6
6
5 октября 1968 года, как раз когда мы собирались сесть в мою машину, чтобы начать путешествие в Центральную Мексику, дон Хуан остановил меня.
— Я говорил тебе раньше, — сказал он с серьезным выражением лица, — что нельзя раскрывать ни имени, ни местонахождения мага. Я полагаю, что ты понимаешь, что не должен открывать ни моего имени, ни места, где находится мое тело. Сейчас я собираюсь попросить тебя о том же самом по отношению к моему другу, которого ты будешь звать Хенаро. Мы едемте его дому. Там мы проведем некоторое время.
Я заверил дона Хуана, что никогда не обманывал его доверия.
— Я знаю это, — сказал он с той же серьезностью. — И все же меня заботит то, что ты можешь поступать бездумно.
Я запротестовал, и дон Хуан сказал, что его целью было только напомнить мне, что каждый раз, когда человек проявляет беспечность в вопросах магии, он играет с неминуемой и безжалостной смертью, которую можно предотвратить, оставаясь внимательным и осознавая свои поступки.
— Мы больше не будем касаться этого, — сказал он. — Как только мы уедем отсюда, мы не будем упоминать о Хенаро и не будем думать о нем. Я хочу, чтобы сейчас ты привел в порядок свои мысли. Когда ты встретишь его, ты должен быть в ясном сознании и не иметь сомнений в уме.
— О какого рода сомнениях ты говоришь, дон Хуан?
— Любого рода сомнения вообще. Когда ты встретишь его, ты должен быть кристально чистым. Он «увидит» тебя!
Его странные предупреждения очень меня смутили. Я сказал, что, может быть, мне лучше вообще не встречаться с его другом, а просто подвезти к его дому дон Хуана и высадить там.
— То, что я сказал, всего лишь предупреждение, — заметил он. — Ты уже встретил одного мага, Висенте, и он чуть не убил тебя. Берегись на этот раз!
Прибыв в Центральную Мексику, мы потратили еще два дня, чтобы пешком дойти от места, где я оставил свою машину, до дома его друга — маленькой хижины, прилепившейся к склону горы. Друг дона Хуана стоял у дверей, словно ожидая нас. Я тут же узнал его. Я уже познакомился с ним, хотя и очень поверхностно, когда привез свою книгу дону Хуану. В тот раз я смотрел на него только мельком, поэтому у меня было ощущение, что он того же возраста, что и дон Хуан. Однако сейчас, у дверей его дома, я заметил, что он значительно моложе. Ему, вероятно, только перевалило за шестьдесят. Он был ниже дона Хуана и тоньше его, очень темен и жилист. Его волосы были густыми, седоватыми и довольно длинными — они нависали над ушами и лбом. Его лицо было округлым и грубым. Сильно выступающий нос придавал ему вид хищной птицы с маленькими темными глазами.
Сначала он обратился к дону Хуану. Дон Хуан утвердительно кивнул. Они коротко поговорили. Беседовали они не по-испански, поэтому я не понимал, о чем речь. Затем дон Хенаро повернулся ко мне.
— Добро пожаловать в мою скромную лачугу, — извиняющимся тоном сказал он по-испански.
Его слова были вежливой формулой, которую я слышал и раньше в разных сельских районах Мексики. Однако произнося их, он весело засмеялся без всякой видимой причины, и я понял, что он применяет свою контролируемую глупость. Его меньше всего волновало, что его дом был жалкой лачугой. Мне очень понравился дон Хенаро.
В течение двух следующих дней мы ходили в горы собирать растения. Дон Хуан, дон Хенаро и я отправлялись каждый день на рассвете. Они уходили вместе в какой-то особый, но неопределимый район гор и оставляли меня одного в лесной зоне. Я приходил там в удивительное состояние. Я не замечал хода времени, не ощущал никакого неудобства от того, что я один. Необычным опытом этих двух дней была обостренная способность концентрироваться на сложной задаче поиска особых растений, которые дон Хуан доверил мне собирать.
Мы возвращались домой к вечеру, и оба дня я так уставал, что немедленно засыпал.
Однако третий день был другим. Мы все работали вместе, и дон Хуан попросил дона Хенаро научить меня собирать некоторые растения. Мы вернулись около полудня, и оба они несколько часов сидели около дома в полном молчании, как если бы были в трансе. Однако они не спали. Я пару раз прошел перед ними; дон Хуан проводил меня глазами, и так же сделал дон Хенаро.
