XXVI. Жертвоприношение сатане
XXVI. Жертвоприношение сатане
Только тот, кто упорно бился, тщетно пытаясь освободиться от мучительного кошмара, может представить себе положение и чувства молодых женщин, глядевших на жертвоприношения сатане.
Ужасно было это отвратительное зрелище. Ужасно даже тогда, когда глубокая тишина окружает каменных идолов в безлюдном помещении. Вдвойне ужасно, когда отвратительное капище ярко совещается бесчисленными огнями, когда толпа обезумевших богоборцев наполняет его пьяными воплями, когда раздаются святотатственные песни в честь сатаны, а огонь чёрных свечей смешивается с удушливым запахом можжевельника, с воскурениями, одуряющими и возбуждающими все низкие похоти, таящиеся в душе человеческой.
Когда нам, детям XX века, приходится читать описания чудовищных «чёрных месс», устраивавшихся перед французской революцией, мы недоверчиво качаем головой и говорим: «Какой вздор, какие сказки!». Мы не можем понять, как могло человечество верить в «подобные глупости», забавляться такими «нелепыми кощунствами», принимать участие, хотя бы и косвенное, в таких гнусных преступлениях.
Когда известный французский писатель Гюисманс лет тридцать назад осмелился первый рассказать печатно, что сатанизм существует и в наше время, когда он описал «чёрную мессу», совершающуюся в Париже в конце XIX века, над ним стали смеяться. Но постепенно страшная истина начала выплывать из мрака тайны, которой окружали её заинтересованные, и грозный призрак сатанизма поднялся, наконец, во весь рост, дерзко угрожая кровавой дланью сияющему кресту Господню.
Теперь уже нельзя сомневаться в существовании обожателей дьявола. Опровергают это лишь масоны и их приспешники, имеющие свои особые причины отвергать очевидность.
Сначала Гермина глазам своим не поверила, рассматривая отвратительные подробности капища сатаны. Склонившимся над решётчатым отверстием в потолке ясно видна была гигантская статуя Люцифера, изображённого в виде чёрного козла с красивым, но злым и насмешливым человеческим лицом. Над высоким лбом его круто подымались большие золотые рога с горящей между ними синим огнем древнееврейской буквой «шин», — начальной буквы имени великого искусителя: «шатан» (сатана).
Не менее ясно видели невольные зрители адского жертвоприношения и гранитный треугольный камень, лежащий посреди капища, — с выдолбленной на его поверхности фигурой как бы распятого человека и громадным золотым сосудом, стоявшим у нижнего конца треугольного камня там, где оканчивается глубокий жёлоб для стока жертвенной крови.
Торжественное «сатанослужение» уже началось.
По капищу носились клубы зеленовато-жёлтого, сильно пахучего курения, подымающиеся из бесчисленных сосудов, разбросанных повсюду. Одуряющее и возбуждающее благовоние смешивалось с острым запахом больших чёрных свечей, горящих зелёным пламенем в высоких шандалах, изображающих то людей, то животных, в самых неприличных отвратительно-грязных позах.
Бесчисленные лампады, серебряные и золотые, украшенные драгоценными камнями и сверкающие пёстрой эмалью, освещали разноцветными огнями фигуры каменных и металлических истуканов, причудливых чудовищ, каких вызывает из ада бред белой горячки. Но здесь перед этими чудовищными истуканами падали ниц мужчины и женщины, перед ними воздевались руки «молящихся», им возжигали свечи и кадили каким-то красным дымом из сосудов, от неприличной формы которых краску стыда залила лица честных женщин, ставших случайными зрительницами этих мерзостей.
Гермина крепко сжала руку Матильды. Ей казалось, что она спит и бредит. Широко расширенными, испуганными глазами глядела она на толпу народа, наполнявшую капище. Тут были мужчины и женщины, даже дети, частью наряженные в фантастические костюмы, напоминавшие оперу «Аида» или драму «Соломея», частью полураздетые или даже совсем обнажённые. И все они, — мужчины, женщины и дети, белые, чёрные и метисы, пели громкий гимн сатане, возмутительные слова которого, полные бешеной ненависти к извечному победителю духа тьмы — Христу Спасителю — явственно долетали до ушей невидимых слушательниц.
— Матильда, Матильда! Что это такое? — шептала, откидываясь назад, Гермина.
Одуряющие запахи проникли в верхний подземный ход, заставляя болезненно биться сердца и кружиться головы.
Гермина снова нагнулась над решёткой. До её слуха донёсся тихий женский голос, показавшийся ей знакомым.
