О двух состояниях человека

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О двух состояниях человека

Таким образом погруженный в собственном мраке, неспособен он к восприятию какого-либо света, и возвратиться к доброму Началу: ибо чтобы устремить свои желания к истинному сему свету, надобно прежде познать его, надобно возыметь добрую мысль. Но как сия мысль в него вселится, когда воля его и все способности совсем нечисты и расстроены? Одним словом, когда не имеет он никакого сообщения с добром, и когда и его восчувствовать, то способ и свобода возвратиться к оному, хотя и есть в нем, всегда остаются без успеха: а сие и учиняет ужасным лишение, к которому он осужден.

Закон Правосудия равно исполняется и над человеком, хотя отменными средствами; он будет нам предводителем в наших исследованиях о человеке.

Никто поистине, у кого только смысл не помрачен, или не заражен предубеждением, не станет спорить, чтоб телесная жизнь человека не была лишение и страдание почти непрерывное. И так, следуя тому понятию, какое мы имеем о Правосудии, не безрассудно назовем сию плотскую жизнь временем наказания и очищения; но нельзя именовать ее таковою, не подумав тотчас, что надлежало же человеку иметь прежде состояние высшее и превосходнее нынешнего, и что сколько теперешнее его состояние ограничено и наполнено печалями и неприятностями, столько другое должно быть не ограничено и исполнено утех. Каждое человека страдание есть знак недостающего ему блага; каждое его лишение показывает, что он был создан для наслаждения; каждая его немощь возвещает его прежнее могущество: одним словом, самое сие чувствование, что ныне не имеет он ничего, есть тайное доказательство, что некогда имел он все.

И так болезненное чувствование нынешнего его ужасного состояния может вразумить нас о блаженной его преждебытной жизни. Он ныне не властелин своих мыслей и мучится тем, что должен ожидать тех мыслей, коих желает, и отгонять, коих страшится: из сего видим, что он создан был располагать самыми мыслями, и мог их производить по изволению; и надобно думать, что с сею властию сопряжены были неоцененные преимущества. Он преображает ныне малейший покой и тишину бесчисленными усилиями и трудами; из чего заключаем, что он назначен был наслаждаться непрерывно и без труда спокойным и блаженным состоянием, и что истинное его жилище было жилище мира и тишины. Имеет он способность все видеть и все познавать; однако пресмыкается во мраке и ужасается своего невежества и ослепления: не доказывается ли сим ясно, что свет есть его стихия? Наконец, тело его подвержено разрушению; и сия смерть, о которой из всех существ натуры один человек имеет познание, есть ужаснейшая черта в течении телесной его жизни, происшествие самое уничижительное и самое страшное для него: для чего же из сего строгого и ужасного для него устава не заключать, что тело его некогда состояло под славнейшим Законом, и должно было пользоваться всеми преимуществами бессмертия?

Но откуда могло произойти сие высокое состояние, которое делало человека толико великим и блаженным, как не от внутреннего познания и непрестанного присутствия доброго Начала? Ибо в нем едином есть источник всякого могущества и всякого блаженства. От чего же сей человек ныне погружен в невежестве, слабости и бедствии, как не от того, что стал отлучен от сего Начала, которое есть единый свет и единственное подкрепление всех существ?

Теперь воспомянув вышесказанное мною о правосудии первого Начала и о Свободе существ, от него произведенных, мы почувствуем совершенно, что когда злое начало по следствию его преступления терпит еще страдания, неразлучные с его возмутительною волею; то и человека страдания теперешние суть естественные следствия первого его заблуждения: сие заблуждение также не от иного чего могло произойти, как от Свободы человека, который, родивши в себе мысль, противную вышнему Закону, своею волею к оной прилепился.

По отношениям, находящимся между страданиями злого Начала и его преступлением, мог бы я сравнительным образом начертать свойство преступления первобытного человека чрез свойство его наказания; мог бы я чрез сие укротить непрестанные роптания на то, что мы осуждены участвовать в его казни, хотя и не участвовали в преступлении; но сии истины были бы от многих презренны, а признаны от столь немногих, что я бы погрешил, показав их всему свету. Довольно, ежели укажу путь моим читателям примерным изображением Состояния человека в его славе и наказания, коему он подвергнулся, когда лишился первого состояния.