Символическая реальность

Нобелевский лауреат по физике Юджин Вигнер восторгался удивительной возможностью математики – символического языка науки – предельно точно описывать физический мир[545]. Он заметил, что, несмотря на бесконечно сложное устройство мира, некоторые его аспекты достаточно устойчивы, чтобы мы могли вывести «законы природы». Без этих закономерностей наука никогда не смогла бы развиться. Вигнер не считал существование таких законов природы очевидным или естественно разумеющимся, как и то, что мы сумели открыть некоторые из них.

Математик Роджер Пенроуз отмечает, что некоторые из базовых физических законов «точны до невероятной степени, намного превосходящей точность нашего прямого сенсорного опыта или совместной способности к вычислению всех сознательных представителей человечества»[546]. Пенроуз приводит в качестве примера теорию гравитации Ньютона в применении к движениям Солнечной системы, которая имеет точность до одной 10-миллионной. Теория относительности Эйнштейна усовершенствовала теорию Ньютона еще на порядок 10 миллионов, а также предсказала удивительные новые эффекты, такие как черные дыры и гравитационные линзы. Когда астрофизики принялись искать эти неожиданные явления, они, ко всеобщему удивлению, нашли их.

Пенроуз тогда предположил, что невероятная точность математических предсказаний «была не результатом новой теории, выведенной только для того, чтобы придать стройность огромному объему новых данных. Скорее, эта сверхточность становилась заметной только после создания новой теории»… Одна из возможных интерпретаций этого состоит в том, что истинные математики пребывают в контакте с миром платоновских идей и форм. Это предполагает независимое существование чисто ментальной, символической, или воображаемой реальности.

Для тех, кто настаивает, что разум – это всего лишь мозг, математика – это всего лишь выражение посредством мозга наших наблюдений предсуществующего физического мира. Но что получается, если разобрать этот аргумент? Математические символы, вырабатываемые тремя фунтами хитроумной плоти, каким-то образом описывают не только огромное число образчиков физической вселенной с неисчислимой степенью точности, но также и предсказывают явления, прямо противоречащие здравому смыслу, такие как квантовое сплетение и черные дыры. Получается, что те же математические уравнения должны непременно включать и поведение мозга, создавшего математику. Как может кусок плоти описывать не только себя самого, но и гораздо более экзотические миры с такой бесподобной точностью?

Но что, если вселенная состоит из взаимодополняющих субстанций, имеющих одновременно и физические, и ментальные аспекты, как в теории Дэвида Бома о сосуществовании развернутых и свернутых порядков? С этой точки зрения ученые, которые пытаются подтвердить теоретические предсказания, основанные на чистой математике, неизбежно должны обнаружить, что наблюдаемая вселенная очень близка к их прогнозам. Не потому, что математика творит чудеса, но потому, что ожидания буквально заставляют физическую реальность и ее «законы» проявляться.

Эта дерзкая идея граничит с фантазией в духе нью-эйдж о том, что если мы желаем чего-то достаточно сильно, то можем создать свою реальность. Едва ли кто-то воспримет всерьез столь радикальный солипсизм, хотя он может содержать крупицу истины. Возможно, какие-то аспекты физической реальности действительно формируются нашими ожиданиями и намерениями. Возможно, полотно реальности соткано из переплетения материи с энергией на основе разума. И если мы посмотрим на стежки очень внимательно, то увидим, что они состоят не из обычного материала, но из чистой информации[547].

Однако вместо того, чтобы быть наделенными грандиозными суперсилами, которые нам обещает популярный «закон притяжения» или «сила позитивного мышления», каждый из нас обладает микросилами, порождаемыми нашими намерениями, которые совместно в буквальном смысле формируют ощущаемый нами мир. Технологии будущего, вероятно, позволят нам усилить эти малые эффекты (и тогда книги вроде «Секрета» Ронды Берн воплотятся в жизнь).

В одном мы можем быть уверены: углубление понимания сознания будет играть все более важную роль в науке XXI века. Если развитие знания в наступившем веке превысит показатели века XX, что весьма вероятно, тогда можно сказать наверняка, что в будущем нас ожидает кардинальное переосмысление представлений о реальности, превосходящее самые смелые сегодняшние концепции[548].