— Ты должен говорить с растениями, прежде чем ты их сорвешь, — сказал дон Хуан.
Он ронял слова небрежно, но повторил свое высказывание трижды, словно чтобы привлечь мое внимание. Пока он не заговорил, все молчали.
— Для того чтобы видеть растения, ты должен поговорить с ними лично, — продолжал он. — Ты должен знать их индивидуально, тогда растения смогут рассказать о себе все, что ты захочешь о них узнать.
Время клонилось к вечеру. Дон Хуан сидел на плоском камне лицом к западным горам; дон Хенаро сидел рядом с ним на соломенной циновке лицом на север. Дон Хуан сказал мне в день, когда мы приехали, что это — их «позиции» и что я должен садиться на землю в любом месте напротив них. Он сказал, что, пока мы сидим в таких позициях, мое лицо должно быть повернуто к юго-востоку и смотреть на них я могу только короткими взглядами.
— Да, так обстоит дело с растениями, верно? — спросил дон Хуан, поворачиваясь к дону Хенаро, который ответил утвердительным жестом.
Я сказал, что причиной, по которой я не последовал его инструкциям, было то, что я чувствовал себя несколько глупо, разговаривая с растениями.
— Ты никак не можешь понять, что маг не шутит, — сказал он сурово. — Когда маг добивается того, чтобы видеть, он добивается силы.
Дон Хенаро глядел на меня. Я делал заметки, и это, казалось, поражало его. Он улыбнулся мне, потряс головой и что-то сказал дону Хуану. Дон Хуан пожал плечами. Видеть меня пишущим дону Хенаро было явно странно. Дон Хуан, похоже, уже привык к тому, что я все записываю, и то, что я пишу, когда он говорит, больше не удивляло его; он мог продолжать говорить, не показывая, что замечает мои действия. Но дон Хенаро продолжал смеяться, и мне пришлось прекратить записывать, чтобы не сбивать настроения разговора.
Дон Хуан еще раз подтвердил, что поступки мага не следует принимать за шутки, потому что маг играет со смертью на каждом повороте своего пути. Затем он начал рассказывать дону Хенаро, как однажды ночью я посмотрел на огни смерти, следовавшей за нами во время одного из наших путешествий. Рассказ оказался очень смешным. Дон Хенаро катался от смеха по земле.
Дон Хуан извинился передо мной и сказал, что его друг бывает подвержен приступам смеха. Я взглянул на дона Хенаро, который, как я думал, все еще катается по земле, и увидел, что он выполняет совершенно необычное действие. Он стоял на голове без помощи рук, а его ноги были сложены так, как если бы он сидел. Зрелище настолько не лезло ни в какие ворота, что я вскочил. Когда я понял, что он делает нечто совершенно невозможное с точки зрения механики тела, он вернулся опять в нормальное сидячее положение. Однако дон Хуан, видимо, знал, в чем тут дело, и приветствовал представление дона Хенаро раскатистым хохотом.
Дон Хенаро, казалось, заметил мое замешательство. Он пару раз хлопнул в ладоши и вновь начал кататься по земле; очевидно, он хотел, чтобы я следил за ним. На самом деле он не катался по земле, как мне сперва показалось, а раскачивал тело в сидячем положении так, что голова касалась земли. Он, видимо, принимал свою необычную позу, набирая момент — раскачиваясь, пока инерция не выведет его тело в вертикальное положение, так что на мгновение он «садился на голову».
Когда их смех утих, дон Хуан продолжил разговор; его тон был очень жестким. Я изменил положение тела, чтобы сесть удобнее и уделить разговору все свое внимание. Он совсем не улыбался, как делал обычно, когда я старался слушать его внимательно. Дон Хенаро продолжал смотреть на меня, словно ожидая, что я опять начну записывать, но я больше не брался за свои заметки. Дон Хуан отчитал меня за то, что я не разговаривал с растениями, собирая их, как он велел делать. Он сказал, что убитые мной растения тоже могли убить меня и что он уверен — рано или поздно они принесут мне болезнь. Он добавил, что если я заболею из-за причиненного растениям вреда, то не признаю этого и предпочту считать болезнь гриппом.
