Предварительная теория
Предварительная теория
Как мы уже выяснили (§ 4, к гл. 8), город Рим был основан в середине IV века н.э. императором Валентинианом как пограничная сторожевая крепость. Местоположение этого города, как мы уже знаем, чрезвычайно неудачно как с военно–политической, так и с экономико–географической точек зрения, и не дает никаких оснований для его развития, даже не в «Вечный город», а в мало–мальски обширное поселение.
Почему же Рим, не успев появиться, сразу стал бурно расти и уже лет через сто начал претендовать на влияние, если не в политических, то в религиозных вопросах?
Ответ как будто бы очевиден, и именно его дает Морозов в первых томах своего многотомного исследования (см. напр.,[2], стр. 342—353). Этот ответ состоит в том, что местоположение Рима было чрезвычайно удобно в одном и только одном отношении: он был прекрасным остановочным пунктом на пути богомольцев к Везувию. Более того, часть ааронцев, напуганная непрекращающимися извержениями, могла раз и навсегда перенести свой храм в Рим, как место, достаточно безопасное по удаленности, но, вместе с тем, достаточно близкое, чтобы «божья благодать» еще в нем чувствовалась.
Пилигримы оставляли в Риме достаточно средств, чтобы он мог процветать, строиться и расти; одновременно росло и его влияние как религиозного центра с догматикой, несколько отличающейся от догматики «правоверных» ааронцев, упрямо восстанавливавших свои храмы у подошвы Везувия.
После того, как Везувий окончательно уничтожил в катастрофическом извержении Помпею центр культа естественным образом перешел в Рим, где его первоначальное вулканическое происхождение быстро забылось.
Эта теория, бесспорно, во многом правильна, но она все же оставляет открытым ряд вопросов.
Во–первых, путь к Везувию через Рим проходил только с севера. Хотя мы и можем подозревать (см. предыдущий параграф), что к тому времени Ломбардия уже приняла ааронство, нет сомнения, что такой же, если не больший, поток пилигримов достигал Везувия морским путем, минуя Рим (это был естественнейший путь к Везувию для жителей почти всего Средиземноморья).
Во–вторых, не мешает объяснить, почему именно в Риме остановились беглецы–ааронцы; они могли в полной безопасности сделать это куда ближе и в более удобном месте.
Список недоуменных вопросов можно было бы и увеличить, но и без того ясно, что должна существовать какая–то дополнительная мощная причина, привлекавшая людей именно к Риму (и привлекавшая настолько сильно, что даже паломники, прибывшие морем, не ленились, поклонившись Сиону–Везувию, дать крюк и заехать в Рим; без этого невозможно объяснить быстрый рост его богатства).
По–видимому, Морозов долго искал эту причину и, наконец, нашел ее в личности апостола Петра.