28 октября 1953 г.
28 октября 1953 г.
«Истинное искусство составляет с жизнью одно неразрывное целое. Образец такого тесного и гармоничного единения искусства и жизни можно видеть на примере древней Греции и Египта, где и картины, и статуи, и любые другие произведения искусства являлись частью архитектурного ансамбля здания и каждая деталь гармонично вписывалась в единый ансамбль. То же можно сказать и о Японии; по крайней мере, так было еще до недавнего времени, точнее, до вторжения в эту страну модернизма со свойственными ему утилитарностью и прагматизмом. Чисто японский дом – это настоящее произведение искусства, замечательное своей целостностью и завершенностью; всякая вещь здесь – в точности на своем месте; ничего лишнего, но и недостатка ни в чем нет. Все до такой степени соответствует одно другому, что создается впечатление, будто всякая вещь здесь занимает специально отведенное ей место, при этом сам дом восхитительно вписывается в окружающий его пейзаж. Также и в Индии живопись, скульптура, архитектура в своем совместном и согласном поклонении Божественному соединялись в прекрасную общность».
(Вопросы и ответы, 28 июля 1929 г.)
Дорогая Мать, что значат конкретно эти слова: «Истинное искусство составляет с жизнью одно неразрывное целое»?
Что они значат? Просто то, что истинное искусство есть выражение прекрасного в материальном мире, на физическом уровне; когда произойдет полное духовное преобразование мира, то есть когда он будет в состоянии полностью воплотить в себе божественную реальность, тогда и искусство начнет выполнять свою истинную роль – оно станет нашим учителем истинно прекрасного, будет помогать нам открывать для себя и познавать божественную красоту в нашей жизни; иначе говоря, художник, как истинный представитель истинного искусства, будет способен входить в сообщение с Божественным и непосредственно от Него получать вдохновение, получать непосредственное знание того, в какой конкретно материальной форме или формах должно быть воплощено то, что в этом вдохновении-откровении даровано ему от Божественной Красоты. Таким образом, когда все это станет реальностью, у искусства будет две функции: с одной стороны, оно будет служить одним из средств воплощения красоты, с другой, оно будет выполнять просветительско-воспитательную роль, оно будет раскрывать перед нами истинную сущность прекрасного, показывать то, каким оно должно быть по истине, и тем самым воспитывать вкус людей от мала до велика, а познание истинно прекрасного означает познание красоты в самой ее сущности, то есть той красоты, которая является непосредственным выражением Божественной Истины. В этом состоит предназначение и самый смысл существования искусства. Сейчас имеется огромный разрыв между тем, что представляет собой современное искусство, и тем, чем оно должно быть на самом деле, но как бы там ни было, смысл существования искусства состоит именно в этом.
Понятно ли вам мое объяснение? Вижу, что не совсем, – ну что ж, пусть будет хотя бы так.
Почему нынешние художники уже не так сильны в своем искусстве, как, скажем, во времена Леонардо да Винчи?
Это одно из проявлений той закономерности развития человечества, которая поясняется в книге и к которой мы довольно часто обращаемся в наших беседах[18]: это развитие происходит по спирали. За время от начала прошлого века и до его середины искусство во многом превратилось в средство извлечения доходов, а его произведения стали предметами купли-продажи. Насквозь проникнутое духом торгашества, оно совсем удалилось от своего подлинного назначения и сущности. Естественно, поэтому, что высокий дух искусства перестал посещать представителей такого «искусства», а если и посещал, то не находил должного воплощения. Им пользовались для создания произведений, уродливых по форме, хотя, с другой стороны, он определенным образом проявлял себя в лице отдельных представителей, побуждая их так или иначе противодействовать деградации общественного вкуса. Но и в этом деле, как и в любом другом, давало себя знать столь свойственное человеческой природе стремление к крайностям: оппозиция дурному вкусу разделилась на два противоположных крыла, одно из них ставило целью якобы точное воспроизведение в творчестве самой жизни, как она есть, без отклонений и приукрашивания, а средством было строгое – требовалось даже рабски строгое – копирование реальности, как они ее понимали. (И даже не так. В то время это называлось «фотографическим снимком» действительной жизни; впрочем сейчас уже невозможно использовать это название в том смысле, в каком его тогда понимали, потому что фотография в наше время получила такое развитие, что это было бы несправедливым по отношению к ней. Ведь фотография сама стала искусством, и вы не можете, критикуя, например, какую-либо картину, обвинить ее, как это делали оппоненты этого направления, в бездумной механической «фотографичности», так же, как, кстати, нельзя было бы сказать, что она написана в «реалистической» манере, потому что существует направление в живописи, именующее себя «реалистическим», но ничего общего с реальностью не имеющее). Но на деле, и в принципах, и в произведениях этого направления было множество условностей, искусственности, а вот как раз подлинной жизни в них и не было, поэтому объяснимо, в качестве ответной реакции, возникновение противоположной тенденции, которая, как и следовало ожидать, также была доведена до абсурда: «искусство» должно отражать не материальную, физическую, сторону жизни, а, в наших понятиях, витальную и ментальную. Таким вот образом и появились все эти школы – такие, как, например, кубизм, – в которых творчество идет, что называется, «от головы». Но в искусстве не это, не рассудок, имеет первостепенное значение, а чувство прекрасного. Именно поэтому в том, что создают все эти модернистские школы, столько нелепого, смешного, пугающе-безобразного. В своих последних «достижениях» они пошли еще дальше в этом отношении; причиной тому послужила война, поскольку всякая война вызывает вторжение в земной мир иного мира, который можно назвать миром «разложения и гниения» и который привносит в мир земной дополнительный хаос. Разумеется, находятся люди, которые находят во всем этом хаосе своеобразную красоту, которой они так восхищаются, и под этими впечатлениями создают свои работы, произведения.
