14. Бег силы

14. Бег силы

Суббота, 8 апреля 1962 года

— Смерть — это личность, дон Хуан? — спросил я, как только сел на веранде.

Во взгляде дона Хуана появился оттенок замешательства. Он держал мешок с продуктами, который я ему привез. Осторожно положив его на пол, он сел передо мною. Я почувствовал достаточно решимости и объяснил, что хочу знать, является ли смерть личностью или чем-то вроде личности, когда она наблюдает за танцем воина.

— Какая разница? — спросил дон Хуан.

Я сказал, что этот образ был очень захватывающим и я хочу знать, каким путем он к нему пришел. Откуда он узнал, что это так.

— Все это очень просто, — сказал он. — Человек знания знает, что смерть является последним свидетелем, потому что он видит.

— Ты хочешь сказать, что сам наблюдал последний танец воина?

— Нет, таким свидетелем быть нельзя. Только смерть может это. Но я видел, как моя собственная смерть наблюдала за мною, и я танцевал для нее, как будто умирал. В конце моего танца смерть не указала ни в каком направлении, и место моего предрасположения не дрожало, прощаясь со мною. Так что мое время на земле еще не кончилось, и я не умер. Когда все это произошло, моя сила была ограниченна и я не понимал планов своей смерти, поэтому и считал, что умираю.

— Была ли твоя смерть похожа на личность?

— Ты забавная птичка. Ты думаешь, что можешь что-то понять, задавая вопросы. Я не думаю, что ты поймешь, но кто я такой, чтобы утверждать это? Смерть не похожа на личность, это скорее присутствие. Но можно сказать, что это ничто и в то же время все. Так и так будешь прав. Смерть — это все, что захочешь. Мне легко с людьми, поэтому для меня смерть — личность. Я также привержен тайнам, поэтому для меня у смерти пустые глаза. Я могу смотреть сквозь них. Они как два окошка, но в то же время они движутся, как движутся глаза. И поэтому я могу сказать, что смерть своими пустыми глазами смотрит, как воин танцует на земле в последний раз.

— Но это только для тебя так, дон Хуан? Или для каждого воина?

— Это точно так же для каждого воина, у которого есть танец силы, и в то же время это не так. Смерть наблюдает за последним танцем воина, но то, как воин видит свою смерть, является личным делом. Это может быть все, что угодно. Птица, свет, личность, куст, галька, облако тумана или неизвестное присутствие.

Картины смерти, нарисованные доном Хуаном, встревожили меня. Я не мог найти подходящих слов, чтобы выразить свои вопросы, и замолчал. Улыбаясь, он смотрел на меня, как бы призывая говорить дальше.

Я спросил, зависит ли то, как воин видит свою смерть, от условий, в которых он вырос. В качестве примера я привел индейцев юма и яки. Мне пришло в голову, что культура определяет манеру, в которой видят смерть.

— Не имеет никакого значения, где человек вырос, — сказал он. — То, как человек делает что-либо, определяется личной силой. Человек является только суммой своей личной силы. И эта сумма определяет, как он живет и как умирает.

— Что такое личная сила?

— Личная сила — это чувство, — сказал он. — Что-то вроде удачливости. Или это можно назвать настроением. Личная сила — это нечто такое, что приобретаешь независимо от своего происхождения. Я уже говорил тебе, что воин — это охотник за силой, а я учу тебя, как охотиться за ней и хранить ее. Трудность с тобой та же, что и со всеми нами, — в том, чтобы иметь уверенность. Тебе нужно поверить, что личная сила может быть использована и что ее можно хранить, но до сих пор у тебя нет убежденности в этом.

Я сказал, что он доказал свою правоту и я убежден настолько, насколько вообще могу быть убежденным. Он засмеялся.

— Это не тот тип убежденности, о котором я говорю, — сказал он.

Он два или три раза слегка пихнул меня в плечо и добавил с усмешкой:

— Меня не требуется смешить, ты же знаешь.

Я почувствовал себя обязанным сказать, что говорю серьезно.

— Я не сомневаюсь в этом, — сказал он. — Но быть убежденным означает, что ты можешь действовать сам. От тебя еще потребуются огромные усилия для этого. Должно быть сделано намного больше. Ты только начал.

Секунду он молчал. Его лицо стало спокойным.

— Забавно, до чего ты мне иногда напоминаешь меня самого, — продолжал он. — Я тоже не хотел выбирать тропу воина. Я считал, что вся эта работа ни к чему и, поскольку мы все так или иначе умрем, какая разница — быть воином или не быть им. Я ошибался. Но я должен был найти это сам. Как только ты поймешь, что ты ошибаешься и что тут действительно есть целый мир разницы, тогда ты сможешь сказать, что ты убежден. И тогда ты сможешь идти дальше сам. И самостоятельно ты даже сможешь стать человеком знания.

