбравшего значения H0 и H1, полагаясь на свои моральные убеждения, Бем, Аттс и Джонсон сделали соответственный выбор на основании опубликованных экспериментальных свидетельств предвидения. Кроме того, они рассмотрели девять исследований Бема связно, а не каждое по отдельности.

Они обнаружили, что байесовский фактор в пользу существования предвидения по результатам исследования Бема составляет 13 669 к 1. Это означает, что если ваше прежнее убеждение против существования предвидения составляло 100 миллионов к 1, то после ознакомления с результатами исследования Бема оно должно сместиться в пользу предвидения, при условии, что вы в состоянии мыслить рационально.

Бем, Аттс и Джонсон завершают свою статью пересмотром вопроса Вагенмейкерса – «Должны ли психологи изменить свои аналитические методы?» Они считают, что нет никаких причин для этого. Но, кроме того, они призывают к аккуратности при проведении любых анализов:

Этот спор отлично показывает принцип действия науки. Различные исследователи, работающие над одной научной проблемой, приходят к различным выводам на основании своих собственных допущений и моделей, что наглядно демонстрирует Байесовский метод. Такие разногласия продолжают существовать до тех пор, пока не сложится серьезной доказательной базы, делающей очевидным для всего научного сообщества, в чем же истина… Так, например, критика Вагенмейкерса с коллегами (2011) дала яркий и не лишенный иронии пример того, как неявные погрешности или ошибочные эффекты могут скрываться в «дебрях» неизвестного статистического анализа – пусть даже он был проведен в защиту нулевой гипотезы[319].

Тема статистики, применяемой в анализе психических экспериментов, заслуживает самого пристального внимания, но мы не сможем подробно рассмотреть ее в рамках настоящей книги. Так что «вернемся к нашим баранам» – к панике в академических кругах по поводу краха науки из-за положительных свидетельств пси-феноменов и, как следствие, к отчаянным попыткам удержать господство прежних взглядов на простой и ясный мир без всяких пси. Однако никто не отрицает, что при грамотном применении научные методы могут принести немало пользы, и, по большей части, они совершенно разумны. Реальность пси-феноменов действительно бросает вызов некоторым научным положениям, но это не значит, что мы должны радикально пересмотреть все наши знания.

По крайней мере, пока.

Новаторский подход доктора Бема является на сегодня достаточно новым, чтобы можно было вынести однозначное заключение о том, может ли такой эффект быть с легкостью повторен другими исследователями. За то время, что я писал эту главу, появились отчеты о нескольких попытках повторения экспериментов Бема. И некоторые из них были успешными. Тем не менее Джефф Галак с коллегами из Университета Карнеги-Меллон провел метаанализ девятнадцати параллельных экспериментов, основанных на одной из моделей Бема,[320] и опубликовал статью под названием «Неудачи в повторении пси-эффектов». Невзирая на то, что только 15 из 19 экспериментов действительно применяли методы, аналогичные методам Бема. Когда же эти 15 экспериментов были рассмотрены вместе, они показали существенное положительное повторение. Другие четыре эксперимента были проведены в интерактивном режиме, что, как известно, упрощает набор добровольцев, но вызывает множество неподконтрольных ситуаций (и именно поэтому эксперименты Бема проводились в лабораториях). Галак также подчеркивает, что все его параллельные эксперименты, общим числом семь, включали 3289 участников. Это создает впечатляющую картину, если не знать, что 83 % из этих людей участвовали в экспериментах в интерактивном режиме.

Как говорится, дьявол прячется в мелочах, но иногда такие мелочи в статьях о неудачных параллельных пси-экспериментах не так негативны, как это кажется на первый взгляд.