Афины и Спарта

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Афины и Спарта

До определенного (не очень высокого) уровня развития производительных сил развитие городов и их роль во многом определялись их географическим положением. Например, возвышение Москвы зависело от ее местоположения на скрещении речных торговых путей в центре процветающего экономического района.

Взглянем же на Афины. Вот что пишет Морозов: «Мог ли здесь когда–нибудь в прошлом… образоваться центр сильного государства, способного оказать какое–либо воздействие на Италию, Сицилию, Балканский полуостров или на Малую Азию?

Никогда! Окружающая местность слишком бедна физически, сравнительно с этими странами, чтобы здесь когда–нибудь основное население могло дать достаточное количество материальных ценностей для содержания сильного ударного ядра, способного быть перекинутым победоносно в поименованные мною страны. Афины по своей природе и географическому положению — это не более как постоялый двор, простая станция… для торговых судов, идущих из Неаполя, Мессины, Венеции и Ломбардии в Адрианополь и Константинополь, и наоборот. Благодаря этому Афины неизбежно должны были сделаться в средние века нашей эры, когда появились парусные суда дальнего плавания, и даже потом, довольно богатым и культурным, но никак не могущественным городом… сильным городом Афины никогда не могли быть. Постоялый двор не может воевать со своими постояльцами… Можно сказать совершенно наоборот: если в древности и был какой–либо город, наиболее заинтересованный в сохранении всеобщего мира в бассейне Средиземного моря, то это были именно Афины» ([4], стр.491).

В гл.18, где, в частности, исследуется средневековая история Афин, мы увидим, что эти теоретические положения полностью подтверждаются фактами.

Морозов, далее, спрашивает, как «война такого огромного масштаба, как описанная Фукидидом и охватившая весь бассейн Средиземного моря, могла возникнуть только из–за того, что горная деревушка Спарта, в которой по ее геофизическим условиям никогда не может быть (ни в прошлом, ни теперь, ни в будущем «до скончания веков»!) никакого культурного государственного центра, поссорилась с губернским городком Афинами, которые тоже не могли быть…первостепенным центром культуры и государственной жизни в относительно крупном масштабе?

А если эта война была вызвана не ссорой деревушки Спарты с губернским городком Афинами, то почему же Фукидид описывает ее, как войну за мировую (по тогдашнему масштабу) гегемонию этих двух пигмеев среди окружающих их, во много раз более крупных народностей на прибрежьях Средиземного моря?

С этой точки зрения нам не остается другого выбора, как допустить, что или все сочинение Фукидида есть дикий фантастический роман, или что именами Спарты и Афин в нем спрятались, как под псевдонимами, несравненно более могучие культурные центры, а под Пелопоннессом описан весь бассейн Средиземного моря… Только в таком случае книга Фукидида будет реальная история борьбы каких–то двух первоклассных культур Средиземного моря, вроде латинского Запада и эллинского Востока, действительные государственные центры которых скрыты Фукидидом под псевдонимами Афин и Спарты…» ([4], стр.489).

В другом месте Морозов еще раз возвращается к этой мысли:

«То же самое можно сказать и о знаменитой Спарте, ничтожное население которой в своем небольшом Лакейском ущелье, на несудоходной горной речонке Иврите, без всяких минеральных богатств и топлива для их обработки, подняло само себя, по Фукидиду, на большую культурную высоту, не иначе как схватив друг друга попарно подмышки, и полетело… воевать за гегемонию на Средиземном море. Читая «Историю Пелопоннесской войны», я в первый момент думал, что имею дело с какой–то грандиозной мистификацией, и только потом, после астрологического определения времени четырех (так у Морозова. — Авт.) указанных там затмений мне стало ясно, что псевдо–Фукидид тут описал довольно реально борьбу за гегемонию латинского Запада с эллинским Востоком, и что под именем Спарты (т.е. по–гречески — Узды) у него надо подразумевать Рим, а под Афинами — Византию, и что всю его книгу приходится признать за произведение эпохи Возрождения или ее кануна» ([2], стр.683).