Посреди капища стояла Луиза.
Леди Дженнер, не ожидавшая ничего подобного, не вскрикнула только потому, что рука Матильды быстро легла на её губы. Но взгляд Гермины выразил такой безумный ужас непонимания, что Матильда произнесла едва слышно шёпотом:
— Ради Бога, молчи, Гермина! Не погуби себя и нас. Помни, что один звук может привлечь внимание злодеев и тогда уже ничто нас не спасёт.
Гермина с трудом дышала, силясь побороть волнение.
— Но ведь это Луиза! Моя Луиза! Как она сюда попала? — растерянно повторяла она, не отрывая глаз от страшной сцены, разыгрывавшейся внизу. — В капище? Как она сюда попала?
— Так же, как и я! — ответила Матильда торопливо. — Её похитили так же, как и меня…
Гермина сделала резкое движение, но Матильда снова прошептала:
— Ради Бога, молчи, Мина, если не хочешь погубить всех нас. Её всё равно не спасёшь.
Фигура бедной Луизы была ясно видна наблюдающим сверху. Несчастная девушка была уже «приготовлена» для дьявольского жертвоприношения. Совершенно обнажённая, она была прикрыта громадным пурпурным плащом, расшитым какими-то кабалистическими знаками из чёрного бархата и золота. На распущенные длинные волосы обречённой надет был символический венок из тринадцати ядовитых растений, а в руки вложен букет из семи зелёных веток.
Два жреца сатаны стали возле неё. Лица их не были замаскированы, и в одном из них Матильда узнала одного очень богатого квартерона, просившего её руки года четыре тому назад.
Она тяжело вздохнула, узнавая одного за другим присутствующих сатанистов, которым ещё недавно пожимала руки «в обществе», считая их своими добрыми знакомыми. С ужасом спрашивала она себя, где же граница распространения отвратительной секты, к которой, казалось, принадлежал весь город? Как Господь терпит существование подобного города?
Как бы в ответ на этот вопрос раздался тихий, но внятный рокот — грозный голос вулкана, предвестника гнева Божия…
А внизу страшная драма шла своим порядком.
«Обречённую» подвели к жертвенному камню, украшенному гирляндами из тех же, посвящённых сатане, цветов и растений, и сдёрнули с неё плащ. Глухой ропот пронёсся по подземному капищу, напоминая рыкание дикого зверя, завидевшего лакомую добычу.
Кровь похолодела в жилах невольных свидетелей этой адской сцены.
Бедную девушку подвели к жертвенному камню.
— Не гляди, Гермина, не гляди! — боязливо прошептала Матильда.
Но несчастная леди Дженнер уже не могла отвернуться от ужасного зрелища, не могла даже закрыть глаз, какой-то непостижимой силой пригвождённых к решётке, сквозь которую ясно видны были мельчайшие подробности адского жертвоприношения.
Она видела, как Луиза опустилась на роковой камень, как отделился один из жрецов и неслышными шагами приблизился к распростёртой жертве, которую удерживали четыре полуобнажённых женщины с сверкающими глазами и бледными лицами вакханок, опьянённых кровью. Она видела, как над распростёртым телом несчастной девушки поднялась рука со сверкающим ножом и как лезвие скрылось в белой груди, из которой фонтаном брызнула алая струя, стекая в широкий золотой сосуд, подставленный отвратительной старухой с лицом ведьмы и глазами голодного волка.
В ту же минуту под звуки чисто дьявольской музыки вокруг жертвенного камня в бешеной пляске закружился адский хоровод жриц сатаны. Всё ускоряющиеся движения обнажённых плясуний скрыли от присутствующих агонию несчастной жертвы, но Гермина смотрела сверху и видела, как поражённая насмерть Луиза судорожно вытянулась и замерла, склонив побледневшую голову на левое плечо, подобно розе, охваченной смертельным морозом.
В то же время лицо жреца, медленно вынимающего жертвенный нож из груди несчастной девушки, выступило из тени колонн, отчасти скрывавших его, и при виде этого красивого молодого лица, обрамлённого чёрными кудрями, леди Дженнер отчаянно вскрикнула:
— Лео! Лео! — и без чувств свалилась на пол. Могучая рука подняла упавшую и тихий, но повелительный голос произнёс:
— Скорее, скорее за мной! Я понесу её. Держитесь друг за друга, чтобы не растеряться в темноте!
— «Чёрный чародей», — прошептал Дим.
