Римская республика

Римская республика

Разрыв с Византией породил новый порядок вещей в Риме, и этот город впервые предстает пред нами независимым от византийской власти и имеющим республиканско–аристократическое устройство. В дошедших до нас (хотя и в поздних, сомнительных копиях) актах того времени Рим уже вполне официально называется «республикой». Судя по всему, он управлялся магистратом из консулов и герцогов при молчаливом признании власти понтифекса как высшего авторитета. Сам же понтифекс пожизненно выбирался всем римским народом.

Вся «классическая» терминология государственного устройства употреблялась в этой республике! Там были и патриции (потомственные дворяне) и плебеи — простонародье. Среди государственных должностей мы находим и консулов, и трибунов. (Правда с неясными, и отнюдь не «классическими» функциями). Даже классическая формула декретирования «сенат с римским народом» (Senatus populusque Romanus) обнаруживается в актах этого времени (см.[5], стр. 500—501 и 510—514).

Из первого тома мы уже знаем, что «древний классический Рим» является волшебной сказкой, созданной трудами апокрифистов Возрождения. Теперь же мы видим, откуда они заимствовали фактическую основу своих рассказов. Их прототипом была римская сенатская республика VII—VIII веков.

Первоначальность этой республики, фантастически искаженным образом которой явился «классический Рим», подтверждается, в частности, тем, что один из основных ее государственно–политических терминов — звание «патриций» имеет греческое происхождение (от «патрикос» — потомственный). До периода греческого (византийского) господства ему появиться в Италии было неоткуда.

Утверждается, что от рассматриваемой нами сейчас «понтификальной» римской республики VII—VIII веков не осталось никаких монументальных памятников, тогда как отстоящая от нее на тысячу лет «классическая» республика оставила нам их целое множество. Ясно, что на самом деле все эти памятники принадлежат «понтификальной» республике (или более позднему времени); об этой республике знаем так мало именно потому, что все сохранившиеся от нее реалии были отброшены в легендарную древность.

Таким образом, одно из казалось бы наиболее надежных свидетельств в пользу реального существования «древнего Рима» оборачивается на поверку еще одним аргументом в пользу его фантастичности.

О настойчивом желании любой камень с надписью «сенат и римский народ» отнести к «классическому» периоду Морозов пишет, что это «не то ли же самое, как, встретив на каком–нибудь документе Александр Император и Самодержец Всероссийский, стараться приписать его не одному из трех Александров XIX века, а Александру Невскому?» ([5], стр.501).

Быть может, в этом сравнении Морозов несколько увлекся, но в принципе он, бесспорно, прав.