XIX. «Хранители тайн»

XIX. «Хранители тайн»

В роскошном масонском храме всё было тихо и пусто, хотя и не темно. Все здания, окружённые высокой стеной, обслуживались собственной электрической станцией, которая продолжала работать даже тогда, когда погасли обе городские станции.

Этот необъяснимый факт много способствовал успокоению масонов, увидевших в нём доказательство силы и могущества своего страшного покровителя — Сатаны.

Во всех коридорах горели лампы и лампочки, освещая мраморную мозаику полов, яркую живопись стен, сверкающую позолоту картин и дивную резьбу колонн, обвитых благоухающими цветочными гирляндами.

На жертвеннике, на котором сегодня утром были зарезаны в честь «великого архитектора вселенной» белая телица и чёрный баран, дымились благовонные курения. Вокруг этого украшенного крупными опалами и рубинами драгоценного сосуда, на дне которого ещё оставалась потемневшая кровь жертвенных животных, лежали увядающие роскошные венки цветов, покрывающие окровавленный мрамор, а перед жертвенником стояли на страже два «левита» в длинных белых одеждах, опоясанных красными масонскими передниками.

Тревожно прислушивались они к глухим раскатам подземного грома, изредка обмениваясь тихими словами:

— Слышишь, Бержерад? Вот опять. Право, кажется, стены вздрагивают. Боюсь, не сыграла бы с нами злой шутки эта Лысая гора.

Говоривший — молодой мулат с бледным, сумрачным лицом и впалыми глазами на светло-коричневом лице — был один из давнишних адептов масонства. Именно потому в душе его и зарождалось временами недоверие, а, пожалуй, и отвращение к таинственному учению.

Альбин Фоветт был образованным человеком, одним из известнейших адвокатов Мартиники, получившим от отца-фабриканта прекрасное состояние. Перед ним открывалась прекрасная будущность, но нетерпеливое честолюбие загнало его в ряды масонов, могущественное покровительство которых обеспечивало быстрые успехи на всех поприщах.

Альбин Фоветт мечтал о депутатском кресле, которое в странах, осчастливленных пресловутым «парламентаризмом», открывает дорогу к высшим государственным постам каждому болтуну, обладающему здоровой глоткой и хорошо подвешенным языком, даже если человек этот не обладает ни единым качеством, необходимым для члена правительства. Он решил выступить кандидатом радикальной партии, уверенный во всемогущей поддержке масонов. И действительно, масоны хотели провести его в депутаты как человека «вполне надёжного», так что избрание молодого адвоката казалось вполне обеспеченным.

Но в последнюю минуту верховный совет масонства внезапно объявил ему, что его кандидатура откладывается до следующих выборов, так как явилась неотложная необходимость послать в Париж, в качестве представителя колонии, определенное лицо, — некоего сенатора Кнайта, богатого жида-банкира. Это заявление наполнило душу молодого масона горечью, которая как будто сдёрнула пелену, до сих пор покрывавшую глаза Фоветта.

Странным и непривлекательным показалось ему многое в ритуале масонов, — частью смешным, частью неприятным, почти отвратительным. До сих пор он не замечал ничего подобного, спокойно исполняя обрядности тайного общества, которому он предался телом и духом лет десять тому назад, ещё на скамейке Сен-Пьерского лицея, где масоны-профессора столь же искусно, как и успешно, развращали и совращали молодежь в свою политическую шайку, прежде чем заманить «политических союзников» в секту богоборцев.

Недовольный, разочарованный и усталый молодой адвокат нехотя играл роль «левита», доставшуюся ему на церемонии открытия масонского храма и его «посвящения» тому «великому архитектору природы», под которым легковерные и простодушные масоны низших степеней подразумевают Единого Творца Вселенной — Господа Бога, богоборцы же высших степеней масонства почитают духа зла — сатану-искусителя.

И теперь, после окончания церемонии, когда умолкли пение и музыка и удалилась многочисленная публика, а вслед за ней и участники церемонии, оба молодых «левита», согласно ритуалу оставленные дежурить у жертвенника, чувствовали усталость и головокружение.

Тяжёлый воздух, наполненный удушливым благоуханием, не вполне заглушающим запах пролитой и ещё не смытой крови жертвенных животных, — затруднял дыхание «хранителей» жертвенных тайн. Им приходилось опираться на широкие обоюдоострые мечи, чтобы не упасть от усталости. Правда, «левитам» разрешалось присесть на маленькие серебряные треножники, поставленные у подножия ближайших к жертвеннику могучих колонн, но это не могло удовлетворить измученных усталостью людей.

Товарищ Фоветта, известный журналист-негр, редактор-издатель радикального листка «Гроза Мартиники», Бержерад, в противоположность молодому адвокату, достиг уже всего, чего ждал, благодаря влиянию масонства, и потому был слепо предан тайному обществу, подобравшему его, нищего негритёнка, на улице и сделавшего из него образованного журналиста, хозяина газеты, дающей завидные доходы и… незавидное влияние, основанное на шантаже, клевете и скандальных разоблачениях.

Более осторожные купцы и дельцы откупались от Бержерада, выплачивая ему крупные премии за его «молчание». К остальным он был беспощаден, безжалостно описывая сокровеннейшие семейные тайны или супружеские недоразумения. Скрыть от него что-либо было совершенно невозможно, ибо чёрный журналист был кумиром чёрной прислуги. Все кухарки, прачки, лакеи, горничные, судомойки и поломойки Сен-Пьера служили ему репортёрами-добровольцами, принося в его редакцию самые свежие новости, самые пикантные сплетни. Бержерад только «обрабатывал» этот богатый материал с враждебным талантом злого пасквилянта.

