VII. Последний вопрос, всё еще остающийся без ответа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII. Последний вопрос, всё еще остающийся без ответа

1. Разве не видишь ты, что все твои несчастья проистекают из нелепой веры в собственное бессилие? беспомощность — цена греха, беспомощность — условие греха, единственное требование, на вере в которое он настаивает. Только беспомощные веруют в беспомощность. Чудовищность не привлекает никого, кроме ничтожных. К ней только тех влечет, кто верит в собственную малость. Предательство по отношению к Сыну Божьему — защита тех, кто не отождествляет себя с ним. А ты — либо за него, либо против него; либо любишь его, либо нападаешь на него, либо ограждаешь его единство, либо видишь его разбитым и убиенным твоей атакой.

2. Никто не верит, что Господень Сын бессилен. Те, кто видят себя беспомощными, должно быть, в себе не разглядели Сына Божьего. Чем же им остается быть для него, как не врагами? Что же им остается, как не завидовать его могуществу и из–за этой зависти его бояться? Они — мрачны, безмолвны и напуганы, и одиноки, и отчуждены; они боятся, что сила Сына Божьего сразит их наповал и поднимают свою немощь против него. И примыкают к армии беспомощных и объявляют войну л возмездия, и горечи, и злобы против него, чтобы он стал одним из них. Не зная, что они едины с ним, они не ведают, кого так люто ненавидят. Они и вправду — армия довольно жалкая: каждый так же способен напасть на брата или на себя, как помнить, что они верили будто имеют общую цель.

3. Неистовыми, громкими и сильными кажутся те, которые мрачны. При том не зная своего "врага", они его смертельно ненавидят. В ненависти своей они сошлись, но не соединились. В единстве невозможна ненависть. Армия немощных должна рассеяться, столкнувшись с силой. Ведь сильные не предают; им ни к чему грезить о силе и эти грезы воплощать. Как армия ведет себя во сне? Да как угодно. Она может напасть на кого угодно, воспользовавшись помощью чего угодно. В снах здравый смысл отсутствует. Цветок становится отравленным побегом, дитя — гигантом, а мышь рычит, как лев. И с той же легкостью обращается в ненависть любовь. Это не армия, а сумасшедший дом. А то, что видится расчетливой атакой, на самом деле есть бедлам.

4. Армия немощных действительно слаба. Нет у нее оружия и нет врага. Конечно, она способна, по миру растекаясь, искать врага. Но ведь того, чего не существует, не найти. Во сне вдруг этой армии пригрезится, будто она нашла врага, но сон изменится даже во время самой атаки, так что она должна немедленно, бегом, искать врага другого, так никогда и не Г; найдя успокоения в победе. А на бегу она вдруг обернется против самой себя, думая, что поймала проблеск неуловимого, великого врага, который вечно ускользает от ее губительных атак, обернувшись чем–то другим. Каким же вероломным предстает подобный враг, меняясь так, что его даже не узнать.

5. Но ненависть должна иметь мишень. Вера в грех немыслима в отсутствии врага. Кто же из верующих в грех поверит, что у него нет недруга? Разве кто–либо признается, что силы у него никто не отнимал? Здравый смысл ему определенно подсказал бы покончить с поиском того, чего нельзя найти. Но прежде он должен согласиться увидеть мир без недругов. Ему совсем не нужно понимать, каким путем увидит он подобный мир. Не нужно и пытаться. Ибо сосредоточившись на том, чего не понимает, он только усугубит свою беспомощность и разрешит греху сказать ему, что враг его, должно быть, есть он сам. Пусть лучше он задаст себе вопросы, решить которые ему придется, чтобы осуществился его выбор:

Желаю ли я мира, которым правлю сам, вместо того, который правит мною?

Желаю ли я мира, в котором я могуч, а не беспомощен?

Желаю ли я мира, в котором у меня нет недругов и я безгрешен?

Действительно ли я хочу увидеть то, что отверг, поскольку оно истинно?

