Бенедикт I и устроение монастырей
Бенедикт I и устроение монастырей
Судя по всему и при первых великих понтифексах (если только они не апокрифичны) Рим оставался заштатным городком без какого–либо влияния. Потребовалось еще одно столетие, чтобы его имя стало приобретать вес. Это произошло при Бенедикте I (574—578), первом из знаменитых римских жрецов, которого, по–видимому, и следует считать истинным основателем римского понтификата.
До нас дошло подробное «Житие» Бенедикта (имя которого, кстати сказать, значит «Благословенный»), Содержащиеся в нем поэтические сказания на протяжении веков вдохновляли художников, оставивших нам бесчисленные фрески, посвященные Бенедикту. Однако реальный субстрат, который можно извлечь из его биографии/довольно убог. Единственно, что в его жизнеописании, по–видимому, достоверно, это обширная деятельность по устройству монастырей (он считается основателем ордена бенедиктинцев). Знаменитейшим монастырем, основанным Бенедиктом, является пресловутая обитель в Монте–Кассино. Надо думать, что к тому времени экономическое положение Рима (основывающееся в основном на поступлениях от богомольцев) укрепилось настолько, что стало возможным выделять часть доходов на строительство монастырей.
Финансовую помощь Бенедикту оказывали, по–видимому, и светские власти. Во всяком случае, имеется документ X века, утверждающий, что уже в бытность понтифексом Бенедикт получил в подарок семь тысяч (!) рабов вместе с городами Мессиной и Палермо (см.[5], стр. 452).
Одно из объяснений «упадка» Рима в VI веке состоит в том, что Рим был якобы разграблен и обезлюжен германским военачальником Тотилой. В связи с этим особый интерес представляет легенда о встрече Бенедикта с Тотилой, во время которой Бенедикт предсказал, что Рим будет разрушен стихиями.
Как мы видели в т. II, во времена Бенедикта христианское вероучение только складывалось. Поэтому у нас нет никаких оснований считать основанные Бенедиктом монастыри хоть сколько–нибудь похожими на известные нам монастыри более позднего времени.
Надо всегда помнить, что смысл (семантика) слов подвержен изменению во времени и такие, например, слова как бог, церковь, монастырь могли означать (и на самом деле означали) совсем другое, чем в настоящее время. Поэтому с этими словами надо быть очень осторожными и избегать подставлять в них современный смысл.
Можно ли восстановить первоначальный смысл слова «монастырь», который оно имело у Бенедикта? Ключом для этого может служить репутация бенедиктинцев, которую они пронесли через все средние века, как «учителей земледелия, ремесел, искусств и наук во многих землях Европы». Кроме того, следует понять этимологию слова «монастырь».
Обычно это слово производят от «монах», связывая его с греческим «монос» — один. Возможно, что по отношению к монахам–отшельникам такое словопроизводство и правильно, но, конечно, оно абсурдно по отношению к членам монастырских общин, вся жизнь которых течет на людях в полной противоположности с одиночеством. По всем данным отшельническое монашество (чтобы не утверждали легенды) появилось значительно позже времени Бенедикта, и тогда же, надо думать, возникла этимология «монос» — «монах».
Морозов полагает (см.[5], стр. 435), что слово «монастырь» происходит от еврейского МНЕ (или МОНА) — исчислять, определять и АСТР — звезда, возможно, через посредство латинского «монэо» — наставлять, подсказывать и «астэр» — звезда. Таким образом, в буквальном переводе это слово означает место, где занимаются исчислением (наблюдением) звезд, т.е. астрологическую обсерваторию!
Но этот буквальный перевод на самом деле слишком узок. Для древнего, синкретического ума все науки сливались в одну единую Науку, нераздельную от Религии. Поэтому правильным переводом слова «монастырь» в его первоначальном значении будет «место, где занимаются Тайнами Неба» в форме астрологии, алхимии, магии, математики—каббалы, медицины и телогической философии. Чтобы избежать ложных ассоциаций с современными монастырями, Морозов предлагает называть монастыри в этом смысле «монастерионами», а их членов «монастерионцами».
В век, когда единственно достойным занятием мужчины из привилегированных слоев общества было военное дело, в монастерионы должны были идти лишь исключительные умы или люди, потерпевшие тяжкие жизненные катастрофы и семейные утраты и ищущие забвения в атмосфере научных трудов и благочестивых размышлений. Естественно поэтому, что хотя никакого обета вечного безбрачия от них не требовалось, оно выходило фактически вследствие несовместимости обязанностей семейной жизни с еженощными бдениями в астрологических обсерваториях и таинственных лабораториях. Никакого обета вечной жизни в Монастерионе тоже, конечно, не требовалось, и человек, утоливший свою Жажду познания, мог свободно вернуться в «мир».
Рудименты этой организации мы и наблюдаем в поздне–средневековых бенедиктинских монастырях.