Оставшись вдвоём с Альбином Фоветтом, доктор Бержерад с самодовольством осматривал свой белый костюм, украшенный богатой золотой бахромой, и вышитый золотом красный передник масонов. На головах «хранителей тайн», над золотым обручем, дрожали брильянтовые пентаграммы, а длинные обоюдоострые мечи в их руках были украшены рубинами и ониксами.

Подобно Альбину Фоветту, Бержерад так же внимательно прислушивался к глухим раскатам подземного грома, напоминающим о грозной близости вулкана. Но, в противоположность своему товарищу, чёрный журналист не пугался их. Слепо веря в россказни масонских проповедников, Бержерад видел в голосе вулкана проявление силы и мощи сатаны, почему и ответил на замечание адвоката спокойным и уверенным голосом:

— Не понимаю, чего ты боишься, брат? Нам достаточно ясно доказано прямое соотношение движения вулкана с волей нашего могучего повелителя. Слушая грозный голос его гнева, мы должны радоваться, а не дрожать. Нам он уже доказал своё покровительство. Взгляни: вокруг нас горят лампады. Наша станция спокойно работает несмотря на то, что во всём городе погасло электрическое освещение. Это ли не доказательство силы и покровительства нашего всемогущего господина и повелителя?

Молодой адвокат произнёс задумчиво:

— Обратили ли вы внимание на странную тучу, с утра стоящую над Сен-Пьером? Она, как две капли воды, похожа на острие гигантской косы, ручка которой воткнута в жерло вулкана. А эта коса раскинулась как раз над городом, от одной окраины до другой…

Бержерад пожал плечами.

— Ведь нам достаточно объяснено было нашими старейшинами, что эта туча является действительно символом гибели, с косой в руке смерти. Но гибель грозит не нам, а трусливым поклонникам Назорея. Наш великий владыка гневается на существование христиан и их храмов, требует полного их уничтожения, посылая в помощь нам могучую силу вулкана, своего верного слуги.

— Я рад бы был согласиться с вами, но, к несчастью, не могу отделаться от тяжёлых предчувствий.

— Да каких же, во имя сатаны? Каких предчувствий? — нетерпеливо вскрикнул Бержерад. — Ведь сегодня вечером всё должно кончиться, к вящей славе его. Ещё два-три часа, и во прах падет образ Матери врага нашего. Мина, долженствующая взорвать на воздух статую Мадонны Покровительницы, уже заложена. К закату солнца всё будет кончено. Затем начнётся благодарственное жертвоприношение, для которого уже давно приготовлена жертва. Вы помните, конечно, ту хорошенькую девушку, которую мы раздобыли в день великого рождественского побоища?

Альбина Фоветта передернула нервная судорога.

— Помню, — глухо произнёс он, проводя слегка дрожащей рукой по глазам. Но сейчас же оправившись от внезапно охватившего его волнения, проговорил, невольно понизив голос: — Ну, а та, другая девушка, эта ясновидящая, от которой тщетно добиваются покорности. Что с нею будет?.. Вы ничего не слыхали об этом, товарищ?

— Ничего достоверного… Хотя нетрудно догадаться, что её присудят в жертву вместе с другой, если она останется по-прежнему непреклонной.

— Смелая девушка, — задумчиво проговорил Альбин Фоветт… Смелая девушка! — повторил он с выражением не то одобрения, не то жалости.

— И красивая девушка, — сверкая глазами, добавил чёрный журналист.

— А разве вы её видели? — с любопытством спросил адвокат.

— Как же! Я ведь состою в числе хранителей темниц, и на прошлой неделе была моя очередь сторожить пленниц… Очень красивые девушки. В особенности эта ясновидящая. Немало видел я белых красавиц, но, признаюсь, такой не видывал. Если бы к ней можно было бы добраться, я бы сломил её упорство легче и скорей, чем наши магнетизёры, — добавил он, цинично улыбаясь, отчего мрачное лицо стало совсем отвратительным. — К сожалению, стальные двери слишком крепки, а ключи у начальников… Но я надеюсь, что перед жертвенным камнем её отдадут «избранным», заслужившим особенной награды, к числу которых я имею право причислить и себя. Ведь только благодаря мне и моей газете наш кандидат пройдёт с приличным большинством голосов. Моя газета так хорошо подготовила общественное мнение, что противная нам партия не имеет ни малейшей надежды.

Напоминание о выборах заставило вздрогнуть молодого адвоката. Он припомнил свои разрушенные надежды и нахмурился. В его сердце закипала злоба против масонских вожаков, пожертвовавших его несомненными правами и нарушивших своё обещание ради исполнения прихоти жида-миллионера.

Альбин Фоветт насупился и замолчал. Молчал и чёрный журналист, погрузившись в мечты о белых красавицах, которые должны были украсить чудовищную оргию, неизменно заканчивающую страшные чёрные мессы жертвоприношения сатане…

А в это время шестью этажами ниже, в далёких подземных комнатах, выдолбленных в цельной гранитной скале, изнывала та, о которой мечтал отвратительный негр-масон — Матильда Бессон-де-Риб…