Театр Еврипида

Театр Еврипида

Морозов также подвергает (см. [4], стр. 561—652) исследованию сами произведения «античной» драматургии с целью обнаружить в них самих следы подлога. Мы не будем излагать здесь всех соображений Морозова, а ограничимся только теми, которые относятся к Еврипиду.

Вот что пишет Морозов:

«…Вот, например, хоть «Прекрасная Елена» Еврипида, поставленная, судя по надписи, на афинской сцене ровно за 412 лет до «Рождества Христова».

В сценарии ее на переднем плане стоит гробница покойного царя. За нею стена кремля, у которой ворота настежь открыты. Далее холм, на котором возвышается роскошный дворец Феоклимена, но двери его заперты. Сцена первая. Перед гробницей на ложе из листьев и ветвей. Елена. Утро. Царица поднимается с ложа.

ЕЛЕНА

Здесь блещут Нила девственные волны

Взамен росы небесной он поит

Лишь снег(!!) сойдет в Египте, по низинам

Лежащие поля…

(В сноске Морозов приводит и греческий текст, показывающий, что «снег в Египте» не является вольностью переводчика. — Авт.).

Читатель сам поймет, что краска стыда на лице не позволяет мне останавливать его особое внимание на снеге, покрывающем Египет…

Скажу только, что измыслить такую несообразность не мог ни один ионийский или какой–либо другой грек, а только француз — не южнее Парижа или германец — не южнее Вены.

Но обратите внимание опять на обстановку сцены, необходимую особенно при четвертом выходе, когда «на фоне рассвета одна рабыня несет высоко поднятый горящий факел и чашу, в которой дымится сера, а ее госпожа останавливается и долго смотрит на предрассветное небо»…

Еще сложнее обстановка сцены в тех местах «классических авторов», где являются боги. Вот, например, трагедия «Геркулес», того же Еврипида, на которой скромно написано, что она «представлена в Афинах около 420 года до «Рождества Христова».

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Набегает мрак. Глухие раскаты грома. В воздухе над домом Геркулеса показываются крылатая молодая богиня Ирида в шафранном плаще и страшное костлявое создание, Лисса, со змеями в черных волосах и с отвратительным лицом, в черном одеянии.

…в греческом тексте, по которому я проверял перевод, никакого описания сцены нет, но оно дано переводчиком правильно: без такой обстановки разыграть перед зрителями «Елену» или «Геркулеса» невозможно…

…Какими техническими средствами можно было произвести этот мрак и видения говорящих призраков на афинской открытой сцене еще за 420 дет до «Рождества Христова»? Мы смело можем сказать: никакими, следовательно, ничего подобного и не производилось. Значит, Еврипид, а с ним и все его «классические современники» были уже прекрасно знакомы с западноевропейским театром Эпохи Возрождения, когда… машины на закрытых сценах могли производить и свет и тьму, …перенося на невидимых зрителям черных проволоках в полумраке даже летающих актеров.

И пусть мне не говорят, что о древних декорациях нельзя судить по нашим и что они могли быть сделаны очень грубо. Всякой грубости есть предел, и в трагических местах представления грубость никогда не могла доходить до того, чтобы вместо ужаса возбуждать в зрителях хохот. Ведь все актеры знают, что театральная публика более восприимчива к смешному, чем к трагическому…

Так и в древности появление в воздухе мистической ужасной фурии или привидения не могло быть устроено в виде явного чучела, качающегося на веревке, а должно было возбуждать в зрителях иллюзию сверхъестественности, иначе трагедия мгновенно перескочила бы в комедию…

Итак, мы видим, что с точки зрения декоративной (по–видимому, декорационной. — Авт.) техники классические греческие драмы… не могли быть и написаны без знакомства с театральной техникой Ренессанса. Но то же самое выходит и по структуре их стиха…» ([4], стр. 563—538).

Мы оборвем здесь анализ Морозова, поскольку полностью излагать его у нас нет места.

Возможно, что в процитированном фрагменте Морозов недостаточно учитывает, на что способна привычка к театральной условности, но, конечно, обмолвка Еврипида о «снеге в Египте» впечатляет.

Не нужно, впрочем, думать, что эта обмолвка Еврипида никем до Морозова не была замечена. Напротив, она известна, и известно ее объяснение. Именно утверждается, что Еврипид имел в виду таяние снегов в верховьях Нила, которое, по мнению античных географов, и вызывало его ежегодные разливы. Мы еще раз убеждаемся, что при желании можно объяснить любую странность древней истории, но не является ли это лишь доказательством изобретательности человеческого ума?

К тому же «снег в Египте» не является единственным ляпсусом у Еврипида. Например, в «Ипполите и Федре» хор поет:

«И ланиты с косою золотою

За кисейною прячет фатою».

Морозов справедливо указывает, что «коса золотая» является атрибутом блондинок Севера, так что «одно представление о блондинной красоте показывает уже северное происхождение автора…» ([4], стр. 571).

Таким образом, с какой стороны не подойти, всюду обнаруживаются свидетельства апокрифичности «классических» драм.