Оба они опять развеселились, затем дон Хуан вновь стал серьезен и сказал, что если я не думаю о своей смерти, то вся моя жизнь будет только личным хаосом. Он выглядел очень жестким.
— Что еще может быть у человека, кроме его жизни и его смерти? — сказал он мне.
В этот момент я почувствовал, что совершенно необходимо все это записать, и взялся за блокнот. Дон Хенаро уставился на меня и улыбнулся. Затем он склонил голову немного набок и расширил ноздри. Он, очевидно, имел замечательный контроль над мышцами ноздрей, потому что они стали в два раза шире своего обычного размера.
Самым комичным в его клоунаде были не его жесты, а его собственная реакция на них. После того как он расширил свои ноздри, он, смеясь, склонился вперед и вновь привел свое тело в ту же странную перевернутую позу.
Дон Хуан смеялся, пока слезы не потекли у него по щекам. Я чувствовал себя несколько раздраженным и смеялся нервно.
— Хенаро не любит писать, — сказал дон Хуан в качестве объяснения.
Я отложил свои заметки, но дон Хенаро заверил меня, что я могу писать, потому что на самом деле ему это не мешает. Я снова взял свои заметки и стал писать. Он повторил те же невообразимые движения, и оба они опять отреагировали так же.
Дон Хуан взглянул на меня, все еще смеясь, и сказал, что его друг изображает меня. Что у меня есть привычка раздувать ноздри, как только я начинаю писать, и что дон Хенаро думает, что пытаться стать магом, делая записи, так же абсурдно, как сидеть на голове, поэтому он и принимает такую смешную позу, перенося на голову вес своего сидящего тела.
— Возможно, ты не найдешь это забавным, — сказал дон Хуан, — но только Хенаро может сидеть на голове, и только ты можешь думать о том, чтобы научиться магии, делая записи.
Опять последовал взрыв смеха, и дон Хенаро повторил свое невероятное движение.
Он мне нравился. Его поступки были полны прямоты и изящества.
— Приношу извинения, дон Хенаро, — сказал я, указывая на блокнот.
— Все в порядке, — сказал он и опять хмыкнул.
Я больше не мог писать. Они очень долго говорили о том, как растения могут убить и как маги используют это свойство. Оба продолжали смотреть на меня, когда говорили, как бы ожидая, что я начну записывать.
— Карлос, как лошадь, которой не нравится седло, — сказал дон Хуан. — С ним надо быть очень деликатным. Ты испугал его, и теперь он не хочет писать.
Дон Хенаро расширил ноздри и сказал тоном насмешливой просьбы, морщась и кривя рот:
— Продолжай, Карлитос, пиши. Пиши, пока у тебя не отвалится большой палец.
Дон Хуан поднялся, расправил руки и выгнул спину. Несмотря на преклонный возраст, его тело было сильным и гибким. Он пошел в кусты у края дома, и я остался наедине с доном Хенаро. Он посмотрел на меня, и я отвел глаза, потому что он заставил меня почувствовать растерянность.
— Неужто ты не хочешь даже смотреть на меня? — сказал он самым веселым тоном.
Он раздул свои ноздри и заставил их дрожать. Затем поднялся и повторил движения дона Хуана, выгибая спину и вытягивая руки, но при этом его тело приняло крайне смешное положение; это была неописуемая поза, которая совмещала в себе исключительное чувство пантомимы и юмора. Она зачаровала меня. Это была мастерская карикатура на дона Хуана.
Появившийся в этот момент дон Хуан заметил пантомиму дона Хенаро и явно понял ее значение. Посмеиваясь, он сел.
— Куда дует ветер? — небрежно спросил дон Хенаро. Дон Хуан указал движением головы на запад.
— Я лучше пойду туда, куда дует ветер, — сказал дон Хенаро с серьезным выражением.
Затем он повернулся ко мне и погрозил пальцем.
— И не обращай внимания, если ты услышишь странные звуки, — сказал он. — Когда Хенаро срет, горы трясутся.
Он нырнул в кусты, и мгновение спустя я услышал очень странный звук — раскатистый неземной грохот. Не зная, как его объяснить, я взглянул на дона Хуана, но он согнулся вдвое от хохота.
