8. Разрушение распорядка жизни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

8. Разрушение распорядка жизни

Воскресенье, 16 июля 1961 года

Все утро мы провели, наблюдая за грызунами, которые были похожи на жирных белок. Дон Хуан называл их водяными крысами. Он отметил, что они очень быстро убегают от опасности. Но после того как они спасутся от хищника, они имеют ужасную привычку останавливаться или даже забираться на камень, вставать на задние лапы, осматриваться и начинать чиститься.

— У них очень хорошие глаза, — сказал дон Хуан. — Ты должен двигаться только тогда, когда они бегут, поэтому ты должен научиться предугадывать, когда и где они остановятся, так чтобы ты мог остановиться в то же время.

Я погрузился в наблюдение за ними и провел целый день как охотник, выследив большое их число. Под конец я научился почти безошибочно предсказывать их действия.

Затем дон Хуан показал, как делать для них ловушки. Он объяснил, что охотник некоторое время должен следить, как они едят и где гнездятся, чтобы определить, где расположить ловушки. Затем ночью он должен расставить их, и все, что ему останется сделать на следующий день, это вспугнуть животных, чтобы они помчались в его ловчие приспособления.

Мы набрали веток и приступили к изготовлению охотничьих приспособлений. Я уже закончил свою ловушку и возбужденно думал над тем, будет ли она работать, когда дон Хуан внезапно остановился и взглянул на свое левое запястье, как если бы смотрел на часы, которых у него никогда не было. Он сказал, что, согласно его хронометру, уже время обеда. Я держал длинную ветку, которую старался согнуть в кольцо. Автоматически я положил ее рядом с остальными охотничьими принадлежностями.

Дон Хуан с любопытством взглянул на меня. Затем он издал завывающий звук фабричной сирены, зовущей на обед. Я засмеялся. Звук сирены был совершенным. Я подошел к нему и заметил, что он смотрит на меня. Он покачал головой с боку на бок.

— Будь я проклят, — сказал он.

— Что такое? — спросил я.

Он опять издал долгий воющий звук фабричной сирены.

— Обед кончился, — сказал он. — Иди работать.

На секунду я почувствовал смущение. Но затем я подумал, что он шутит, — наверно, потому, что у нас нечего есть. Я так увлекся грызунами, что позабыл, что у нас нет никакой провизии. Я снова поднял палку и попытался согнуть ее. Через секунду дон Хуан опять включил свою сирену.

— Время идти домой, — сказал он.

Он посмотрел на свои воображаемые часы, затем взглянул на меня и подмигнул.

— Пять часов, — сказал он тоном человека, выдающего секрет. Я подумал, что ему внезапно надоела охота и он решил оставить ее. Я просто положил все на землю и начал собираться. Я не смотрел на него. Я считал, что он тоже собирает свои вещи. Когда я был готов, я увидел, что он сидит, скрестив ноги, в нескольких метрах от меня.

— Я готов, — сказал я. — Мы можем идти хоть сейчас. Он встал и забрался на скалу. Он стоял в полутора-двух метрах над землей и глядел на меня. Приложив руки ко рту, он издал очень длинный пронзительный звук, похожий на усиленную фабричную сирену. Он повернулся вокруг своей оси, издавая воющий звук.

— Что ты делаешь, дон Хуан? — спросил я.

Он сказал, что дает сигнал всему миру идти домой. Я был совершенно ошеломлен. Я не мог понять, шутит он или у него просто съехала крыша. Я внимательно следил за ним и пытался связать то, что он делает, с чем-нибудь из сказанного им раньше. Мы почти не говорили все это утро, и я не мог вспомнить ничего важного.

Дон Хуан все еще стоял на скале. Он взглянул на меня, улыбнулся и опять подмигнул. Внезапно я встревожился. Дон Хуан приложил руки ко рту и издал еще один сиреноподобный звук.

Он сказал, что уже восемь часов утра и мне нужно опять собирать свое приспособление, потому что впереди у нас целый день.

К этому времени я был в полном замешательстве. За какие-то минуты мой страх вырос до непреодолимого желания удрать прочь со сцены. Я думал, что дон Хуан сошел с ума. Я уже готов был бежать, когда он соскользнул с камня и подошел ко мне, улыбаясь.

— Ты думаешь, что я сошел с ума, да? — спросил он.

Я сказал ему, что он испугал меня до смерти своим неожиданным поведением.

Он сказал, что мы квиты. Я не понял, что он имеет в виду. Я был глубоко потрясен полным безумием его поступков. Он объяснил, что намеренно старался испугать меня тяжестью своего непредсказуемого поведения, потому что он сам готов лезть на стену из-за тяжести моего предсказуемого поведения. Он сказал, что мой распорядок так же безумен, как его сирена.

