Постановка вопроса

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Постановка вопроса

Глубинные причины церковной революции Гильдебранда кроются, конечно, в тогдашнем состоянии производительных сил и производственных отношений. Идеологически они нашли свое выражение в евангелиях, которые были составлены как раз в это время и (очевидно не случайно) получили широчайшее распространение. Вне «евангельского» влияния остались лишь мусульмане, уже к этому времени пошедшие по другому пути, и незначительная группа «староверов», давшая начало иудаизму.

Но почему реформы Гильдебранда приняли столь острую форму, которая во многом замедлила их проведение в жизнь? Мы здесь имеем в виду не вопрос об инвеституре и не проблему симонии, предложенное обновленцами решение которых не встретило широкого общественного сопротивления, будучи вполне согласно с евангельской идеологией. Кроме того, оно фактически было претворено в жизнь лишь в некоторых компромиссных формах, зависящих от реальной силы светских государей.

Совсем иначе дело обстояло с третьим пунктом программы Гильдебранда — целибатом (безбрачием) духовенства. Гильдебранд и его преемники настаивали на этом пункте решительнейшим образом, не допуская никаких компромиссов, хотя именно это серьезно затруднило всю реформу. В Евангелиях на эту тему имеются лишь отрывочные и весьма неопределенные указания, которые можно интерпретировать любым способом, а что касается апостолов, то Петр, предполагаемый основатель римского понтификата, как раз наоборот, имел жену и детей, а апостол Павел так даже четко декретировал, что «епископ должен быть мужем только одной жены» (именно, основываясь на этом высказывании, православная церковь до сих пор требует обязательной женитьбы своих священников). Объяснение современных светских ученых, что де безбрачие духовенства было «установлено, чтобы предотвратить расхищение церковных богатств женатыми канониками» ([148], стр. 34). ни на что не годится, потому что существуют, как показывает опыт других церквей, более прямые и менее затруднительные для нормального человека методы предотвращения расхищения церковных богатств, чем целибат. Очевидно, что реформаторы римской церкви имели весьма существенные причины, чтобы настаивать на целибате, более непосредственные и убедительные для широкого круга их последователей, чем забота о финансах церкви. Они должны были быть выразителями назревших потребностей в тогдашнем церковном обществе, чтобы их пропаганда имела хотя бы какие–то шансы на успех.

Цитированное выше высказывание Павла означает не только призыв к браку, но также и к браку моногамному (заметим, что это прямое и непосредственное понимание Павлова высказывания для церковников неприемлемо и они казуистически толкуют его как запрещение церковнослужителям вторичного брака). По совокупности всех обстоятельств (см.[1], стр.468—480) можно думать, что этот призыв был провозглашен где–то на Востоке в конце VIII века. Ясно, что до него священники были многоженцами, поскольку в противном случае этот призыв был бы не нужен. По–видимому, к этому времени под влиянием изменившихся социально–экономических условий многоженство стало уже выходить из обычая, что и было немедленно отражено в идеологии, могущей иметь тогда лишь религиозную форму.

Факт полигамности духовенства неоднократно проскальзывает в писаниях «отцов церкви». Например, Тертуллиан сообщает (см.[7], стр.54), что в его время православные священники нередко имели по две жены. Современные церковники, конечно, толкуют, что у Тертуллиана под словом «двоеженство» (дигамия) надо понимать двух жен только в преемственном смысле. Более того, от имени Элвирского собора они объясняют это и многие другие указания на женатость и многочисленность жен первичного христианского духовенства тем, что епископы, диаконы и священники жили со своими женами, как с сестрами (!).

Почему же через три века Григорий Гильдебранд вместо одной жены совсем запрещает западному духовенству супружескую жизнь (даже в «сестринском» варианте), и почему ему удается провести это запрещение в жизнь?

В этом параграфе мы изложим, как всегда, неожиданный и остроумный ответ, который дает на этот вопрос Морозов. Чтобы поточнее передать ход его мыслей, мы приведем их в форме прямых цитат.