17 октября 1968 года
Я не помню, что побудило дона Хенаро рассказать мне об устройстве «другого мира», как он его называл. Он сказал, что мастер-маг является орлом или, скорее, может превращаться в орла; с другой стороны, злой маг является «теколоте» — совой. Дон Хенаро сказал, что злой маг — это дитя ночи, и для такого человека полезные животные — это горный лев, или другие дикие кошки, или ночные птицы, особенно совы. Он сказал, что «брухос лирикос», лирические маги, — имелись в виду маги-дилетанты — предпочитают других животных, например ворону. Дон Хуан засмеялся; он слушал молча.
Дон Хенаро повернулся к нему и сказал:
— Это правда, и ты это знаешь, Хуан.
Затем он сказал, что мастер-маг может взять своего ученика с собой в путешествие и реально пройти десять слоев другого мира. Мастер, при условии что он орел, может начать с самого первого, нижнего слоя и затем проходить каждый последующий мир, пока не достигнет вершины. Злые маги и дилетанты могут, в лучшем случае, проходить только три слоя.
Дон Хенаро коснулся того, что представляют собой эти ступени, сказав:
— Начинаешь с самого дна, и затем твой учитель берет тебя с собою в полет, и вскоре — бум… Ты проходишь сквозь первый слой. Затем, немного погодя — бум… Ты проходишь сквозь второй… и — бум… проходишь через третий…
Дон Хенаро провел меня через десять бумов до последнего слоя мира. Когда он кончил говорить, дон Хуан взглянул на меня и понимающе улыбнулся.
— Разговор — не предрасположенность Хенаро, — сказал он, — но если ты хочешь получить урок, он будет учить тебя о равновесии вещей.
Дон Хенаро утвердительно кивнул. Он скривил губы и полуприкрыл глаза. Мне его жест показался чудесным. Дон Хенаро поднялся, и то же сделал дон Хуан.
— Ладно, — сказал дон Хенаро, — пошли. Мы можем поехать и подождать Нестора и Паблито. Они уже свободны. По четвергам они рано освобождаются.
Оба сели ко мне в машину; дон Хуан сел спереди. Я ни о чем не спрашивал их, а просто завел мотор. Дон Хуан велел мне ехать к месту, которое, по его словам, было домом Нестора. Дон Хенаро вошел в дом и немного погодя вышел в сопровождении Нестора и Паблито, двух молодых людей, которые были его учениками. Все они сели в машину, и дон Хуан сказал, чтобы я ехал по дороге, ведущей к западным горам.
Мы оставили мою машину на краю грунтовой дороги и пошли пешком вдоль берега реки, ширина которой была пять-шесть метров, к водопаду, который был виден еще с того места, где я оставил машину. Было около четырех часов дня. Панорама была впечатляющей. Прямо у нас над головой висела огромная черная с синевой туча, которая казалась парящей крышей; она имела хорошо выраженный край, а по форме была громадным полукругом. К западу, на склонах высоких гор Центральных Кордильер, видимо, шел дождь. Он выглядел беловатым занавесом, спадающим на зеленые пики. На востоке была глубокая длинная долина, над которой висели разбросанные облака и сияло солнце. Контраст между двумя этими районами был великолепен. Мы остановились у подножия водопада. Его высота была около пятидесяти метров; рев был очень легким.
Дон Хенаро надел ремень вокруг пояса. С него свисало по меньшей мере семь предметов, которые выглядели как маленькие кувшинчики. Он снял шляпу, и она повисла за его спиной на завязанном вокруг шеи шнурке. Он надел головную повязку, которую вынул из мешочка, сделанного из толстой шерстяной материи. Головная повязка тоже была изготовлена из разноцветных шерстяных нитей. В ней особенно выделялся ярко-желтый цвет. В головную повязку он воткнул три пера, по-видимому, орлиных. Я заметил, что точки, куда он воткнул перья, были несимметричными. Одно перо было позади его правого уха, другое было в нескольких дюймах впереди, а третье — над его левым виском. Затем он снял сандалии, прицепил или привязал их к поясу и затянул ремень поверх пончо. Ремень, кажется, был сплетен из полосок кожи. Я не видел, завязал он его или застегнул на пряжку. Дон Хенаро пошел по направлению к водопаду.