Я был шокирован и стал утверждать, что на самом деле я не имею распорядка. Я сказал, что считаю свою жизнь сплошной кашей из-за отсутствия здорового распорядка.

Дон Хуан рассмеялся и сделал мне знак сесть рядом с ним. Вся ситуация таинственным образом переменилась. Мой страх испарился, как только он начал говорить.

— Что у меня за распорядок? — спросил я.

— Все, что ты делаешь, это распорядок.

— Но разве не все мы такие же?

— Не все. Я ничего не делаю из-за распорядка.

— Чем все это вызвано, дон Хуан? Что я такого сделал или сказал, чтобы заставить тебя так себя вести?

— Ты беспокоился об обеде.

— Но я ничего не говорил тебе. Откуда ты знаешь, что я беспокоился об обеде?

— Ты беспокоишься о еде каждый день примерно около полудня, около шести вечера и около восьми утра, — сказал он со зловещей ухмылкой. — В это время ты беспокоишься о еде, даже если ты не голоден. Все, что мне нужно было сделать, чтобы показать твой подчиняющийся распорядку дух, это прогудеть сиреной. Твой дух выдрессирован работать по сигналу.

Он вопросительно посмотрел на меня. Я ничего не мог сказать в свою защиту.

— Теперь ты собираешься превратить охоту в распорядок, — сказал он. — Ты уже внес в охоту свои привычки. Ты говоришь в определенное время, ешь в определенное время и засыпаешь в определенное время.

Мне нечего было возразить. То, что дон Хуан сказал о моей привычке есть, было характерной чертой, свойственной всему в моей жизни. И все же я остро ощущал, что моя жизнь менее упорядочена, чем у большинства моих друзей и знакомых.

— Ты теперь много знаешь об охоте, — продолжал дон Хуан. — Тебе легко будет понять, что хороший охотник превыше всего знает одну вещь — он знает распорядок своей жертвы. Это делает его хорошим охотником. Именно это. Если ты вспомнишь, в какой последовательности я обучал тебя охоте, ты, может быть, поймешь, что я имею в виду. Сначала я научил тебя, как делать и настраивать ловушки. Затем я научил тебя распорядку дичи, за которой ты охотишься, а потом мы испытали ловушки на ее распорядок. Все это внешние формы охоты. Теперь я хочу обучить тебя последней, намного более трудной части. Возможно, пройдут годы, прежде чем ты сможешь сказать, что понял ее и что ты охотник.

Дон Хуан помолчал, как бы давая время. Он снял шляпу и изобразил, как причесываются грызуны, за которыми мы наблюдали. Это показалось мне очень забавным. Его круглая голова делала его похожим на одного из этих грызунов.

— Быть охотником не означает просто ловить дичь, — продолжал он. — Охотник, который стоит своей соли, ловит дичь не потому, что ставит ловушки или знает распорядок своей жертвы, а потому, что сам не имеет распорядка. В этом его преимущество. Он совсем не таков, как те животные, за которыми он охотится, закабаленные прочным распорядком и предсказуемыми поворотами. Он свободен, текуч, непредсказуем.

То, что говорил дон Хуан, казалось мне произвольной и иррациональной идеализацией. Я не мог себе представить жизнь без распорядка. Я хотел быть с ним честным, а не просто соглашаться или не соглашаться. Я чувствовал, что того, что он имеет в виду, невозможно достичь ни мне, ни кому-либо другому.

— Мне нет дела до того, что ты чувствуешь. Для того чтобы стать охотником, ты должен разрушить распорядок своей жизни. Ты добился хороших успехов в охоте. Ты учился быстро и теперь можешь видеть, что ты, как и твоя жертва, легко предсказуем.

Я попросил его быть точнее и дать конкретные примеры.

— Я говорю об охоте, — сказал он спокойно. — Поэтому я говорю о том, что делают животные, о том, где они едят; о месте, манере и времени их сна; о том, где они гнездятся и как они ходят. Именно этот распорядок я указываю тебе, чтобы ты осознал его в себе самом. Ты наблюдал повадки животных в пустыне. Они едят и пьют в определенных местах. Они гнездятся особым способом. Хороший охотник может предвидеть или восстановить практически все, что Они делают. Как я уже говорил тебе, на мой взгляд, ты ведешь себя так же, как твоя добыча. Однажды в моей жизни некто объяснил то же самое мне, поэтому ты не одинок. Все мы ведем себя так же, как та дичь, за которой мы гонимся. Это, разумеется, делает нас добычей чего-то или кого-то еще. Поэтому цель охотника, который знает все это, состоит в том, чтобы самому перестать быть дичью. Понимаешь, что я имею в виду?

Я опять выразил мнение, что это неосуществимо.

— Это требует времени, — сказал дон Хуан. — Ты можешь начать с того, чтобы не обедать каждый день в двенадцать часов.