Я попросил его объяснить, что он имеет в виду под словами «человек знания».

— Человек знания — это тот, кто честно преодолел трудности учения, — сказал он. — Человек, который без спешки и медлительности прошел в раскрытии секретов личной силы настолько далеко, насколько смог.

В кратких словах он очертил эту концепцию, а затем бросил ее как тему разговора, сказав, что мне следует заботиться лишь о том, как сохранять личную силу.

— Но это совершенно непонятно, — запротестовал я. — Я действительно не могу сообразить, к чему ты клонишь.

— Охота за силой — любопытное явление, — сказал он. — Сначала это должно быть целью, затем к ней надо готовиться шаг за шагом, а затем — бац! — это происходит.

— Как это происходит?

Дон Хуан поднялся. Он вытянул руки и выгнул спину, как кот. Его кости, как обычно, издали серию щелчков.

— Пойдем, — сказал он, — впереди у нас длинное путешествие.

— Но я еще столько хочу спросить, — сказал я.

— Мы идем к месту силы, — сказал он, входя в дом. — Почему ты не побережешь свои вопросы до того времени, как мы туда придем? Там может представиться случай поговорить.

Я думал, что мы поедем, поэтому поднялся и пошел к машине, но дон Хуан позвал меня из дома и велел мне взять сетку с флягами. Он ждал меня за домом на краю чапараля.

— Нам нужно спешить, — сказал он.

Мы достигли нижних склонов западной Сьерра-Мадре около трех часов дня. День был теплым, но к вечеру ветер стал прохладным. Дон Хуан сел на камень и дал мне знак сделать так же.

— Что мы собираемся здесь делать на этот раз, дон Хуан?

— Ты очень хорошо знаешь, что мы здесь для того, чтобы охотиться за силой.

— Это я знаю. Но что именно мы собираемся здесь делать?

— Ты знаешь, что я не имею ни малейшей идеи.

— Ты хочешь сказать, что никогда не следуешь никакому плану?

— Охота за силой — очень странное дело, — сказал он. — Нет никакого способа спланировать ее вперед. Именно это в ней интересно. Тем не менее воин действует так, как будто у него есть план, потому что он доверяет своей личной силе. Он знает наверняка, что она заставит его действовать наиболее подходящим способом.

Я сказал, что его заявления в какой-то степени противоречивы. Если у воина уже есть личная сила, то зачем ему охотиться за ней?

Дон Хуан поднял брови в гримасе притворного отвращения.

— Ты человек, который охотится за личной силой, — сказал он, — а я воин, который уже ее имеет. Ты спросил меня, был ли у меня план. И я сказал, что доверяю своей личной силе в том, чтобы она руководила мною, и что мне не нужно иметь плана.

Мы помолчали, а затем пошли дальше. Склоны были очень крутыми; забираться на них мне было трудно и крайне утомительно. Но выносливости дона Хуана, казалось, не было предела. Он не бежал и не спешил. Его шаг был ровным и бодрым. Я заметил, что он не вспотел даже после того, как забрался на огромный, почти вертикальный склон. Когда я достиг его вершины, дон Хуан уже был там, ожидая меня. Усевшись рядом, я почувствовал, что мое сердце готово разорваться и выскочить из груди. Я лег на спину, и пот буквально потек у меня по лицу.

Дон Хуан расхохотался и некоторое время катал меня по земле. Это помогло мне восстановить дыхание.

Я сказал, что просто напуган его физической энергией.

— Я все время старался привлечь твое внимание к этому, — сказал он.

— Ты совсем не стар, дон Хуан.

— Конечно, нет. Я старался, чтобы ты заметил это.

— Как ты это делаешь?

— Я ничего не делаю. Мое тело отлично себя чувствует, и все. Я прекрасно обращаюсь с собой, поэтому у меня нет никакой причины чувствовать себя усталым или нездоровым. Секрет не в том, что ты делаешь с собой, а скорее в том, чего ты не делаешь.

Я ждал объяснения. Он, кажется, чувствовал мою неспособность понять. Улыбнувшись, он встал.

— Это место силы, — сказал он. — Найди место, чтобы остановиться на этой вершине.

Я запротестовал. Я хотел, чтобы он объяснил, чего я не должен делать со своим телом. Он сделал повелительный знак.

— Прекрати болтовню, — сказал он мягко, — на этот раз для разнообразия просто действуй. Неважно, сколько времени у тебя займет, чтобы найти подходящее место для отдыха. Может быть, у тебя на это уйдет вся ночь. Точно так же неважно, найдешь ли ты это место. Важным является то, что ты попытаешься его найти.