Я хорошо понимаю, к чему они стремятся в этих работах, очень хорошо понимаю, но не могу сказать, что у них хорошо получается. Можно сказать одно: они стараются, они пробуют, они ищут.
И, возможно, несмотря на всю ужасающую нелепость, уродливость этих работ, они все-таки лучше того, что делалось в искусстве во времена полного и безраздельного господства в нем голого буржуазного духа, духа мещанской прагматичности, я имею в виду викторианскую эпоху в Англии и период Второй Империи во Франции. Для того чтобы лучше понять современное состояние искусства, давайте с вами очень схематично и условно рассмотрим один цикл эволюционной спирали, которой следует развитие человечества и, как часть его жизни, искусство. Итак, мы начинаем движение из «точки гармонии», когда именно этим словом характеризовалось состояние искусства, затем, двигаясь по кривой – то есть по некоторому участку спирали (что соответствует определенному периоду времени, как вы понимаете), – мы покидаем целиком «зону гармонии» и, вполне возможно, попадаем в «зону беспросветного мрака», но, поднимаясь выше и выше, мы минуем эту зону, пока, наконец, не оказываемся на одной линии с исходной «точкой гармонии», только на шаг спирали выше ее; здесь мы уже в состоянии видеть истину, воплощенную в достижениях искусства «точки гармонии», но в результате продвижения вверх нам видна и некая их недостаточность, у нас появляется потребность воплотить в жизнь нечто более полное и сознательное. Но за все то время, пока мы совершали этот круг по спирали, мы позабыли, что искусство – это средство выразить нечто с помощью разнообразных форм и образов, и чем богаче и гармоничнее это разнообразие, тем совершеннее искусство, а мы, едва попав в точку, лежащую на одной линии с прошлой «точкой гармонии», пока не вспомнили об этом и пытаемся выразить наши мысли и чувства очень скудным набором форм. Именно в этом состоянии находится современное искусство, таковы его нынешние достижения, о которых вы сами можете составить себе представление (насколько я знаю, в Библиотеке Университета имеются репродукции с картин самых новейших художников). Просто нужно продвинуться еще немного вверх по спирали – пока что мы находимся не совсем на одной линии с «точкой гармонии», а так сказать, в окрестности соответствующей ей вышележащей точки; когда же мы окажемся точно в этой точке, то обнаружим, что те идеи и чувства, которые стремятся выразить современные художники и которые получают в их исполнении такое неуклюжее воплощение, являются зародышем нового искусства, искусства, произведения которого вновь обретут красоту и которое не будет ограничиваться отражением одной лишь материальной стороны жизни, но попытается выразить также и ее душу.
Покамест мы еще не добрались до этой точки спирали, но будем надеяться, что в скором времени мы там будем. Вот, собственно, и все по этому вопросу.
А почему развитие человечества происходит по спирали, почему это не непрерывный прогресс?
А эволюционная спираль как раз и есть непрерывный прогресс. Просто, если ты имеешь в виду, образно говоря, некое прямолинейное движение, то такое развитие было бы неполно, оно не охватывало бы всех сторон бытия, затрагивая лишь отдельные его части; земля, как символ Вселенной и ее бытия, шарообразна, это не отрезок прямой, а значит, чтобы покрыть все части этого бытия, нужно спиралевидное движение.
Вот если бы это был цилиндр!