Дон Хуан установил круглый камень в устойчивое положение и сел на него. Оба молодых человека сделали то же самое с другими камнями и сели слева от него. Дон Хуан указал мне на место рядом с собой с правой стороны и сказал, чтобы я принес камень и сел.
— Мы должны образовать здесь линию, — сказал он, показав, что они трое сели в ряд.
К этому времени дон Хенаро достиг самого дна водопада и начал взбираться по тропинке слева от него. Оттуда, где мы сидели, скала казалась довольно крутой. Там было много кустов, которые он использовал как поручни. Один раз он, видимо, потерял опору и чуть не соскользнул вниз, как если бы почва была скользкой. Немного погодя повторилось то же самое, и мне пришла в голову мысль, что дон Хенаро, пожалуй, слишком стар, чтобы лазить по скалам. Я видел, как он несколько раз поскальзывался и оступался, прежде чем достиг точки, где тропинка кончалась.
Я испытал чувство растерянности, когда он начал карабкаться по скалам. Я не мог себе объяснить, что он собирается делать.
— Что он делает? — спросил я дона Хуана шепотом. Дон Хуан не взглянул на меня.
— Видимо, он взбирается, — сказал он.
Дон Хуан смотрел прямо на дона Хенаро. Его взгляд остановился, а глаза были полуприкрыты. Он сидел на краю камня, очень прямо, с руками, сложенными на коленях.
Я немного наклонился, чтобы посмотреть на двух молодых людей; дон Хуан рукой дал мне знак вернуться на линию. Я тотчас откачнулся, лишь мельком увидев молодых людей. Они казались такими же внимательными, как и он.
Дон Хуан показал рукой в направлении водопада.
Я посмотрел туда опять. Дон Хенаро взобрался довольно высоко на скалу. В тот момент, когда я поднял взгляд, он находился на плоской площадке, медленно двигаясь в обход огромного булыжника. Его руки были вытянуты в стороны, как если бы он обнимал скалу. Он медленно продвигался вправо и внезапно потерял опору под ногами. Я невольно ахнул. На мгновение все его тело повисло в воздухе. Я был уверен, что он падает, но он не упал. Его правая рука схватилась за что-то, и очень медленно его ноги вернулись на выступ. Но прежде чем двинуться дальше, он повернулся и взглянул на нас. Это был только мимолетный взгляд, но в движении его головы была такая стилизация, что я почувствовал удивление. Я вспомнил, что он делал то же самое — поворачивался и смотрел на нас — каждый раз, когда поскальзывался. Я подумал, что дона Хенаро раздражает его собственная неуклюжесть и он поворачивается посмотреть, видим ли ее мы.
Он ещё немного продвинулся к вершине, еще раз потерял опору под ногами и схватился за нависающую скалу. На этот раз он удержался левой рукой. Когда он восстановил равновесие, он опять повернулся и посмотрел на нас. Он еще дважды поскальзывался, прежде чем достиг вершины. Оттуда, где мы сидели, верхний край водопада казался шести-семи метров шириной. Секунду дон Хенаро стоял неподвижно. Я собирался спросить дона Хуана, что дон Хенаро намерен там делать, но дон Хуан казался настолько поглощенным наблюдением, что я не осмелился беспокоить его.
Внезапно дон Хенаро прыгнул на поверхность воды. Это было настолько неожиданным действием, что у меня захватило дыхание. Это был великолепный, небывалый прыжок. На мгновение мне показалось, что я видел серию наложенных друг на друга образов его тела, совершающего эллиптический полет на середину потока.
Когда мое удивление улеглось, я заметил, что он приземлился на камень у самого края водопада, камень, который был едва заметен с того места, где мы сидели.
Он оставался там долгое время; казалось, он боролся с перекатывающейся через камень водой. Дважды он повисал над пропастью, и я не мог понять, что его удерживает от падения. Он восстановил свое равновесие и переступил на камне с ноги на ногу. Затем прыгнул опять, как тигр. Я едва мог разглядеть следующий камень, на который он опустился; это был маленький острый выступ на гребне водопада.
Там он оставался почти десять минут. Он был неподвижен. Его неподвижность произвела на меня такое впечатление, что я начал дрожать. Я хотел встать и пройтись. Дон Хуан заметил мою нервозность и приказал мне успокоиться.