— Отец! — вскрикнула Матильда, хватая руку старика.
— Скорее, скорее! — повторил он, делая резкое движение. В ту же минуту светлое пятно в полу исчезло, сквозная решётка закрылась. Тьма окружила беглецов.
Но чёрный отшельник двигался в этой темноте так же быстро и уверенно, как среди белого дня. При этом его старые руки легко несли бесчувственную леди Дженнер.
Матильда следовала за ним, держась за край его белого плаща и чувствуя, что Дим держится за конец её платья.
Путешествие в глубокой тьме продолжалось не менее часа. Матильда начинала чувствовать утомление, дыхание её становилось прерывистым, и даже маленький негритёнок громко вздохнул раза два.
Старый отшельник понял утомление своих молодых спутников и, не останавливаясь, проговорил:
— Крепитесь, дети мои! Сейчас мы у цели.
Действительно, через четверть часа воздух в подземных галереях, становившийся всё удушливей и горячее, стал заметно охлаждаться. Дышалось легче, чувствовалось как бы дуновение ветерка. Ещё через сотню шагов до слуха Матильды долетел отчаянный женский плач.
— Марта! — вскрикнул Дим. — Она считает нас погибшими. Радостный крик ответил на его возглас.
— Марта, мы здесь! Живы и здоровы! — восторженно вопил Дим, пока чёрный отшельник отодвигал камень, закрывающий выход из подземной галереи.
После восторженной встречи старик проговорил:
— Садитесь на мулов и следуйте за мной!
И снова началось головоломное путешествие по такой крутизне без дорог и тропинок, что надо было удивляться крепости ноги и осторожности шага верховых мулов, не споткнувшихся на этом отчаянном пути.
Молча, твёрдым шагом шёл «чёрный чародей» впереди всадниц, следующих одна за другой: сначала Матильда, затем Гермина, наконец, Марта. А за последней, придерживаясь, по местному обычаю, за хвост её мула, — шёл маленький негритёнок.
Становилось светлее. Солнце, пока ещё скрытое вершинами гор, уже золотило высокие скалы, превращая их гранитные громады в ярко-розовые облака, резко выделяющиеся на ещё тёмном синем небе. Но постепенно эта тёмная синева как бы растворялась в волнах солнечного света. Небо покрывалось пурпурным заревом, отражение которого зажгло зелёные волны океана. Путешественники снова обогнули Лысую гору, но теперь в обратном направлении. Они опять находились прямо над Сен-Пьером, на высоте трехсот саженей над его последними зданиями.
Внезапно «чёрный отшельник» остановился. Матильда радостно вскрикнула, увидев знакомую ей шоссированную дорогу, ведущую в Порт-де-Франс. На этой высоте она не была испорчена обвалами деревьев, и даже вулканического пепла на ней не было.
Выехав на шоссе, «чёрный чародей» остановился.
— Здесь мы можем отдохнуть, — сказал он. — Вы можете даже сойти с сёдел и прилечь немного. Мы в безопасности.
— От чего, отец мой? — робко спросила Матильда. — Неужели масоны будут преследовать нас?
Старик отрицательно покачал головой, задумчиво всматриваясь в роскошную панораму, раскинувшуюся внизу.
Роскошный город сбегал по нижнему склону гор своими прямыми, широкими, но короткими улицами к берегам полукруглого залива, светло-зелёные волны которого оделись сверкающим плащом бриллиантовых искорок, отражая лучи ещё невидимого солнца. Беспредельное небо постепенно теряло огнисто-золотой цвет, окрашиваясь сначала бледно-розовым, затем ярко-пурпурным блеском. Громадное белое пространство вулканического пепла, на котором раскинулся такой же белый город, начало оживать с появлением дневного светила.
Краски быстро сгущались, бледно-розовый цвет становился всё темнее и ярче. Теперь уже небо и земля казались залитыми свежей кровью, а отражающее их безбрежное море, казалось, ласкало берег кровавой волной. Воздух был так прозрачен, что, несмотря на высоту, ясно виднелось начинающееся движение по улицам Сен-Пьера.
Город пробуждался. Жители выходили из домов, разбегаясь по улицам, точно муравьи. На море зашевелились лодки, шныряя между судами. На некоторых из этих судов разводили пары. Белый дымок, выходящий из труб, расплывался розовым облачком в прозрачном воздухе. Вдали, на разных расстояниях, виднелись белые паруса. Точно крылья отдыхающих на волнах морских птиц, скользили они по синей поверхности сверкающего моря. И все они спешили к одной цели: Сен-Пьеру.