Это ничего не меняет даже и для цилиндра, ведь если ты проведешь по его поверхности просто прямую линию, она вообще не пересечет большей части этой поверхности. Спиральное же движение как раз и делает эволюционное развитие всеохватывающим, вовлекает в него все возможные элементы, чтобы не получалось так, что какой-либо из них движется вперед, а остальные отстают, остаются на месте. Можно образно представить себе, как некий фокус эволюции, в котором в данный момент сосредоточена наибольшая интенсивность развития, перемещается от одного участка всего поля эволюции к другому, от одной стороны бытия к другой. Если вы достаточно сознательны, то при таких переходах от одного участка вашей эволюционной работы к другому вы не забываете о полученном на предыдущей стадии опыте, сохраняя и поддерживая в активном виде, на достигнутом уровне все полученные результаты, даже если прошли большой отрезок эволюционного пути. Но, к сожалению, нашему времени свойственна, так сказать, эволюционная «забывчивость»: занимаясь определенного рода деятельностью с целью достичь нужных результатов в одной области, вы или совсем забываете обо всех остальных направлениях, «участках», или отодвигаете работу с ними на второй план, и достигнутые здесь результаты и способности начинают терять силу. Этот недостаток современного человека может и должен быть устранен.
В своем эволюционном развитии мы движемся по спирали все вместе, как единое целое, или каждый по отдельности, сам по себе?
Боюсь, что полной согласованности и порядка в нашем движении нет, потому что в мире, на мой взгляд, хватает хаоса! Если бы наше движение совершалось дружно и полностью слаженно, это означало бы гармоничное развитие человечества в целом; это позволило бы заранее определять направление такого движения и его ближайшие ориентиры: зная предыдущий исходный пункт на спирали и нынешнее положение на ней и продолжая соединяющую эти точки линию, можно было бы предвидеть, что нас ждет на пути в будущем… Пока такое видение, умение, способность предвидеть доступно лишь немногим избранным. Вся же остальная масса человечества, подчиняясь общему ходу эволюционного движения, участвует в нем с той или иной степенью осознанности и согласованности отдельных его представителей, из-за чего общий эволюционный поток является очень неоднородным, разные его части движутся по-разному: одни отстают от некой средней скорости, другие опережают ее. Поэтому возникновение или существование даже небольшого различия в скоростях движения отдельных участков общего движения – будь то отдельная область жизнедеятельности человечества, просто индивид или часть существа индивида – приводит к его громадной неоднородности.
Возвращаясь к нашей картине спиралевидного движения, мы можем сказать, что каждый такой участок движется по своей собственной спирали, множество из которых взаимно пересекаются, вступая, как представляется, в противоречие друг с другом. Если бы вы смогли проследить за всеобщим эволюционным движением полностью, во всех его подробностях, то вам бы представилась картина, состоящая из такого грандиозного количества взаимно пересекающихся спиралей, что вы бы даже не смогли определить, куда направлен общий вектор движения – в положительную – в смысле эволюции – или в отрицательную сторону. Это связано с тем, что в одно и то же время одни элементы всей эволюционирующей субстанции испытывают восходящие сдвиги, другие, напротив, – нисходящие, погружаясь во тьму, причем нельзя утверждать, что первые и вторые абсолютно независимы друг от друга. Между ними имеется определенная связь, так что правильнее будет представлять себе всю картину не просто как хаотичный набор спиралей, а как такой набор, в котором присутствует элемент порядка: это сферические спирали. Иначе говоря, вся совокупность этих спиралей образует некую гигантскую сферу. Точки пересечения спиралей – это точки положительного, восходящего эволюционного продвижения. Для того чтобы это продвижение стало не точечным, то есть происходило бы не в отдельных точках, а стало всеохватывающим и полностью согласованным, необходима совершенно иная внутренняя организация земной жизни, отличная от той, которая выработана и поддерживается Природой согласно Ее собственному плану (если прибегнуть к тому уподоблению Природы, о правомерности которого мы уже как-то говорили, а именно, если рассматривать Ее как некое существо). План этот для любого случая можно представить простой схемой: намерение – решение – цель. Но путь, избираемый