6. Возможно, ты уже дал ответ на первых три вопроса, но еще не ответил на последний. Ибо последний всё еще кажется пугающим и непохожим на другие. Но здравый смысл тебя заверит, что все они — одно и то же. Уже упоминалось, что в этом году особое внимание мы уделим одинаковости одинакового. Тот заключительный вопрос, действительно последний из всех, что подлежат решению, всё еще сохраняет видимость угрозы, которую уже утратили все остальные. Это мнимое различие — свидетель твоей веры, что истина, по–видимому, и есть тот враг, которого еще возможно отыскать. И следовательно в этом вопросе тебе мерещится последняя надежда и грех найти, и силу не принять.

7. Не забывай, что выбор между грехом и истиной, между бессилием и мощью, есть выбор между исцелением и атакой. Ведь исцеление идет от силы, атака — от бессилия. Тех, на кого ты нападаешь, ты не желаешь исцелять. Должно быть, ты выбрал исцелить того, кого избавил от атаки. А что же это, если не выбор: увидеть его глазами плоти или позволить ему открыться тебе в видении? Каким путем это решение ведет к его последствиям — забота не твоя. Но то, что ты пожелаешь видеть, и станет твоим выбором. Курс этот — курс причины, а не следствия.

8. Подумай хорошенько над заключительным вопросом, всё еще остающимся без ответа. Пусть здравомыслие тебе подскажет, что на него необходимо дать ответ, и что он уже дан в ответах на остальные три вопроса. Тогда и станет очевидным, что видя следствия греха в какой угодно форме, всё что тебе нужно сделать, это спросить:

И это всё, что я вижу?  Желаю ли я этого?

9. Таково твое единственное решение, условие всего происходящего. То как оно произойдет неважно, но важно, почему. И здесь у тебя есть контроль. Если ты выберешь увидеть мир без недругов, в котором ты не немощен, средства будут тебе даны.

10. Чем же так важен заключительный вопрос? Здравый смысл тебе ответит. Этот вопрос подобен трем остальным, за исключением фактора времени. Три остальные — решения, которые можно принять и отменить, и сызнова принять. Но истина постоянна, она предполагает такое состояние, в котором колебания невозможны. Ты в силах выбрать мир, в котором правишь сам и изменить свой выбор. Ты можешь возжелать сменить свою беспомощность на силу и тут же свое желание утратить, увлекшись мимолетным проблеском греха. Ты в состоянии решить увидеть мир безгрешным, затем позволить своему "врагу" склонить себя глядеть на мир телесными глазами и изменить свое желание.

11. По содержанию все вопросы одинаковы. Каждый вопрошает о том, готов ли ты сменить греховный мир на то, что видит Дух Святой, поскольку видимое Им отрицает мир греха. Поэтому–то те, кто видят грех, видят лишь отрицание реального мира. Последний же вопрос добавляет постоянство твоему желанию увидеть реальный мир и таким образом желание это становится твоим единственным желанием. Ответив на последний вопрос "Да", ты добавляешь чистосердечие к решениям, уже принятым по остальным вопросам. Ибо только тогда ты отвергнешь возможность снова менять свое решение. Когда ты более не захочешь менять решений, на все другие вопросы уже дан ответ.

12. Отчего же ты не уверен, что на остальные вопросы уже дан ответ? Какая есть необходимость их часто задавать, если ответ на них уже получен? Покуда окончательное решение не принято, ответом остаются и «да», и "нет". Ведь ты отвечаешь "да", не думая, что оно означает невозможность "нет". Никто не принимает решений в ущерб своему счастью, разве что кто–то не видит, что делает. И если он увидит свое счастье переменчивым, мгновение — таким, мгновенье — эдаким, мгновенье — ускользающею тенью, не связанной ни с чем, определенно он не выберет такого счастья.

13. Уклончивое, изменяющее формы счастье, меняющееся в зависимости от времени и места есть иллюзия, лишенная значения. Счастье должно быть постоянным, поскольку оно достигается отказом от желания непостоянства. Радость не воспринимается иначе, чем через постоянное видение. Постоянное же видение дается только тем, кто желает постоянства. Сила желания Сына Божьего остается доказательством его неправоты в том, что он видит себя беспомощным. Всё, что желаешь, ты увидишь и посчитаешь его реальным. Всякая мысль имеет силу либо убить, либо освободить. И ни одна из них не в состоянии покинуть разум мыслящего иль не подействовать на него.