а. Влечение к вине
а. Влечение к вине
10. Влечение к вине рождает боязнь любви, ибо любовь вины не замечает вовсе. В природе любви — видеть только истину, ибо в ней любовь видит самое себя, с собой соединяясь в святом и совершенном союзе. Так же, как для любви невидим страх, страх должен не замечать любви. Ибо в любви конец вине столь же бесспорен, сколь страх всецело от нее зависим. Любовь влечет только к любви. Вины не видя вовсе, любовь не замечает страха. Всецело чуждая атаке, она не знает страха. А страх влеком к тому, чего любовь не видит, и каждый из них верит в небытие того, что видимо другому. Страх на вину глядит с тою же преданностью, с какой глядит любовь на самое себя. И каждый рассылает своих гонцов, и они возвращаются к нему с вестями, написанными на том же языке, на коем были посланы.
11. Гонцы любви, с нежностью посланные, вернутся, неся обратно вести любви и доброты. А вестникам страха грубо приказано искать вину и дорожить каждой крупицею греха и зла, которую удастся обнаружить, и ни одной не потеряв в смертельной боли, нести и складывать почтительно к ногам владыки. Восприятие не может служить двум господам, одновременно ожидающим вестей о разном на разных языках. То, чем себя подпитывает страх, любовь не замечает. Того, что требуется ему, она не видит. Доброе восприятие любви полностью лишено неудержимого влечения страха к вине. Всё в поле зрения любви бессмысленно для страха, невидимо для него.
12. Взаимоотношения в этом мире есть результат мировоззрения. Мировоззрение же зависит от того, с какой эмоцией в мир посланы гонцы, которые вернутся с рассказом об увиденном. Вестники страха, воспитанные в страхе, дрожат от страха, явившись на зов владыки. Ведь страх беспощаден даже к друзьям. Его посланцы, виновато исчезая, рыскают в поисках вины, до исступления измученные голодом и холодом, в которых их держит их владыка, давая им поживиться только тем, что они принесут ему. И толика вины не ускользнет от их алчных глаз. В своих свирепых поисках греха они набрасываются на всё живое и с визгом волокут свою добычу на растерзание властелину.
13. Не посылай этих гонцов свирепых в мир, чтобы, пируя, терзать реальность. Ибо они к тебе вернутся с вестью о плоти, коже и костях. Обученные поиску тлена, они вернутся, в глотках принеся всё разлагающееся и тленное. Для них оно прекрасно, ибо как видно утоляет неистовые конвульсии голода. Обезумев от боли, рожденной страхом, они стремятся отвести карающую длань того, кто их послал, и предлагают ему всё, что дорого их сердцу.
14. Святой Дух даровал тебе гонцов любви, чтоб рассылать их вместо тех, которых ты готовил в страхе. Им так же, как и тем — другим, не терпится вернуть тебе всё, милое их сердцу. Если ты их пошлешь, они увидят лишь прекрасное и доброе, смиренное и невиновное. И так же тщательно будут они следить за тем, чтоб ни крупица явленного милосердия, ни жест прощения, пусть самый незаметный, ни легкое дыхание любви не ускользнули от их взгляда. Они вернутся вместе со всем, что нашли счастливым, дабы любовно им с тобою поделиться. Не бойся их. Они несут спасение. Их вести — вести безопасности, ведь они видят мир благим.
15. Пославши в мир гонцов, дарованных тебе Святым Духом, ты более не увидишь страха. Твоим глазам предстанет преображенный мир, очищенный от скверны вины и нежно тронутый очарованием. Мир полностью освобожден от страха, коим ты заполнял его. Нельзя увидеть то, что вестников любви ты попросил изъять из мира. Святой Дух подарил тебе Своих гонцов, чтобы ты слал их к брату и чтоб они тебе вернули всё, увиденное любовью. Они тебе даны взамен голодных псов страха, которых прежде ты рассылал. И разлетаются гонцы, символизируя избавление от страха.
16. Но и Любовь раскинула бы перед тобою пир, только на белоснежной скатерти и за столом, накрытым в тишине тенистого, раскидистого сада, где никакие звуки, кроме пения и нежного и радостного шепота, не нарушают тишины. Сей пир — во славу твоих святых взаимоотношений, где каждый принимается как дорогой, желанный гость. В мгновение святое молитву произносят все, соединенные за трапезой любовью. Там я соединяюсь с вами, как обещал давно и обещаю ныне. Ибо я стал желанным в твоих новых отношениях. А где мне рады, там я и нахожусь.
17. Я стал желанным в состоянии милосердия, а это значит, что ты в конце концов меня простил. Ведь я был символом твоего греха, поэтому и должен был погибнуть вместо тебя. Для эго грех означает смерть, а посему и искупление достигается через убийство. Спасенье видится как путь, на коем Божий Сын убит вместо тебя. Разве тебе, возлюбленному мною, я предложил бы свое тело, зная его ничтожность? Разве учил бы я тебя тому, что телу нас не разлучить? Мое тело было не ценнее твоего, не лучшим средством связи со спасением и не его Источником. Никто не умирает за кого–то, и смертью не искупить греха. Но ты способен жизнью доказать, что грех не реален. Тело и вправду кажется символом греха, покуда ты веришь в его способность добыть тебе желаемое. Покамест ты веришь в способность тела дать тебе усладу, ты веришь также, что оно приносит боль. А думать, что такая малость способна удовлетворить тебя и осчастливить — значит вредить себе и ограничивать свое счастье, взывая к боли, чтобы пополнить свои скудные запасы и сделать целокупной свою жизнь. Такою видит целокупность эго. Вина ведь не замедлит вползти туда, откуда изъято счастье, и заместить его. Союз — иная форма целокупности, превосходящая вину, поскольку она превосходит тело.