Природой для осуществления плана, на редкость прихотлив и причудлив, она действует как существо, подверженное мимолетным капризам, – начинает одним способом, потом бросает, принимается действовать по-другому – а то и вообще противоположным образом, оставляет и эту попытку, достигает некоторого успеха, а потом разрушает сделанное, и так до бесконечности; кажется, что в ее деятельности столько хаоса, что там нет никакого порядка и смысла. Она напоминает существо импульсивное, действующее под влиянием случайного порыва, – начинает осуществлять свое намерение, а потом полностью оставляет дело или вовсе разрушает достигнутое и, уступая своему новому желанию, начинает уже другое дело и так далее. Она одновременно и созидает, и разрушает, переделывает, снова уничтожает сделанное, она комбинирует, она дает жизнь и губит ее – и все это, повторяю, в одно и то же время. Природная деятельность кажется совершенно бестолковой. Но, тем не менее, она, очевидно, действует в соответствии с вполне определенным планом и продвигается к своей цели, для нее самой совершенно ясной и определенной, но недоступной для обычного человеческого сознания… Но как бы там ни было, ее работа очень интересна. Общую картину деятельности Природы можно представить себе с помощью следующей модели: представьте себе сферу, содержимое которой составляет множество разноцветных взаимно пересекающихся спиралей, каждая из которых представляет собой какой-либо из аспектов, какое-либо направление созидательной деятельности Природы. Эти направления, эти процессы порождаются Природой так, чтобы служить дополнением друг друга, но до нынешнего времени они, можно сказать, находятся больше в состоянии соперничества, чем сотрудничества, впечатление такое, будто Ей всегда нужно обязательно разрушить что-то, чтобы создать нечто другое, кажется, что Она ужасно неряшлива и бесхозяйственна – если вернуться к аналогии с существом – в своих делах и от этого общий беспорядок в Ее «доме» увеличивается еще больше. В целом же общая картина деятельности Природы очень интересна; в нашей сферической модели мы могли бы наблюдать чрезвычайно сложные и многообразные пересечения спиралей во всевозможных направлениях при общем спиралевидном восходящем движении.
С учетом сказанного, мы можем дать еще один вариант ответа на вопрос об искусстве. Все, что я только что говорила, применимо и к искусству, поскольку оно представляет собой часть общего эволюционного процесса, как и все остальные области человеческой жизни, оно также проходит свой путь эволюции, это означает, что в отдельные периоды своего существования оно удаляется от своей истинной цели, в то время как в другие времена достигает все больших и больших высот.
Необходимо здесь прибавить, что в вопросе об искусстве мы должны принимать во внимание социальную сторону дела. Например, в эпоху царствования Людовика XIV дух художественного творчества пронизывал общественную жизнь и быт, все оценивалось, не в последнюю очередь, по тому, что оно представляет собой с художественной точки зрения, благодаря этому в обществе сформировался достаточно высокий уровень восприятия прекрасного. Далее социальная эволюция породила в обществе иные потребности, иные представления, иной образ мышления, и теперь, вот уже более столетия, первостепенное значение в общественной жизни играют отношения купли-продажи, процветает коммерция, а нет ничего более несовместимого с искусством, чем коммерция. Она опошляет, нивелирует то, что, по сути своей, должно быть самобытным, оригинальным. Она стремится сделать доступным любому неподготовленному человеку, всякому встречному и поперечному, то, что может и должно пониматься только избранными, то есть достойными этого. Наше время, когда на первом месте в обществе стоит коммерция и производство машин и автоматов, отнюдь не способствует полноценному развитию искусства. Возможно, именно поэтому искусство, не имея всех тех условий, которые нужны для его полного расцвета, в поисках выхода из создавшегося положения уходит в ментальную и витальную сферы, обретая здесь средства выражения. В этом причина его нынешнего состояния. Когда придет время и человеческое общество сбросит с пьедестала идола меркантильности и расчета, чтобы пробудиться к более возвышенной и прекрасной действительности, тогда возродится и искусство, но в сознании, исполненном уже большей гармонии.
Не является ли самодовольство и самоуверенность препятствием к тому, чтобы овладеть каким-либо искусством и достичь в нем успехов?