Старый отшельник торжественно протянул руку:
— Смотрите, дети мои, на это судно. Вот там, направо, ближе к городу. Это яхта губернатора Мутета. Он спешит в Сен-Пьер из Порт-де-Фраса, спешит на выборы. Я предупреждал вчера его и его молодую жену. Но долг посылает его на смерть. И верная жена сопровождает мужа. «В жизни и в смерти волен Бог», ответила она при мне, когда муж умолял её остаться. Молитесь за честного человека, дети мои! Да простит Господь его прегрешения вольные и невольные, ради свято исполненного долга!
Старик помолчал и затем вторично протянул руку, указывая вдаль. Там, далеко-далеко на горизонте, виднелась белая точка, не больше голубиного крыла — парус быстро удаляющегося судна.
Старик вздохнул.
— Это последние беглецы из Сен-Пьера, — тихо произнёс он. — Последнее судно, которому удастся уйти из этого залива. Матильда с недоумением взглянула на говорившего.
— Почему, отец мой? Ведь в гавани стоят несколько судов. На двух уже пары разведены. Взгляни, отсюда ясно виден белый дым, подымающийся к небу.
— А ты видела ли когда-нибудь небо такого цвета, дочь моя? — спросил старый негр печально.
Матильда подняла глаза с удивлением, почти со страхом.
— Ты прав, отец мой. Я никогда не видела ничего подобного. Посмотри, Гермина! И небо, и море точно залиты кровью.
Леди Дженнер закрыла лицо руками и с тихим стоном прошептала:
— Не говори о крови, Матильда.
— Возмездие близко, — грустно произнёс старый отшельник. — Взгляните в последний раз на этот великолепный город и попрощайтесь с ним. Гнев Божий неотразим. Карающая рука Господня уже поднята над Сен-Пьером. Невинная кровь, пролитая во славу сатане, вопиет о мщении.
Взгляд старого негра скользнул по роскошному заливу, окаймлённому чуть не на двадцать верст красивыми дачами, громадными фабриками, великолепными зданиями.
В это время солнце победоносно выплыло из-за вершины Лысой горы и затопило небо и море своим горячим ярким светом. Зелёные волны засинели, отливая золотом.
В городе усилилось движение. Откуда-то донеслись слабые звуки колокола.
— Это аббат Лемерсье служит последнюю обедню, — прошептал старик. — Молитва праведника будет последним напутствием грешникам. Пора, дети мои! Садитесь на мулов. Вам придётся проехать ещё с полчаса по этому шоссе, на левой стороне которого среди густого леса вы увидите маленькую дачку, полускрытую деревьями. Там вас ждут старые любимые друзья. Я же должен вернуться в Сен-Пьер. Мой долг ещё не исполнен. Здесь вы в безопасности! Там, внизу, ждет гибель! Боже вас сохрани спускаться вниз, хотя бы на двадцать шагов! Идите вверх, всё вверх, чтобы избежать гибели, угрожающей гнезду сатанистов, городу, разгневавшему Господа.
— Но что же угрожает Сен-Пьеру? — повторила Матильда.
— Вот что! — чуть слышно произнёс старый негр, протягивая руку туда, где под лучами яркого утреннего солнца нестерпимым блеском сверкал белый вулканический пепел, посреди которого поднималась дымящаяся вершина кратера.
Матильда, Гермина, Зара и Дим сразу повернули головы к вулкану и… вскрикнули.
Перед их глазами из кратера, ясно видного с того места, где остановились беглецы, вырывались громадные клубы белого дыма, поднимаясь в сияющее утреннее небо. Клубы эти вылетали бесшумно и безостановочно, выталкивая и подгоняя друг друга, как бы для того, чтобы возможно скорей покрыть облачной шапкой всю Лысую гору. В две-три минуты вулкан совершенно исчез в море белого тумана, переливающегося всеми оттенками радужно сверкающей перламутровой поверхности. Дрожа, кружась и сталкиваясь, волны этого облачного моря поднимались всё выше и выше, вытягиваясь в гигантский столб белого тумана, раскидывающегося далеко в недосягаемой высоте неба громадным призрачным зонтиком.
