Два начала духовного пути

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Два начала духовного пути

Начало пути может быть внешним и внутренним. Особенностью внешнего пути является то, что духовный искатель принимает все внешние события как отражения его внутренних несовершенств и каждое из событий встречает с благодарностью, так как это позволяет ему быть более сознательным и осознавать направление работы, которое определяется внешними событиями. Он знает, что события — только следствия внутренней жажды совершенства, что его внутренний путь первичен и Божественная воля, которая проявляется в нем, как присутствие Божественной благодати или ананды, создает все так называемые трудности, даже если смысл их выглядит как антибожественные усилия низших сущностей. В действительности не существует антибожественных сущностей или существ, антибожественных действий или замыслов, потому что позади любых даже мельчайших событий этого мира есть Божественное присутствие, которое управляет всеми процессами и намерениями каких бы то ни было сил. Человек, идущий духовным путем, для которого внешний мир является пальцем, указывающем на недостатки человеческой природы, в своей работе подвергается жестоким атакам низшей природы. И чем более успешно он преодолевает проблемы, тем более настойчивыми становятся эти атаки. Но приходит время, когда внутреннее равновесие духовного искателя становится достаточным, для того чтобы внешний мир перестал быть его помощником во внутренней работе, и тогда все свое внимание духовный искатель сосредоточивает на работе внутри себя. Это время для духовного искателя более трудное, чем первый период его духовной работы. Это время когда на него обрушиваются сомнения и соблазны, потому что он расстался с привязанностями к материальному миру, но еще не обрел необходимой привязанности к Богу. И это период, когда нереализованные желания восстают против любой духовной работы, когда внутренний уход от мира поселяет чувство горького одиночества, когда оставленные соблазны становятся особенно привлекательными и требуют, чтобы он соблазнился хотя бы один раз, так как ничего непоправимого не произойдет. Именно в этот период его сознание при встрече с соблазном может стать совершенно темным и он может впасть в соблазн, не осознавая этого.

Если в первом случае чувство одиночества когда человек уходит в уединение, иногда бывает непереносимым, то степень его сравнительно менее выражена, так как прежде, выполняя духовную работу, он уже постепенно становился все более чужим для мира, и в то же время мир для него становился все менее значимым. Во втором случае состояние одиночества, чувство оторванности от мира навсегда может быть равносильно чувству, что он похоронен заживо. Человек — стадное существо, и оторванный от человеческого общения, он может жить надеждами на будущее, на возвращение к людям, но когда он уходит не подготовленный, внезапно порывая с миром, уходит навсегда, без надежды на возвращение, он не только умирает для мира, но и мир умирает для него. Он один… И тогда на него могут обрушиться все соблазны мира, оставленного им. Реальность там, в миру, а здесь безысходное одиночество и молитва и внутренняя борьба со всем тем, что осталось за пределами его затворничества. И мечется человеческое сознание, то погружаясь в мир воспоминаний и иллюзий, то убегая от них в раскаяние и молитву. То соблазны мира овладевают им, и тогда, пробуждаясь от них, он чувствует себя недостойным служить Божественному. То в неистовстве цепляясь за молитву, пытается оторваться от настойчиво преследующих его мирских соблазнов. Иногда наступает своеобразное затишье и тогда он может осознать все, что происходило с ним, словно проснувшись после кошмарного сна, и начинает тихо молиться, прося Божественные силы укрепить его в его стремлении к духовной жизни. Можно еще долго продолжать говорить о тех трудностях, которые выпадают на долю людей, стремящихся к духовной жизни, но можно сказать одно, что уходить от мира в духовную жизнь, не осознав истинного зова сердца, а только потому что так решил его ум, человек не должен. В этом случае он уходит в никуда.