Я отложил свой блокнот и поднялся. Дон Хуан напомнил, как он делал бесчисленное множество раз, когда просил найти место для отдыха, что я должен смотреть, не фокусируя взгляда и прищурив глаза так, чтобы предметы стали расплываться.

Я пошел, глядя на землю полузакрытыми глазами. Дон Хуан шел в нескольких метрах справа и в паре шагов сзади.

Сначала я прошел по периферии вершины холма. Я хотел пройти по спирали к центру, но после того, как я завершил круг на вершине, дон Хуан остановил меня. Он сказал, что я позволяю своей приверженности к распорядку одержать надо мною верх. С сарказмом он добавил, что я, несомненно, охвачу всю территорию, но таким идиотским способом не найду подходящего места. Он добавил, что знает, где он находится, поэтому у меня нет никакой возможности для импровизаций.

— Что я должен делать вместо этого? — спросил я. Дон Хуан заставил меня сесть. Затем он сорвал по одному листу с нескольких кустов и дал их мне. Он велел мне лечь на спину, расстегнуть пояс и положить листья на кожу нижней части живота. Он наблюдал за моими движениями и велел прижать листья к телу обеими руками. Затем он приказал закрыть глаза и предупредил, что, если я хочу наилучшего результата, я не должен ни отпускать листьев, ни открывать глаз, ни пытаться сесть, пока он будет поворачивать мое тело в положение силы.

Он взял меня за правую подмышку и развернул. У меня было неодолимое желание выглянуть из-под полуприкрытых век, но дон Хуан положил мне ладонь на глаза. Он скомандовал, чтобы я сконцентрировал все внимание только на чувстве тепла, которое будет исходить от листьев.

Секунду я лежал неподвижно, а затем ощутил странное тепло, исходящее от листьев. Сначала я его почувствовал ладонями рук, затем тепло распространилось на мой живот и наконец буквально затопило мое тело. Через несколько минут мои ноги горели от жара, словно у меня была высокая температура.

Я сказал дону Хуану о неприятном ощущении и о своем желании снять обувь. Он сказал, что собирается помочь мне подняться, — я должен был держать глаза закрытыми до тех пор, пока он не разрешит открыть их, и прижимать листья к животу, пока не найду подходящее место.

Когда я был на ногах, он прошептал мне на ухо, что мне следует открыть глаза и идти без всякого плана, позволяя силе листьев подталкивать и вести меня.

Я начал бесцельно ходить. Жар моего тела причинял неудобство. Мне казалось, что у меня поднимается температура, и я погрузился в размышления, каким способом дон Хуан вызвал ее.

Дон Хуан шел позади. Внезапно он издал вопль, который почти парализовал меня. Он объяснил, смеясь, что внезапные звуки отпугивают неприятных духов. Я скосил глаза и ходил взад-вперед около получаса. За это время неприятный жар в моем теле превратился в приятную теплоту. Я ощущал чувство легкости, прохаживаясь по вершине. Однако я чувствовал разочарование. Почему-то я ожидал, что столкнусь со зрительным явлением, но на периферии моего взгляда не было никаких изменений — ни необычной окраски, ни сияния, ни темных масс.

Наконец я устал скашивать глаза и открыл их. Я стоял перед маленькой площадкой песчаника, которая была одним из каменистых выступов на вершине холма. Все остальное было просто землей с редко растущими небольшими кустами. Казалось, что растительность время от времени выгорала и новая поросль еще не созрела. По неизвестной причине площадка песчаника показалась мне красивой. Я долго стоял перед ней, а затем просто сел на нее.

— Хорошо, хорошо, — сказал дон Хуан и похлопал меня по спине.

Затем он сказал, чтобы я осторожно вынул листья из-под одежды и положил их на камень. Как только я снял листья с кожи, я начал остывать. Я пощупал свой пульс. Он был нормальным.

Дон Хуан рассмеялся, назвал меня «доктор Карлос» и спросил, не могу ли я пощупать его пульс тоже. Он сказал, что то, что я ощущал, было силой листьев и эта сила очистила меня и дала мне возможность выполнить свою задачу.

Я очень искренне убеждал его, что не сделал ничего особенного и сел на это место, потому что устал и нашел окраску песчаника очень привлекательной.

Дон Хуан ничего не сказал.

Он стоял в нескольких футах от меня. Внезапно он отпрыгнул назад, с невероятной энергией побежал, перепрыгнул через какие-то кусты и вскочил на высокий гребень скальной породы.

— В чем дело? — спросил я испуганно.