Насквозь пронизанный яркими солнечными лучами, этот облачный столб стал кружиться всё быстрей и быстрей, пока перед поражёнными взорами остолбеневших от ужаса Матильды и Гермины из недр белого тумана, как бы освобождаясь, предстала фигура гигантского всадника на белом коне. Задние ноги призрачного коня опирались на жерло вулкана. Передние высоко поднимались в синее небо. А над призрачным конём вырисовывалась фигура призрачного всадника, гигантская тень которого покрыла всю гору, ложась мертвящим покровом на просыпающийся, залитый солнцем город и на сверкающее мириадами бриллиантовых блёсток ярко-синее море.
Не смея перевести дыхания, глядели молодые женщины на страшное видение. Они видели, ясно видели, как призрачный всадник поднял громадную руку, протянувшуюся до самого горизонта, и как в этой руке сверкнуло страшное оружие смерти, облачная коса, отливающая синим блеском воронёной стали.
— Матильда, что это? — задыхаясь от волнения, прошептала Гермина.
Но Матильда не успела ответить.
Призрачная коса шевельнулась в грозно поднятой руке облачного всадника и стала расти… расти… неудержимо расти, охватывая широкий изгиб прекрасного залива, по берегу которого раскинулся пышный город. Над этим городом остановилась призрачная коса смерти, превратившаяся в узкую тучу, резко выделяющуюся на безоблачном синем небе. В минуту потемнела эта странная туча, принимая зловещий чёрный цвет траурного покрова, раскинувшегося над шумным, полным жизни городом. Призрачного всадника уже не было!
— Молитесь! — повелительно произнёс таинственный старик, опускаясь на колени. — Молитесь за умирающих!
Как бы в ответ на эти загадочные слова в городе раздался колокольный звон. Медленно, уныло и торжественно расплывался он в воздухе, чуть слышный и жалобный, как молитва умирающего.
Невольные жгучие слезы наполнили глаза женщин. Мучительное сознание чего-то ужасного и непоправимого сжало их сердца смертельной тоской.
— Господи! Господи! — прошептала Гермина, не замечая слез, струившихся из глаз.
До их слуха резким диссонансом донёсся отдалённый удар большого колокола городской ратуши, ворвавшийся в тихий унылый благовест подобно дикому воплю отчаяния в грустную минуту скорби.
— Половина восьмого, — машинально проговорил Дим, не подозревая ужасного значения этих слов, этого часа.
Чёрный отшельник молился, подняв глаза и руки к небу, молился за умирающих без покаяния.
— Миледи, миледи, смотрите! — не своим голосом крикнула Марта.
Теперь из широко раскрывшегося жерла вулкана вытекла тяжёлая масса чего-то чёрного, клубящегося подобно дыму, колышущегося наподобие морских волн, изборождённого молниями подобно розовой туче. Этот гигантский поток тьмы и огня, для описания которого нет слов на языке человеческом, ринулся с высоты кипящею раскидывающейся массой, закрывая широким траурным веером, покрывая всё на своем пути к морю, через обречённый на гибель город.
Над воздушной чёрной рекой, бесшумно и неудержимо мчавшейся к Сен-Пьеру, реяли молнии всех цветов и всех форм, пронизывая постоянно вспыхивающим электрическим огнем загадочно клубящуюся массу чего-то не имеющего названия, чего-то несущего смерть и разрушение. Громадные огненные пузыри то и дело вздымались на поверхности страшной чёрной реки, рассыпаясь целым дождем характерных зигзагов молнии. И от этих ярких вспышек электрического огня ещё мрачней, черней и грозней становилась загадочная река тяжёлой мглы, мчащаяся с волшебной быстротой сказки прямо на беглецов, застывших в оцепенении.
— Мы погибли! — с ужасом воскликнула Матильда. Но не успел замереть звук её голоса, как чёрная река уже пронеслась под их ногами, уже окутывала громадный город.
Подобно соляным столбам стояли мулы, дрожа всем телом и не смея шевельнуться. Ошеломлённые девушки глядели на страшное зрелище, загадочное в своей грозной ясности.
Они чувствовали странный запах, остающийся в воздухе после электрического разряда страшной силы, но ещё не сознавали того, что случилось. Казалось, обезумев глядели они туда, где минуту назад кипело и колыхалось тяжёлое чёрное море, прорезываемое бесчисленными молниями. Из-под траурного покрова, накинутого всесильной рукой смерти на громадный, полный жизни город, горели, дрожали и рвались к невидимому небу красные языки пламени. Сен-Пьер горел на всём своём протяжении.
Подробности страшной картины скрывала чёрная завеса, раскинутая над городом, отделяя его от видимого мира и покрывая всё вплоть до высоты, на которой стояли наши беглецы, спасённые чудом Божия милосердия.
Старый чародей исчез.