Неподвижность дона Хенаро вызвала во мне какой-то загадочный ужас. Я чувствовал, что, если он останется там еще, я не смогу удерживать контроль над собой. Внезапно он прыгнул вновь. На этот раз — прямо на другой берег водопада. Он опустился на ноги и руки, как кошка. Он оставался в таком положении секунду, затем поднялся и взглянул через водопад на другую сторону, а затем вниз, на нас. Он стоял в каменной неподвижности, глядя на нас. Его руки были сжаты у боков, как будто он держался за невидимые поручни.
Было что-то поистине изысканное в том, как он стоял; его тело казалось таким тонким, таким хрупким. Я подумал, что дон Хенаро со своей головной повязкой, со своими орлиными перьями, своим темным пончо и босыми ногами был самым красивым человеческим существом, какое я когда-либо видел.
Внезапно он вытянул руки вверх, поднял голову и быстрым движением наподобие левого бокового сальто бросил свое тело в сторону. Валун, на котором он стоял, был круглым, и когда он прыгнул, он исчез за ним.
В этот момент стали падать крупные капли дождя. Дон Хуан поднялся, и вместе с ним поднялись двое молодых людей. Их движение было столь резким, что я замешкался. Мастерский трюк дона Хенаро ввел меня в состояние глубокого эмоционального возбуждения. Я чувствовал, что он замечательный артист, и хотел тут же увидеть его и аплодировать ему.
Я старался разглядеть левую сторону водопада, чтобы увидеть, не спускается ли он вниз, но его не было. Я настойчиво пытался узнать, что с ним сталось. Дон Хуан не отвечал.
— Нам лучше поспешить отсюда, — сказал он. — Это настоящий ливень. Нам надо завезти Паблито и Нестора домой, а потом мы начнем обратное путешествие.
— Я даже не попрощался с доном Хенаро, — возразил я.
— Он уже попрощался с тобой, — ответил дон Хуан резко.
Он секунду смотрел на меня, затем смягчил выражение лица и улыбнулся.
— Он пожелал тебе всего хорошего, — сказал он. — Он был счастлив с тобой.
— Но разве мы не дождемся его?
— Нет, — сказал дон Хуан резко, — предоставь ему быть там, где он находится. Может быть, он орел, летящий в другой мир. Или, может быть, он умер там, наверху. Сейчас это не имеет значения.
23 октября 1968 года
Дон Хуан невзначай заметил, что он собирается в недалеком будущем совершить еще одну поездку в Центральную Мексику.
— Ты собираешься навестить дона Хенаро? — спросил я.
— Возможно, — сказал он, не глядя на меня.
— С ним все в порядке, не так ли, дон Хуан? Я хочу сказать — с ним не случилось ничего плохого тогда, на вершине водопада?
— Ничего с ним не случилось. Он сильный.
Некоторое время мы разговаривали о путешествии, которое он планировал. Затем я сказал, что мне очень понравилось общество дона Хенаро и его шутки. Он засмеялся и сказал, что Хенаро действительно похож на ребенка. Последовала длинная пауза; я напрягал свой ум, пытаясь найти способ перевести разговор на данный мне урок. Дон Хуан посмотрел на меня и дразнящим тоном спросил:
— Тебе до смерти хочется спросить меня об уроке Хенаро, не так ли?
Я напряженно засмеялся. Я не переставал думать о том, что произошло у водопада. Вновь и вновь перебирал все детали, какие только мог вспомнить, и приходил к заключению, что был свидетелем проявления невероятной физической ловкости. Я думал, что дон Хенаро, без сомнения, является непревзойденным мастером равновесия. Каждое движение, которое он совершал, было высоко ритуализованным, не говоря уже о том, что оно наверняка имело какое-то сложное символическое значение.
— Да, — сказал я. — Признаю, что мне до смерти хочется узнать, в чем заключается его урок.
— Позволь сказать тебе одну вещь, — сказал дон Хуан. — Для тебя это было пустой тратой времени. Его урок был для тех, кто видит. Паблито и Нестор уловили его суть, хотя они видят не особо хорошо. Но ты — ты пришел туда смотреть. Я говорил Хенаро, что ты очень странный набитый дурак и что, возможно, тебе поможет его урок, но этого не произошло. Впрочем, это неважно. Виденье — очень трудная вещь. Я не хотел, чтобы ты потом разговаривал с Хенаро, поэтому нам пришлось уехать. Очень плохо. Но было бы хуже остаться. Хенаро очень рисковал, чтобы показать тебе нечто действительно чудесное. Очень плохо, что ты не можешь видеть.