Он взглянул на меня и доброжелательно улыбнулся. Выражение его лица было очень забавным и рассмешило меня.

— Есть, правда, некоторые животные, которых невозможно выследить, — продолжал он. — Есть определенные типы оленей, которых счастливый охотник может встретить однажды в жизни благодаря простому везению.

Дон Хуан сделал драматическую паузу и внимательно посмотрел на меня. Казалось, он ждал вопросов, но у меня их не было.

— Как ты думаешь, что делает их такими необычными и почему их так трудно найти? — спросил он.

Не зная, что сказать, я пожал плечами.

— У них нет распорядка, — сказал он торжественно. — Вот что делает их волшебными.

— Олень должен спать ночью, — сказал я. — Разве это не распорядок?

— Конечно, если олень спит каждую ночь в определенное время и в определенном месте. Но эти волшебные существа так себя не ведут. Когда-нибудь ты, возможно, сумеешь проверить это сам. Может быть, твоей судьбой станет охотиться за одним из них до конца жизни.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты любишь охотиться. Может быть, когда-нибудь, где-нибудь в мире твой путь пересечется с путем волшебного существа, и ты сможешь погнаться за ним. Волшебное существо — это нечто такое, на что стоит посмотреть. Мне повезло, и я встретил одно из них. Мы столкнулись после того, как я узнал и на практике освоил очень многое из относящегося к охоте. Однажды я находился в густом лесу в горах центральной Мексики. Внезапно я услышал приятный свист. Он был незнаком мне; никогда за все годы жизни в диких местах я не слышал такого звука. Я не мог определить, откуда он исходит. Казалось, он долетал сразу из нескольких мест. Я подумал, что я окружен стаей неизвестных животных. Я опять услышал этот захватывающий свист. Казалось, он доносится сразу со всех сторон. Я понял, что это моя удача. Я знал, что это волшебное существо, олень. Я также знал, что волшебному оленю известен распорядок обычных людей и распорядок охотников. Очень легко рассчитать, что станет делать обычный человек в такой ситуации. Прежде всего его страх немедленно превратит его в жертву. Как только он станет жертвой, у него останутся два пути действия. Или он убежит, или останется на месте. Если он не вооружен, то он скорее всего побежит на открытое место, спасая свою жизнь. Если он вооружен, то он приготовит свое оружие, а затем или застынет на месте, или ляжет на землю. С другой стороны, охотник, крадущийся по диким местам, никогда никуда не пойдет, не наметив себе точек укрытия. Поэтому он немедленно укроется. Он может бросить свое пончо на землю или повесить его на сук, чтобы отвлечь внимание, а затем он спрячется и будет ждать, пока дичь не сделает следующий шаг. Но в присутствии волшебного оленя я не стал вести себя ни как первый, ни как второй. Я быстро встал на голову и начал тихо выть; я плакал и всхлипывал так долго, что почти потерял сознание. Внезапно я ощутил слабое дуновение. Кто-то обнюхивал волосы у меня над правым ухом. Я попытался повернуть голову и посмотреть, что это такое, но упал, а когда сел, увидел сверкающее существо, уставившееся на меня. Олень смотрел на меня, и я сказал ему, что не причиню ему вреда. И олень заговорил со мной.

Дон Хуан остановился и взглянул на меня. Я невольно улыбнулся. Говорящий олень казался мне, мягко говоря, невероятным.

— Он заговорил со мной, — сказал дон Хуан с ухмылкой.

— Олень заговорил?

— Заговорил.

Дон Хуан встал и поднял свою связку охотничьих принадлежностей.

— Он что, действительно заговорил? — спросил я в замешательстве.

Дон Хуан расхохотался.

— Что он сказал? — спросил я наполовину жестом.

Я думал, что он дурачит меня. Дон Хуан секунду молчал, как бы пытаясь вспомнить, затем его глаза засверкали, и он сообщил, что сказал олень.

— Волшебный олень сказал: «Здорово, приятель!» — продолжал дон Хуан. — И я ответил: «Здорово!» Затем он спросил меня: «Чего ты плачешь?» И я сказал: «Потому что мне грустно». Тогда волшебное существо наклонилось к моему уху и сказало так ясно, как я говорю сейчас: «Не грусти».

Дон Хуан посмотрел на меня. В его глазах был совершенно предательский блеск. Он начал громко хохотать. Я сказал, что его диалог с оленем был несколько туповат.

— А чего ты хочешь? — спросил он, все еще смеясь. — Ведь я индеец.

Его чувство юмора было настолько неземным, что я ничего не мог сделать, кроме как рассмеяться вместе с ним.

— Ты не веришь, что волшебный олень разговаривает, да?

— Извини, но я не могу поверить, что подобное происходит.

— Я не виню тебя, — сказал он ободряюще. — Это одна из самых заковыристых вещей.