Конечно, это препятствие. Они мешают уже просто вашему умственному развитию. Самомнение – это одно из величайших проявлений человеческой глупости. Существует большая разница, с одной стороны, между верой в то, что нечто в искусстве (а равно и в другой области) может быть достигнуто человеческими – в частности, вашими – силами, волей достичь этой цели, уверенностью, что все возможности в творчестве перед вами открыты (и вы сможете их реализовать), и человеческой самоуверенностью, с другой стороны; первое не имеет ничего общего со вторым. Убежденность, что вы преодолеете все преграды и добьетесь своего несмотря ни на что, если своевременно приложите все усилия, употребите волю, веру, будете действовать с полной искренностью и так далее, – все это нужно и важно, но самодовольство, самоуверенность, в какой бы форме они ни проявлялись, это всегда, без исключения, глупость. Эти качества удаляют вас от божественной реализации, потому что превращают вас в смешного безумца. Они противоречат благим намерениям Природы, которая сразу же делает таких людей просто посмешищем. Она выставляет их в очень смешном виде. Дело в том, что человек просто сам по себе есть ничто. Это создание Божественного, которому Им же дается возможность полностью и сознательно реализовать свое единство с Ним, но такое развитие достигается только с помощью Божественного, человек и существует-то только благодаря Божественному и жить он должен только ради Божественного. И разве может быть что-то общее между такими качествами, как самодовольство, самоуверенность, и этим высшим и истинным предназначением и путем человека, ибо, повторяю, мы суть только то, что из нас угодно сделать Божественному, не более, и мы можем сделать только то, что через нас угодно сделать Божественному, не более, и непонятно, откуда при осознании этого обстоятельства может взяться какая бы то ни было самоуверенность, самодовольство. Здесь гораздо уместнее понимание полного личного бессилия без поддержки Божественного. Но самоуверенность имеет и свою оборотную сторону, так же далекую от истины, как и она сама (можно сказать, что всякое состояние сознания имеет свою, так сказать, лицевую и изнаночную сторону); когда вы с ложной скромностью признаетесь: «Я ничего не умею, ни на что не гожусь, ни к чему не способен», то, в сущности, в вас говорит то же самое тщеславие, другой стороной которого является неумеренное преувеличение своих достоинств: «Я все могу, я великий человек, мои силы безграничны». Сущность как первой позиции, так и второй одна и та же. Они вроде бы противоположны, как свет и тень, но по сути это совершенно одно и то же, и одно ничуть не лучше другого. Если бы вы и в самом деле осознали бы, что вы сами по себе – ничто, вы бы оставили все эти самолюбивые терзания по поводу того, что вы собой представляете. А это уже определенное достижение, оно дается определенными усилиями. Но, говоря совершенно честно и откровенно, признаюсь вам – и весь мой долгий жизненный опыт подтверждает это: люди, полностью удовлетворенные, совершенно довольные собой, представляют собой нелепое и смехотворно-жалкое явление. Они невероятно смешны. Приходили такие и к Шри Ауробиндо с рассказами о своих выдающихся способностях и достижениях. Обычно Шри Ауробиндо с очень серьезным видом отвечал им, что они слишком совершенны, чтобы остаться здесь, в Ашраме, и что для них лучше оставить это намерение и удалиться.
«Музыка также является по существу искусством духовным, она всегда была связана с религиозными чувствами, с внутренней жизнью. Но и она изменила своему подлинному назначению; она превратилась в нечто независимое, самодостаточное, в “грибное искусство”, что можно видеть на примере оперной музыки. Подавляющая часть музыкальных произведений – именно такого рода, они интересны, в лучшем случае, с точки зрения техники. Я не хочу сказать, что оперная музыка не может служить средством выражения высшего искусства, ибо любая форма, что бы она собой ни представляла, может использоваться для истинных целей. Все зависит от того, что именно собой представляет то или иное средство, что за ним стоит и как оно используется; нет ничего, что не могло бы быть поставлено на службу божественным целям. И точно так же, что никакие притязания на божественность происхождения не могут заменить ничтожной сущности, скрыть принадлежность к “грибному племени”».
(Вопросы и ответы, 28 июля 1929 г.)
Что ты имеешь в виду, когда говоришь о принадлежности к «грибному племени»?
Вы хорошо представляете себе, что такое гриб? Вы знаете, как растут грибы? Они могут вырасти где угодно и, как кажется, в окружении любых растений. Мне хотелось создать в вашем воображении образ определенного рода созданий, которые возникают как бы сами по себе, внезапно и произвольно, когда угодно и где угодно, которые не имеют глубокой внутренней связи, действительных корней в живом организме окружающего мира. Это оторванные от него как целого, чуждые ему образования. В качестве примера в данном вопросе можно было бы взять вместо грибов организмы, живущие за счет других живых организмов – это так называемые паразиты. Вы знаете, что есть, например, растения, паразитирующие на деревьях, скажем, как омела на дубе. Здесь, в нашей местности, в окрестностях Ашрама, я также наблюдала это явление: растения-паразиты цепко оплетают дерево, их существование поддерживается только жизнью этого дерева, поскольку они лишены способности обеспечить свое существование самостоятельно, у них нет корней, которые позволили бы им получать питание непосредственно из почвы; они опутывают дерево и живут за счет чужого труда, труда другого растения. Одни работают, чтобы добыть себе пропитание, другие постоянно и неотступно находятся при них и живут их трудом. В точности также ведут себя организмы, паразитирующие на животных.
