Культура Рима См.[5], стр.675—677.

Культура Рима

См.[5], стр.675—677.

Отсутствие в Риме интереса к идее крестового похода Грегоровиус, по не очень понятной логике, связывает с общей культурной отсталостью Рима, с тем, что будто бы «знать и горожане римские стояли тогда по своему образованию ниже, чем в Болонье, Пизе, Павии и Милане», а в изящной и научной литературе Рим занимал тогда будто бы «последнее место». Как это ни странно для «вечного города» и резиденции пап, претендующих на владение миром, отсталости Рима, учитывая политические волнения, связанные с реформами Гиль–дебранда, можно было бы поверить, если бы тот же Грегоровиус не сообщал факты, резко ей противоречащие.

Нигде как в Риме жил знаменитый поэт того времени Вильгельм Апулейский, сочинивший поэму о подвигах Гюискара, которая по своим художественным достоинствам не уступает поэмам Вергилия. Именно из Рима начала распространяться современная нотная запись, изобретатель которой Гвидо Аретинский, вынужденный бежать из своего монастыря, нашел приют в Риме при дворе пап.

Считается, что библиотеки римских монастырей были бедны. Однако еще в X веке знаменитый Герберт, желая приобрести книги, обращается за ними не куда–либо, а в Рим.

Не потому ли, — спрашивает Морозов, — мы, несмотря на все эти свидетельства, считаем Рим культурно отсталым городом, что почти все культурные достижения Рима X–XI веков мы относим в «классическую древность»?

К слову сказать, суждение о бедности римских библиотек основывается, в частности, на каталоге библиотеки Помпозского монастыря, автор которого хвастливо отмечает, что его библиотека полнее римских. Но, ведь, сам этот выбор римских библиотек в качестве эталона доказывает как раз обратное, так как сравнивать с бедными библиотеками нет никакого смысла.

Заметим, что хотя в этом каталоге уже фигурируют рукописи Евтропия, Плиния, Солина, Юстина, Сенеки, Доната и Ливия, из этого еще никак нельзя заключить, что эти рукописи не были лишь зародышами тех книг, которые в пополненном и обработанном виде мы имеем теперь.

В это время становится известной и библиотека монастыря в Монте Кассино, в которой позже гуманисты «найдут» много «классических сочинений». В 1060 г. в этом монастыре прославился врач и ученый, Константин Африканский, «переводчик на латинский язык арабских и греческих произведений» и крупнейший знаток «халдейской мудрости».

Монастырь Монте Кассино стоял на стороне реформы, тогда как, скажем, другой известный монастырь Фарфа упорно поддерживал староверцев. Быть может это объясняется историей последнего. Как сообщает Грегоровиус (см.[5], стр.571—572), Фарфа был основан в 935 году аббатом Роффредом. Его ученики Кампо и Гильдебранд отравили Роффреда и сами стали во главе аббатства. Будучи монахами, они имели жен и детей. Известно, что жену Кампо звали Луизой и у них было семь дочерей и три сына. Кампо широко раздавал монастырские имения в аренду, по–княжески обеспечил своих детей и вообще вел себя в Сабине как государь. Его коллега Гильдебранд, перепившись на пирушке, ухитрился сжечь свою резиденцию со всеми хранившимися в ней сокровищами. Так в Фарфе вели себя не только аббаты. Большинство монахов вообще жило не в монастыре, а в отдельных виллах, где они могли невозбранно предаваться всевозможным удовольствиям. Понятно поэтому, что монахи Фарфы до последнего отстаивали свой образ жизни против обновленцев.

Фарфа известна своим богатейшим архивом, где с изумительной тщательностью собраны охватывающие более трех столетий и являющиеся неоценимыми источниками по истории средних веков многочисленные дипломы, реестры владений, наследственные аренды и судебные акты. Однако в отношении истории христианского культа вообще и папства в частности, как эти, так и все другие источники, хранят по существу полное молчание. «Подъем папского авторитета, — говорит Грегоровиус, — казалось должен был бы сопровождаться более обстоятельным изложением истории самого папства, а тем не менее и в этом веке она сводится лишь к крайне скудным каталогам и к отрывочным хронологическим заметкам».

С точки зрения Морозова иначе, впрочем, и не могло быть. Апокрифировав евангельские идеи в I веке н. э., авторы того времени, естественно, не ссылались на опровергающие это рукописей и потому в лучшем случае их не воспроизводили. Без постоянного же копирования все свидетельства обратились в тлен.