За пределами йоги

Истории о сверхнормальных ментальных способностях встречаются не только в традиции йоги. Большинство этих способностей описаны в католицизме как проявления «харизмы», а в исламе – как «карамат»[130]. В иудаизме цадик (духовный наставник хасидов) может, помимо прочего, пророчествовать (совершать «нахас»)[131], [132]. В тибетском буддизме имеется понятие «ngon she», означающее повышенную осознанность. Эти же способности подробно описаны в знаменитом буддистском сочинении «Аватамсака сутра» («Цветочная гирлянда сутр»)[133]. И все шаманские традиции полны подобных историй.

Важным различием между взглядом на сиддхи в традиции йоги и в разных религиях является то, что йога дает практическое руководство для развития этих способностей, тогда как большинство религий заключают, что такие способности нисходят лишь по божественной благодати, а не ценой сознательных усилий человека.

В самом деле, людей, проявляющих сиддхи, с религиозной точки зрения считают либо благословленными Богом, либо отмеченными дьяволом. Такая амбивалентность создает трудности при интерпретации религиозными институтами случаев проявления сверхнормальных способностей – не только с моральной, но и с политической точки зрения. Так, например, свидетельство о сверхнормальных силах может быть воспринято церковью как проявление соблазна и, следовательно, вызвать осуждение. Так почему же человек должен спрашивать разрешения на чудеса у церкви, которая признает их лишь в отдаленном будущем или ссылается на чудеса из далекого прошлого, но не желает замечать проявления святости и чудесного здесь и сейчас? Напротив, йога проявляет намного более прагматичный подход в отношении сиддхи, не рассматривая их как что-то божественное, и не пытается сделать из них инструмент борьбы за власть, как это часто бывает в организованных религиях.

В западной культуре проявления сверхнормальных способностей получают, как правило, католическое обозначение «харизмы». Среди них встречаются случаи ясновидения и предвидения, как было, например, с пророчествами св. Гертруды, св. Хильдегарды, св. Бригитты Шведской, св. Катарины Сиенской и св. Терезы. И бессчетные случаи сверхнормальных исцелений, и проявление «власти над природой и живыми существами», как это было в знаменательном случае св. Альфонса де Лигуори, который, получив приказ главы ордена съесть тарелку телятины, отказался сделать это и силой святого духа превратил мясо в рыбу – так гласит эта история[134].

Имеются и случаи левитации святых, общим числом около двух с половиной сотен, среди которых выделяется святой Иосиф Купертинский (1603–1663). Свидетелей левитации св. Иосифа, происходившей на протяжении тридцати пяти лет, как правило, днем, насчитывается несколько тысяч человек. Сообщения о ней встречаются в дневниках современников и в показаниях под присягой, включая 150 свидетельств очевидцев из числа духовенства и коронованных особ[135]. Конечно, встречаются и случаи левитации внецерковных людей. Среди них один из наиболее известных – шотландский медиум Дэниел Данглас Хоум (1833–1886)[136]. Как и св. Иосифа, его видели левитирующим при дневном свете десятки известных людей. И не было замечено ни намека на мошенничество.

К харизмам также относятся: биолокация, когда человек появляется в нескольких местах одновременно; благоухание или «ореол святости», исходящий от тела или одежды человека; инедия — обхождение без еды и питья длительное время без вреда для здоровья; внутреннее знание – сверхнормальная способность обретать мудрость без учения; нетленность – отсутствие естественного разложения тела после смерти; «различение духов», обозначающее в католичестве общение с духами и умение отличать ангелов от демонов; и «излучение света» – мягкое сияние вокруг головы, а иногда и всего тела мистика.

И наконец, у нас имеется харизма чисто католического толка, название которой звучит, как слова из песни Джонни Кэша: «incendium amoris» («огонь любви»). Вот что пишет Монтегю Саммерс:

Святая Мария Магдалина Де Пацци имела свойство преображаться силой внезапной и всеохватной любви, «ибо лицо ее, враз теряя крайнюю бледность, происходившую от ее суровых епитимий и крайне простой монашеской жизни, исполнялось сияния, все лучась восторгом; глаза ее сияли, точно две звезды, и она кричала в голос, возглашая: „О, любовь! О, небесная любовь! О, Бог любви!“ Более того, эта любовь проявлялась в ней столь обильно, что ее всю поглощал небесный огонь, так что „в зимнюю пору она не могла носить шерстяную одежу по причине огня любви, пылавшего в ее персях, и ей приходилось волей-неволей распускать свою рясу“. Ей даже приходилось иногда бежать к колодцу не только затем, чтобы пить ледяную воду, но и плескать ее себе на руки и грудь, чтобы хоть немного остудить это пламя[137].»