— Следи за направлением, в котором ветер унесет твои листья, — сказал он. — Быстро пересчитай их. Ветер приближается. Половину листьев возьми и опять прижми к животу.

Я насчитал двадцать листьев. Десять я засунул себе под рубашку, а затем сильный порыв ветра швырнул остальные десять в западном направлении. Когда я наблюдал за ними, у меня возникло жуткое чувство, что реальное существо намеренно бросило их в аморфную массу зеленой растительности.

Дон Хуан вернулся ко мне и сел слева лицом к югу.

Долгое время мы молчали. Я не знал, что сказать. Я был измучен. Я хотел закрыть глаза, но не смел. Дон Хуан, должно быть, заметил мое состояние и сказал, что все в порядке и я могу спать. Он сказал, чтобы я положил руки.

Я спросил, означает ли это, что его сила ограничена только помощью другим. Дон Хуан терпеливо объяснил, что он может использовать свою личную силу, когда захочет и на что захочет. Но когда дело доходит до того, чтобы передать ее непосредственно другому лицу, это невозможно сделать, за исключением тех случаев, когда это лицо использует ее для собственных поисков личной силы.

— Все, что делает человек, связано с его личной силой, — продолжал дон Хуан. — Поэтому тому, у кого ее нет, дела сильного человека кажутся невероятными. Сила нужна даже для того, чтобы понять, что такое сила. Вот что я все время пытался тебе объяснить. Но я знаю, что ты не понимаешь — не потому, что не хочешь, а потому, что у тебя очень мало личной силы.

— Что я должен делать, дон Хуан?

— Ничего. Просто должен продолжать то, что ты делаешь сейчас. Сила найдет путь.

Он поднялся и повернулся на триста шестьдесят градусов, оглядев все вокруг. Его тело двигалось вслед за движением его глаз — словно заводная игрушка повернулась вокруг оси одним точным движением.

Я смотрел на него с разинутым ртом. Он улыбнулся, заметив мое удивление.

— Сегодня ты будешь охотиться за силой в сумерках, — сказал он и сел.

— Что-что?

— Вечером ты отправишься в эти незнакомые холмы. В темноте они не являются холмами.

— А что они такое?

— Они нечто другое. Нечто невообразимое для тебя, поскольку ты никогда не был свидетелем их существования.

— Что ты хочешь сказать, дон Хуан? Ты всегда пугаешь меня своими загадочными разговорами.

Он засмеялся и легонько стукнул меня ногой в икру.

— Мир — это загадка, — сказал он. — И он совсем не такой, каким ты его себе рисуешь.

Он задумался на минуту. Его голова ритмично покачивалась вверх-вниз. Затем он улыбнулся и добавил:

— Хотя в то же время он такой, каким ты его себе рисуешь. Но это еще не весь мир. Есть еще очень многое. Ты все время убеждался в этом, а сегодня вечером ты, возможно, увидишь кое-что новое. Его тон вызвал у меня озноб.

— Что ты планируешь? — спросил я.

— Я ничего не планирую. Все решено той же силой, которая позволила тебе найти это место.

Дон Хуан поднялся и указал на что-то в отдалении. Я решил, что он хочет, чтобы я встал и посмотрел. Я попытался вскочить на ноги, но, прежде чем я выпрямился, дон Хуан с силой толкнул меня вниз.

— Я не просил тебя следовать за мной, — сказал он резким голосом. Смягчив тон, он добавил: — У тебя сегодня будет трудное время. И тебе понадобится вся личная сила, какой ты можешь распоряжаться. Оставайся там, где находишься, и побереги себя для дальнейшего.

Он объяснил, что ни на что не указывал, а просто удостоверился в местонахождении некоторых вещей. Он заверил меня, что все в порядке, и сказал, что я должен сесть спокойно и заняться делом, потому что у меня есть масса времени для записей, прежде чем полная темнота опустится на землю. Его улыбка была выразительна и очень приятна.

— Но что мы собираемся делать, дон Хуан?

Он покачал головой с преувеличенным недоверием.

— Пиши, — скомандовал он и повернулся ко мне спиной.

Мне больше ничего не оставалось. Я работал над своими заметками, пока не стало слишком темно, чтобы писать.

Все время, пока я писал, дон Хуан сохранял одну и ту же позу. Он, казалось, ушел в наблюдение за далью на западе. Но как только я закончил, он повернулся ко мне и сказал шутливым тоном, что единственный способ заткнуть мне рот — это дать мне что-нибудь съесть, заставить меня писать или уложить спать.

Он вынул небольшой сверток из рюкзака и церемонно открыл его. Там были кусочки сухого мяса. Кусок он дал мне, а другой взял себе и начал жевать его. