I. Картина распятия

I. Картина распятия

1. Желание быть обиженным, несправедливо обойденным, есть компромиссная попытка соединить агрессию с невинностью. Кому удастся совместить несовместимое, сделать единым несоединимое? Иди благим путем, и ты не убоишься зла, не испугаешься ночных теней. Но символами страхов свою стезю не осложняй, иначе ты сплетешь венец терновый, которого ни брату, ни тебе не миновать. Ведь распинаешь ты не одного себя. Если с тобою обошлись несправедливо, твой брат страдает от той же самой несправедливости, какую видишь ты. Нельзя пожертвовать одним собою. Ведь жертва абсолютна. Будь она вообще возможна, она включала бы в себя всё Божие творение вместе с Отцом, в жертву принесшим Своего возлюбленного Сына.

2. В твоем освобождении от жертвы проявлено его собственное освобождение. Но каждое свое страдание ты видишь доказательством его вины в атаке на тебя. И превращаешь себя в символ его утраченной невинности; одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять: он осужден. То, что по отношению к тебе несправедливо, ему, однако, поделом. Несправедливое возмездие, мучительное ныне для тебя, принадлежит ему; как только оно упокоится на нем, ты свободен. Оставь желание быть живым символом его вины, иначе сам же угодишь в расставленные для него капканы смерти. Однако в невиновности его ты обнаружишь собственную невиновность.

3. Всякий раз видя себя страдающим, обиженным, несправедливо обойденным или нуждающимся в чем–то, ты обвиняешь брата своего в атаке на Сына Божьего. Картину своего распятия ты держишь у него перед глазами, чтобы он видел свои грехи, начертанные твоею кровью и твоею смертью в Царстве Небесном и шествующие перед ним, и закрывающие перед ним ворота, и обрекающие на муки ада. Но всё это начертано в аду, а вовсе не в Раю, где ты недосягаем для атак, доказывая этим невиновность брата. Картину самого себя, ему предложенную, показываешь ты себе и вкладываешь в нее всю свою веру. Святой Дух побуждает тебя представить ему картину тебя иного, без боли и упрека. И то, что было мученичеством за его вину, становится безукоризненным свидетелем его невинности.

4. Сила свидетеля превыше веры, поскольку она приносит убежденность. Свидетель достоверен, ибо он отсылает за свои пределы к тому, что он представляет. Больной и страждущий, ты представляешь вину своего брата и шлешь свидетеля, чтобы ему напомнить про нанесенные им раны, клянясь, что за такое зло ему с тобой вовек не расквитаться. Эту болезненную, жалкую картину ты принимаешь, лишь бы она способствовала наказанию брата. Больные беспощадны к каждому, и, этот вред распространяя, они жаждут убийства. Смерть кажется им невеликой платой за право сказать: "Смотри, мой брат, я умираю от твоей руки". Ибо болезнь — свидетельство его вины, а смерть твоя докажет, что его ошибки были грехами. Болезнь — ни что иное, как "маленькая" смерть, форма отмщения, хотя и не сполна. Но говорит она с уверенностью о том, что представляет. Унылую и горькую картину, посланную брату, с грустью увидел ты. В то, что она ему показывает, ты верил, поскольку в ней говорилось о его вине, которую ты видел и любил.

5. А ныне в руки, ставшие милосердными Его прикосновением, Дух Святой помещает картину тебя совсем иного. Это по–прежнему картина тела, поскольку суть твою нельзя увидеть или описать. Но этою картиной не пользовались в агрессивных целях, и, следовательно, в ней нет ни боли, ни страданий. Она свидетельствует о вечной истине того, что тебе невозможно повредить, указывает за свои пределы на невинность твою и брата. Так покажи эту картину брату, пусть он увидит, что залечен каждый шрам, отерта каждая слеза в веселии и в любви. Увидев в той картине свое прощение, он устремится исцеленным взглядом за ее пределы, к невинности, которую узрел в тебе. В ней доказательство его безгрешия и подтверждение, что он не сделал ничего, поддавшись своему безумию, и что безумие его не возымело действия. Что не оправдан ни один его упрек к себе, и ни одна атака не коснулась его отравленным, неумолимым жалом страха.

6. Будь же свидетелем его невинности, а не вины. В твоем выздоровлении — его здоровье и утеха, ибо твое выздоровление доказывает фальшь иллюзий. Не воля к жизни, а влечение к смерти движет этим миром. У мира одна цель — доказать реальность вины. Ни одна мысль мирская, ни действие, ни чувство не побуждаются ничем иным. Они — свидетели, затребованные для достоверности, для убедительности той системы, от имени которой выступают. Каждый из них многоголосен и говорит с тобой и братом на разных языках. Однако их весть обоим вам — одна и та же. Убранство тела демонстрирует очарование свидетелей вины. Заботы о теле подчеркивают бренность и эфемерность твоей жизни, ту легкость, с какою рушится всё, что ты любишь. Депрессия же говорит о смерти и тщетности действительной заботы о чем–либо вообще.

7. Болезнь в какой угодно форме есть самый яркий представитель такой тщеты, опора всех других, помогающий им нарисовать картину, в которой оправдан грех. У нездоровых есть резон для каждого из неестественных влечений и странных нужд. Ибо кто в этой мимолетной жизни не оценит случайных радостей? Какое наслаждение в ней длительно? Не вправе ли недужные считать, что каждый жалкий, украденный обрывок наслаждения есть плата за ничтожные их жизни? Их смерть расплатится за них, довольствовались ли они благами жизни или нет. Как жизнь свою ни проживай, ей должен наступить конец. Так наслаждайся ж скоротечным и эфемерным!

8. Всё это — не грехи, а лишь свидетели нелепой веры в реальность греха и смерти и в то, что невинность, заодно с грехом, находит свой конец в могиле. А если это так, не лучше ли стремиться к мимолетным наслаждениям, урывкам радости там, где возможно их урвать? Меж тем, в такой картине тело не предстает нейтральным, без цели, унаследованной в самом себе. Ибо оно становится символом упрека, знамением вины, последствия которой слишком очевидны, чтоб отрицать саму причину.

9. Твоя же функция состоит в показе брату безосновательности греха. Как тяжко, должно быть, видеть себя картиной–доказательством того, что твоей функции не суждено осуществиться! Картина, рисуемая Святым Духом, не обращает тело в нечто иное. Она просто лишает тело всех знаков осуждения и обвинений. Представшее без цели, тело не кажется здоровым или больным, хорошим или плохим. Нет основания судить о нем в каком–либо аспекте. Оно безжизненно, но не мертво. Оно — вне опыта любви и страха. Покамест оно — ничей свидетель; открыта его цель, и разум вновь свободен выбрать назначение телу. Оно не осуждается и ждет своей цели, чтобы осуществить ту функцию, которую получит.

10. В это пустое место, откуда изъята цель греха, приходит воспоминание о Царстве. Теперь сюда войдет покой Небесный, а исцеление заместит собою смерть. Тело способно стать символом жизни и залогом спасения, дыханием бессмертия для тех, кому невмоготу зловонный запах смерти. Позволь же исцелению стать целью тела. Тогда оно пошлет полученную весть, своим здоровьем и красою провозглашая истину и ценность представляемого им. Позволь ему принять могущество, чтобы свидетельствовать жизни вечной, не знающей атак. Пусть вестью тела брату твоему станет: "Смотри, мой брат, в твоих руках я жив".

11. Достигнуть этого совсем несложно: нужно позволить телу избавиться от прошлой цели, когда ты твердо был уверен, что цель его — оберегать вину. Ибо так утверждалось, что подобная ущербная картина есть неизменный символ того, что она олицетворяет. А это не оставляет места, чтобы ее наделить иною целью или иным видением. Цель тела тебе неведома. Ты просто наделил иллюзорной целью предмет, тобой же созданный, чтоб собственную функцию сокрыть от самого себя. Этот предмет, лишенный цели, не скроет функции, полученной от Святого Духа. Пусть примирятся наконец цель тела и твоя функция, увиденные единым целым.