О грамматике
О грамматике
Нельзя спорить, что Язык, сколько б он несовершен ни был, управляется Грамматикою. Сия же Грамматика, будучи не иное что, как производство порядка, Сродного нашим разумным способностям, столь тесно сопряжена с их внутренним Языком, что можно почитать их неразлучными.
Сия-то Грамматика есть неизменяемое правило дара глаголания у всех Народов. Сему-то Закону все они необходимо подвержены, даже когда и самое худое делают употребление разумных своих способностей, или своего Языка внутреннего и тайного; ибо как сия Грамматика служит только к тому, чтобы править выражением идей наших, то не судит она, сообразны ли они единственному Началу, которое долженствует их оживлять; ее дело есть учинять сие изражение правильным, что всегда неминуемо и сбывается; понеже когда действует Грамматика, всегда правдива бывает, или не сказывает ничего.
Я употреблю в довод только то, что входит в составление речи, или что вообще известно под именем частей речи. Из сих частей речи некоторые суть неподвижные, коренные и неотменено нужные к полному изражению мысли, и суть числом три; прочие же суть прибавочные, и число их не у всех вообще есть определенное.
Три коренные части речи, без которых отнюдь не возможно изразить мысль, суть: имя, или местоимение действительное; глагол, который изображает, как что существует и действует; наконец, имя, или местоимение страдательное, которое есть подлежащее, или произведение действия. Пусть всякий человек исследует сие положение с какою угодно строгостию; увидит, что нельзя быть никакой речи без того, чтоб не представляла она действия, что нельзя вообразить себе действия, которое б не было управляемо действователем движущим оное и от которого не воспоследовало бы содеяния, сбывшегося уже или долженствующего, или могущего от того произойти; что ежели отнять которую-нибудь из сих трех частей, то не можем иметь полного понятия о мысли и почувствуем, что чего-то не достает к порядку, которого смысл наш требует.
В самом деле, Имя, или единое существительное не сказывает ничего, когда не сопряжено с действователем, движущим его, и с глаголом, который означает, каким образом сей действователь движет, или располагает сие имя. Отними который-нибудь из сих трех знаков; речь будет представлять идею недостаточную, к которой разум наш будет ожидать дополнения; напротив сими тремя только знаками можем дополнить мысль; ибо можем ими представить действователя, действие и содеяние, или подлежащее.
И так неоспоримо то, что сей Закон Грамматики есть неизменяемый, и что в каком языке ни возьми пример, найдешь его сообразным утвержденному мною начальному правилу; понеже оно есть правило самой Натуры и Законов, существенно уставленных в разумных способностях человека.
Теперь обрати мысль свою на сказанное мною о весе, числе и мере; рассмотри, не объемлют ли сии Законы во владычестве своем человека со всем, что в нем и от него происходит; вспомни еще и то, что я сказал о славном тройном числе, которое объявил я всеобщим, исследуй, есть ли вещь, которой бы оно не обымало: и тогда научись иметь благороднейшую идею, нежели какую до ныне имеют о том Существе, которое, не взирая на свое униженное состояние, может столь высоко возводить взор свой, которое может такие познания привлекать к себе и понимать вдруг столь великое Целое.
Однако могут мне возразить, что есть случаи, в которых признанные мною три части яко начальные не все изражены: часто две только, иногда одна, а иногда и ни которой нет, как то в отрицании, или подтверждении. Но сие возражение само собою падет, ежели приметить, что во всех сих случаях число трех частей начальных остается всегда в своей силе и Закон его всегда стоит непреложен; потому что не выраженные части речи подразумеваются, Пребывают в своем чине, и другие части не могут произвести своего дела, как по силе умолчанного союза своего с оными.
Да и в самом деле, когда я отвечаю на вопрос односложным словом, сие односложное представляет изображение Начала тройственного; ибо им указуется с моей стороны на какое-нибудь действие, относящееся к предлагаемой вещи; а в вопросе самом изражены части речи, подразумеваемые в моем ответе. На сие не скажу я примера; его всяк легко себе сделать может.
Не говорю я о порядке, в каком бы должно стоять сим трем знакам в сходственность порядку способностей, которые ими изображаются: сей порядок без смонения превращен стал, когда побывал в руках человеческих, и все почти Языки Народов в сем разнствуют. Но поелику истинный Язык есть единствен, то и расположение сих знаков не было бы подвержено таким разногласиям, когда бы человек умел сохранить оный. И так везде я вижу с явственным удостоверением три знака действователя, действия и произведения; и как сей порядок есть общий всем Существам мыслящим, то смело могу сказать, что ежели они и захотят, то не возмогут удалиться от него.
Однако не надобно думать, что и в самом истинном Языке сии знаки всегда расположены были в том же порядке, в каком они суть в наших умных способностях, ибо сии знаки суть токмо чувственное изображение оных; а я показал уже, что чувственное никогда не может иметь одинакого течения с умным, то есть, что произведению никогда не могут быть совместны те же Законы, какие Началу его родителю.
Но превосходил бы сей язык все прочие тем, что его чувственное выражение никогда бы не изменялось и сообразовалось бы без малейшей перемены порядку и Законам, которые собственно и в особливости принадлежат сущности его. Сверх же сего Язык сей имел бы то преимущество, как уже мы видели, что не был бы подвержен никакому обоюдному знаменованию, а всегда бы оное было одинаково; понеже оно связано с природою вещей, а природа вещей неизменяема.