Вообще-то я думала, что объяснила этот вопрос даже чересчур подробно. В любом случае, для тех, кто понимает, о чем идет речь, сказано достаточно… В старые добрые времена, я хочу сказать, в прекрасные времена подлинного расцвета и широкого проникновения искусства в жизнь и сознание человеческого общества – как это было в Древней Греции или в эпоху итальянского Ренессанса (впрочем, в большей степени это следует отнести к Греции и Египту) – строились, естественно, и здания общественного назначения, предназначенные для отправления различных общественных потребностей. В Греции и Египте в большинстве своем это были святилища – обиталища богов, по мысли древних. Зодчие таких сооружений стремились сделать свое творение неким законченным целым, завершенным воплощением красоты. Для достижения своей цели они использовали архитектурное искусство, то есть искусство гармоничного сочетания линий, скульптурное искусство, ваяние, чтобы дополнить архитектурную часть сооружения и добиться воплощения своего замысла на более детальном уровне, и, наконец, живопись, чтобы придать окончательный, завершенный вид своему созданию. Заметьте, что собственно скульптурные произведения, как и произведения живописи, являются неотъемлемой частью единого целого. Это не какие-то особые, отдельно созданные детали, неизвестно почему и для чего собранные в одном месте, – но часть общего плана всего строения. Таким образом, при строительстве, скажем, храма всевозможные виды искусств органически соединялись друг с другом единым стремлением его строителей воплотить прекрасное в желаемом виде, то есть как одеяние бога, которому хотели поклоняться. Так – то есть такое использование искусства – было во все эпохи его расцвета. Но во времена не столь отдаленные, а именно в конце прошлого века искусство становится предметом торга; картины, скажем, пишутся на продажу: вы берете холст, вы пишете картину, помещаете ее в раму, а потом, без каких-либо даже мало-мальски приемлемых оснований, она оказывается в том или ином месте, то есть где угодно, и так – с любой другой картиной. То же, естественно, и со скульптурой: вы создаете скульптуру на тот или иной сюжет, а затем она выставляется где попало, там, где это заблагорассудится ее владельцам. Например, в помещении, с интерьером которого она не имеет вообще ничего общего, в котором ее присутствие просто нелепо. Сами по себе произведения могли быть даже высокохудожественными, но их оторванность от некоего целого, принадлежность к «роду грибов», лишала их смысла, того значения, которое они могли бы иметь и которое должны иметь произведения истинного искусства. В тот период не создавались произведения, которые бы являли собой некое законченное, цельное, связное единство, стремящееся передать собой нечто высшее, искусство стали использовать для того, чтобы продемонстрировать свои таланты и способности, умение написать картину или вылепить скульптуру. Точно так же было и с архитектурой, она также отклонилась от своего подлинного назначения и смысла. Архитектор той поры уже не стремился выразить в своем творении нечто от высшей силы, не стремился достичь наивысшего вдохновения и воплотить его, то есть создать нечто такое, что возвышало бы и ваш дух при виде его создания, не стремился, как например в прежние времена, отразить в нем величие некоего божества, предложив ему свое создание в качестве обиталища. Здания возникали как грибы – «грибы» искусства: то здесь, то там, и внутри и снаружи они отделывались произвольно, без глубокой внутренней связи составных элементов, в них могли одновременно располагаться какие угодно картины, скульптуры, другие произведения искусства. Поэтому, как я уже как-то рассказывала вам, оказавшись в каком-либо доме, вы могли видеть здесь – что-то из скульптуры, там – что-то из живописи, и еще где-нибудь под стеклом – целую кучу всякой всячины, поражающих воображение редкостей и прочих вещей в том же духе, ничего общего между собой не имеющих. Спрашивается, зачем все это? А чтобы устроить что-то вроде выставки, показать себя владельцем замечательной коллекции предметов изящных искусств, которые в таком виде ничего общего ни с искусством, ни с подлинно прекрасным не имеют! Но хочу заметить, что для того, чтобы увидеть это, почувствовать всю силу дисгармонии таких «произведений искусства», нужно было обладать глубоким пониманием смысла и назначения искусства. Если же его нет и если человек живет в такое время, привык к такому положению вещей, то тогда оно становится естественным для него – но на самом-то деле оно вовсе не естественно, это очевидное отклонение, причина которого – проникновение в искусство отношений купли-продажи.