— Может быть, дон Хуан, если ты расскажешь мне, в чем состоял урок, то выяснится, что я на самом деле видел.
Дон Хуан от смеха согнулся вдвое.
— Твоя лучшая черта — задавать вопросы, — сказал он. Он явно собирался оставить эту тему. Мы сидели, как обычно, на площадке перед его домом; внезапно он поднялся и пошел внутрь. Я пошел следом, настойчиво пытаясь описать ему то, что я видел. Я добросовестно изложил последовательность событий так, как я помнил. Все время, пока я рассказывал, дон Хуан продолжал улыбаться. Когда я закончил, он покачал головой.
— Виденье очень трудная вещь, — сказал он.
Я попросил его объяснить это утверждение.
— Виденье не тема для разговоров, — жестко сказал он.
Очевидно, он не собирался больше ничего мне рассказывать. Поэтому я сдался и вышел из дома, чтобы выполнить кое-какие его поручения.
Когда я вернулся, уже стемнело. Мы перекусили, а затем вышли на рамаду. Не успели мы усесться, как дон Хуан начал говорить об уроке дона Хенаро. Он совсем не дал мне времени приготовиться. Мои записки были при мне, но было слишком темно, чтобы писать, и я не хотел прерывать течение разговора, отправляясь за керосиновой лампой.
Он сказал, что дон Хенаро, являясь мастером равновесия, мог выполнять очень запутанные и сложные движения. Сидение на голове было одним из таких движений, и им он хотел показать мне, что невозможно учиться видеть, делая записи. Сидение на голове без помощи рук было, в лучшем случае, шутовским трюком, который длился лишь секунду. По мнению дона Хенаро, писать о виденье — это то же самое, то есть это просто запутанное действие, такое же странное и такое же ненужное, как сидение на голове.
Дон Хуан уставился на меня в темноте и очень драматическим тоном сказал, что, в то время как дон Хенаро разыгрывал шутку, сидя на голове, я был на самой грани виденья. Дон Хенаро заметил это и повторил свой маневр снова и снова, но без толку, так как я уже потерял найденную было нить.
Дон Хуан сказал, что затем дон Хенаро, движимый личной симпатией ко мне, предпринял очень рискованную попытку вновь вернуть меня на грань виденья. После тщательных размышлений он решил показать мне искусство владения равновесием, пересекая водопад. Он чувствовал, что водопад подобен тому порогу, перед которым я стою, и верил, что я тоже смогу его пересечь.
Затем дон Хуан объяснил представление, данное доном Хенаро. Он сказал, что уже говорил мне, что человеческие существа являются для тех, кто видит, светящимися существами, состоящими из чего-то вроде волокон или нитей света, которые идут по кругу спереди назад и создают видимость яйца. Он сказал, что говорил мне также, что самой поразительной чертой яйцеподобных существ был набор длинных волокон, выходящих из района пупка. Дон Хуан сказал, что эти волокна имеют очень большое значение в жизни человека. Эти волокна были секретом равновесия дона Хенаро, и его урок не имел ничего общего с акробатическими прыжками через водопад. Его искусство равновесия заключалось в способе, которым он использовал «щупальцеподобные» нити.
Дон Хуан прекратил разговор на эту тему так же внезапно, как начал, и стал говорить о чем-то совершенно другом.
24 октября 1968 года
Я загнал дона Хуана в угол и сказал, что интуитивно чувствую, что мне никогда больше не дадут урока равновесия, поэтому он должен объяснить мне все скрытые детали, которые я иначе никогда не смогу понять. Дон Хуан сказал, что я прав в том, что дон Хенаро не станет мне давать другого урока равновесия.
— Что ты еще хочешь знать? — спросил он.
— Что это за щупальцеподобные волокна, дон Хуан?
