Петрарка

Петрарка

В начале эпохи Возрождения высится колоссальная фигура Франческо Петрарки (600–летие со дня смерти которого торжественно отмечалось в 1974 году). Как говорил Леонардо Бруни, Петрарка «был первым, кто обладал такою тонкостью ума, что смог понять и вывести на свет древнее изящество стиля, дотоле утраченного и забытого». Пьер Паоло Верджерио, подчеркивая значение деятельности Петрарки, воскресившего классический стиль, восклицал: «Кто мог бы выйти на ясный свет добродетели и звания среди стольких грязных пороков, среди такого мрака невежества!»

Столь знаменитая личность не могла быть, конечно, обойдена вниманием фальсификаторов. И, действительно, известен, например, якобы принадлежавший Петрарке экземпляр Вергилия, на котором имеется его «собственноручная» запись о первой встрече с Лаурой 6 апреля 1327 г. в страстную пятницу. «Почерк Петрарки подделан был превосходно, но календарная справка обнаружила, что шестого апреля 1327 года был понедельник» ([50], стр. 8—9).

Вопреки общераспространенному мнению, следует со всей силой подчеркнуть, что в целом личность Петрарки представляется во многом неясной и окруженной множеством легенд, из–под которых едва проступает действительность.

Будучи уже авторитетным и известным поэтом, Петрарка вступил во второй период своей жизни — период странствий. В 1333 году он совершил путешествие по Франции, Фландрии, Германии. «Путешествуя по Европе, Петрарка устанавливал личные контакты с учеными, обследовал монастырские библиотеки в поисках забытых рукописей античных авторов и изучал памятники былого величия Рима. В Париже он сблизился с Дионисием (Диониджи) да Сан Сеполькро, ученым монахом, богословом, астрологом и комментатором. Валерия Максима, Овидия, Вергилия, Сенеки и Аристотеля. Дионисий подарил ему «Исповедь» бл. Августина. В это время Августин был для молодого Петрарки не столько богословом и одним из отцов церкви, сколько древним писателем, превосходным стилистом, отличающимся «римским красноречием»» ([33], стр. 59).

Петрарка становится одним из первых и самых яростных пропагандистов античных авторов и, в частности, «величия Древнего Рима». Это был человек с обостренным, слегка истерическим восприятием действительности, постоянно выдававший желаемое за действительное и приходивший в священный восторг при виде развалин античности в Италии.

В 1337 году Петрарка впервые посетил вечный город. Он был потрясен: «Рим показался мне еще более великим, чем я предполагал, особенно великими показались мне его развалины… Я уже не удивляюсь, что этот город завоевал мир, скорее удивляюсь, что завоевал его так поздно».

Рим и его окрестности встретили Петрарку хаосом легенд, из которых поэт отбирал те, которые казались ему «историческими воспоминаниями», формируя тем самым уже некую унифицированную легенду. «В Падуе показывали гробницу Антенора, в Милане с благоговением относились к статуе Геркулеса. В Пизе утверждали, что она основана Пелопсом, ссылаясь при этом на название — Пелопоннесская (так! — Авт.) Пиза. Венецианцы говорили, будто бы Венеция построена из камней разрушенной Трои. Существовало мнение, что Ахиллес правил некогда в Абруццах, Диомед — в Апулии, Агамемнон — на Сицилии, Евандр — в Пьемонте, Геркулес — в Калабрии. Аполлона считали то астрологом, то дьяволом и даже богом сарацин. Античным писателям изменили профессии: Платон стал врачом (! — Авт.), а Цицерон — рыцарем и трубадуром (!! — Авт.). Вергилий считался магом…» ([28], стр. 72).

Этот абсолютно неунифицированный хаос легенд и литературных источников сплошь и рядом противоречил реальным историческим памятникам. Петрарка писал: «Где термы Диоклетиана и Каракаллы? Где цимбриум Марса Мстителя? Где святыни Юпитера Громовержца на Капитолии и Аполлона на Палатине? Где портик Аполлона и базилика Гая и Луция, где портик Ливии и театр Марцелла? Где здесь построил Марий Филипп храм Геркулеса и Муз, а Луций Корнифиций — Дианы, где храм свободных искусств Азиния Паллиона, где театр Бальбоа, амфитеатр Статилия Тауреа? Где бесчисленные сооружения? Агриппы, из которых сохранился только Пантеон? Где великолепные дворцы императоров? В книгах находишь все, а когда ищешь их в Городе, то оказывается, что они исчезли или остался от них только жалкий след». Дымка мечты настолько заволакивала взор Петрарки, что, глядя на отчетливую надпись на пирамиде Цестия, он продолжал уверять, что это могила Рема! Реальная действительность Рима удивляла Петрарку. Колизей был почему–то замком и крепостью одного из феодальных родов, та же участь постигла «мавзолей Андриана», «театр Марцелла», арку «Септимия Севера».

«С прибытием Петрарки в Рим начинается новая эпоха в переоценке упадка великого города. Петрарка был первым человеком нового времени, чьи глаза наполнились слезами при виде разрушенных колонн и от одного только воспоминания о забытых именах, чье сердце было взволновано немым свидетельством камней» ([28], стр. 73). Сам Петрарка писал: «Остатки древних стен, благоговенье внушающие, либо страх, когда былого вспоминаются картины…» Отношение Петрарки к Риму ярко проявляется, например, в стихотворном письме к Паоле Аинибальди: «Честь тебе и хвала, если ты сохранишь эти стены, ибо они говорят о том, сколь славен был Рим, пока стоял нерушимо».