Но тому хаотичному «собирательству», бестолковому коллекционированию в искусстве, о котором мы говорили, все же можно найти некоторое оправдание: оно может быть использовано в целях обучения, образования. А это означает, что вы превращаете вашу коллекцию в музей. Вы дополняете ее таким образом, чтобы в ней в хронологическом порядке были представлены – по возможности, конечно – образцы искусств всех времен и народов. Это позволяет всякому желающему получить представление об искусстве в его исторической перспективе. Но музей, с эстетической точки зрения, вовсе не есть нечто прекрасное! В глазах всякого истинного художника это потрясающая безвкусица. Музей – это хорошее образовательное средство, поскольку здесь в одном месте собрано множество произведений искусства, это позволяет вам изучать его в желаемом направлении, расширять свою эрудицию. Но с эстетической точки зрения, с точки зрения прекрасного это явление не выдерживает никакой критики.
Нужно признать, что в начале нашего столетия была сделана попытка вернуться к более целостному видению в искусстве и возникло так называемое «декоративное искусство», согласно его принципам, обустройство дома, например, должно было осуществляться таким образом, чтобы он представлял собой некое внутренне связное, единое целое, где всякая вещь расположена на своем, специально предназначенном ей месте, где вполне обосновано не только существование каждой детали, но и точно и раз и навсегда определено ее место. Дом должен представлять собой целостный и гармоничный ансамбль. Это направление в искусстве, разумеется, уже ближе к истинно прекрасному, чем предыдущее, «коммерческое».
Здесь, в Индии, положение дел в искусстве совсем иное, здесь сохранились традиции национального искусства, по всей стране сохранились многочисленные произведения тех прекрасных времен, когда индийское искусство достигало своего расцвета. Люди живут непосредственно среди этих прекрасных творений. Большинство населения страны практически не испытало на себе пагубных последствий всего того, что произошло с искусством во всем остальном мире, особенно в Европе. Утрата чувства прекрасного произошла лишь в тех частях Индии, где английское влияние было наиболее сильным. То, например, как трактуется искусство в некоторых бомбейских художественных школах, наводит просто ужас. С другой стороны, калькуттской школой была сделана попытка возродить индийское национальное искусство, но им удалось немногое. Что же касается вас, вашего эстетического образования, воспитания правильного вкуса, то вам достаточно воспользоваться возможностью, которая у вас всегда под рукой, а именно – обращаться к работам старинных мастеров, посещать древние храмы, изучать произведения древней живописи.
Все это великолепный материал. Творцами этих созданий двигала истинная вера в Высшее, которая и находит свое выражение в этих работах. Им свойственны единство, целостность и совершенство, а не обрывочность, разрозненность и хаотичность.
Вы, индийцы, в очень небольшой степени поддались тем – порожденным европейской цивилизацией – тенденциям в искусстве, о которых мы ведем речь, сюда они почти не проникли, а если и проникли, то совсем неглубоко. Взять хотя бы такой простой и в то же время характерный пример отношения к искусству: в Индии большинство произведений искусства – а из самых выдающихся, думаю, почти все – являются анонимными. При всех этих знаменитых пещерных росписях, скульптурах в храмах вы не найдете никаких указаний на авторство. Никто, совершенно никто не знает, кем они были созданы. Потому что их создатели даже и не помышляли о том, чтобы сделать себе имя своей работой, что так свойственно нынешнему времени. Вы могли быть прекрасным скульптором, великим художником, замечательным архитектором, но самая мысль о том, чтобы указывать свое имя везде, где это только возможно, чтобы кричать о себе в газетах, чтобы, не дай бог, вас не забыли, самая эта мысль была совершенно чужда вам. В те времена художник творил свободно, полностью отдаваясь своему замыслу и не заботясь о том, будет ли его имя известно потомкам или нет. Главное, что им двигало, было стремление к высшей красоте, которую он старался воплотить в жизнь средствами своего искусства, но, разумеется, делом первостепенной важности для него было сделать свое творение обиталищем божества, к которому был обращен его внутренний порыв. Нужно заметить, что и в Европе в средние века строительство, скажем, тех же соборов осуществлялось также анонимно, и я не думаю, чтобы в истории сохранилось так уж много имен их создателей. А если и сохранилось, то это в большей степени исключение, чем правило, и, скорее всего, это произошло случайно. А в наше время вы не найдете даже какого-нибудь жалкого разрисованного, а то и вовсе просто размалеванного клочка холста, на котором бы не было обязательного уведомления: сделано г-ном таким-то и таким-то!
Есть люди, утверждающие, что может быть осуществлен синтез западного и восточного искусства. Возможно ли это?
Разумеется, это возможно. Вы можете осуществить синтез в любой области, если сумеете достичь должного уровня развития сознания.
И это, действительно, когда-нибудь произойдет?