— Это щупальца, которые выходят из тела человека и которые очевидны для любого мага, который может видеть. Маги действуют в отношении людей соответственно тому, как они видят их щупальца. Слабые люди имеют очень короткие, почти незаметные волокна; сильные люди имеют волокна длинные и яркие. У Хенаро, например, они настолько яркие, что кажутся толстыми. По этим волокнам можно сказать, здоров человек или болен, зол он или добр, надежен или нет. По этим волокнам можно сказать также, может ли человек видеть. Однако здесь встает проблема. Когда Хенаро увидел тебя, то узнал, совершенно так же, как и мой друг Висенте, что ты можешь видеть; когда я вижу тебя, то вижу, что ты можешь видеть, и в то же время знаю сам, что ты этого не можешь. До чего странно! Хенаро не мог преодолеть этого. Я говорил ему, что ты странный дурак. Я думаю, что он хотел сам это увидеть и поэтому взял тебя к водопаду.
— Почему ты считаешь, что я произвожу впечатление, будто могу видеть!
Дон Хуан не ответил мне. Он долго молчал. Я не хотел ничего больше у него спрашивать. Наконец он заговорил и сказал, что знает почему, но не знает, как это объяснить.
— Ты считаешь, что все в мире легко понять, — сказал он, — потому что все, что делаешь ты, — это рутина, которую легко понять. У водопада, когда ты смотрел на то, как Хенаро движется над водой, ты считал, что он мастер кувыркаться, потому что кувырки — это все, о чем ты мог думать. И ты всегда будешь считать, что это все, что он делал. Однако Хенаро вовсе не прыгал через водопад. Если бы он прыгнул, он бы погиб. Хенаро балансировал на своих великолепных ярких волокнах. Он делал их длинными, длинными настолько, что мог, скажем, перекатиться по ним через водопад. Он демонстрировал верный способ, как делать эти щупальца длинными и как ими с точностью манипулировать. Паблито видел почти все движения дона Хенаро. Нестор, с другой стороны, видел только самые очевидные маневры. Он упустил мелкие детали. Но ты, ты совершенно ничего не видел.
— Может быть, если бы ты, дон Хуан, сказал мне заранее, на что смотреть…
Он прервал меня и сказал, что дону Хенаро только помешало бы, если бы он стал давать мне инструкции. Если бы я знал, что именно должно произойти, то мои нити были бы возбуждены и мешали бы нитям дона Хенаро.
— Если бы ты мог видеть, — сказал он, — тебе было бы ясно уже с первого шага, сделанного Хенаро, что он не поскальзывался, когда лез к вершине водопада. Он ослаблял свои волокна. Дважды он охватывал ими камни и повисал на голой скале, как муха. Когда он поднялся на вершину и был готов пересечь воду, он сфокусировал их на небольшом камне на середине потока, и, когда они были там надежно закреплены, он позволил нитям перетащить его туда. Хенаро вовсе не прыгал и поэтому мог приземлиться на скользкую поверхность совсем маленьких камней на самом краю водопада. Его нити все время крепко охватывали каждый камень, который он использовал.
Он не стоял долго на первом камне, потому что остальные его нити были прикреплены к другому, еще меньшему камню в том месте, где напор воды был сильнее всего. Волокна притянули его вновь, и он приземлился там. Это было самым удивительным, что он сделал. Поверхность камня была слишком маленькой для того, чтобы человек мог на нем стоять, и напор воды сбросил бы его в пропасть, если бы он не оставил часть своих нитей сфокусированными на первом камне.
В этом втором положении он стоял долгое время, потому что ему нужно было опять вытянуть свои волокна и послать их на другую сторону водопада. Когда он закрепил их там, ему нужно было освободить нити, закрепленные на первом камне. Это было очень непросто. Пожалуй, только один Хенаро мог сделать это. Он чуть не потерял свою хватку или, может, просто дурачил нас — мы этого никогда наверняка не узнаем. Лично я действительно думаю, что он чуть не потерял свою хватку. Я знаю это потому, что он напрягся и выбросил через воду великолепный пучок, подобный лучу прожектора. Я думаю, что один этот пучок мог перетянуть его на другую сторону. Оказавшись на другой стороне, он встал и заставил свои нити сиять множеством огней. Это он сделал специально для тебя. Если бы ты был способен видеть, ты увидел бы это.
Хенаро встал там, глядя на тебя, и понял, что ты не видел.