Это произойдет, если в этом будет историческая необходимость. В сущности, это уже происходит. Этому благоприятствуют определенные особенности нынешнего исторического периода и, в основном, та же отвратительная коммерциализация искусства, о которой мы уже говорили, она ведь означает, в частности, постоянный, непрерывный обмен самого разного рода вещами между самыми различными местами на земном шаре, все смешивается и перемешивается в нашем мире: постоянно что-то перемещается с Востока на Запад, а что-то – с Запада на Восток, и во всех областях, включая искусство, осуществляется их взаимное влияние друг на друга. Можно сказать, что сейчас пока происходит, в основном, чисто механическое смешение, это такой своеобразный винегрет, но придет время – и оно не за горами, – когда эти тенденции нашей нынешней жизни найдут себе более естественное и гармоничное выражение. Такое «перемешивание» вещей и людей невозможно без того, чтобы они так или иначе не влияли друг на друга. Возьмите пример: нации Запада, с их манией господства над миром – чего они во многом и добились, – испытали сильное влияние со стороны оказавшихся под их властью народов. Кстати, то же самое было и в прошлом: Древний Рим, покорив Грецию, перенял от нее гораздо больше, чем если бы он не сделал это. А сейчас то же происходит с Америкой по отношению к Японии: очень многое из того, что сейчас производится, делается в Соединенных Штатах, в той или иной мере взято у японцев, причем сами американцы, возможно, даже и не подозревают об этом. Я сама была свидетельницей начала этого процесса: после того, как Штаты оккупировали Японию, в получаемых нами американских журналах было много такого, что явно указывало на японское влияние. Оно угадывалось и в произведенных там вещах, товарах, если и не в целом, то в отдельных деталях. Это естественное явление, оно происходит автоматически. Но это в то же время и весьма любопытное явление, мы наблюдаем, как в отношениях между странами устанавливается своеобразный баланс: тот, кто одержал победу физически, оказывается сам побежденным – духом проигравшей физически стороны. Процесс, как мы видим, взаимообразный. Один добивается господства в материальном отношении, подчиняет себе другого физически, зато сам оказывается в духовной власти побежденного им противника.
Таким образом, то «перемешивание», о котором мы говорили, часто оказывается связано с войнами… Те способы достижения определенных целей, которые избираются Природой, отличаются медлительностью, запутанностью, излишней усложненностью. Ей требуется очень долгое время на то, чего можно было бы добиться гораздо быстрей, легче и без потерь с помощью определенных духовных средств. Природа же пока действует ценой огромных потерь. Но, как бы то ни было, она добивается своего. У нее свои способы «перемешивания» людей.
А она поступает так преднамеренно?
Здесь нельзя, конечно, говорить о преднамеренности в том смысле, как это понимают люди. И все же при определенных условиях можно увидеть во всем происходящем в мире осуществление Природой своих планов, ее стремление к определенным целям.
Просто надо понимать, что ваше видение, ваше мировосприятие зависит от уровня развития вашего сознания. То, что для обычного человека выглядит как один только хаос и ничего больше, может таковым и не оказаться при другом взгляде на вещи, ведь обычный человек способен уловить только отдельные детали огромной картины, ему кажется, что в действиях Природы существует колоссальная потеря времени, это происходит потому, что его представление о времени ограничено узкими рамками продолжительности его жизни. Ну а у Природы в распоряжении сама вечность. Ей и дела нет до каких-то там потерь и бесполезных с нашей точки зрения растрат; чтобы легче понять ее деятельность, вообразите себе, что Природа – это некий экспериментатор, мир для нее – это огромный котел, куда она бросает разные вещества, получает некую смесь, и если эта смесь – не то, что нужно, она выбрасывает все из котла без всяких колебаний, потому что она знает, что может взять те же вещества, но, предположим, в другой пропорции и получить уже другую смесь. Такая картина вполне соответствует действительности. На самом деле, для нее и потерь-то нет, потому что выброшенное из котла она снова пускает в дело – и так поступает постоянно, все время. Она разрушает собственные создания и вновь использует составляющий их материал – таков непрерывный принцип ее работы. Она постоянно созидает, разрушает, переделывает – ей ничего не стоит повторить нужный опыт сотни тысяч раз! Собственно, у нее нет пустых трат, все ее затраты связаны с ее работой. Ну а работа для нее – это забава. Само ее существование было невозможным без этой работы.
Такая работа, может быть, и забава для природы, но вряд ли она может понравиться человеку!
Ну, разумеется, это так, я совершенно согласна с этим. Это, действительно, несколько жестокая забава. Слишком жестокая…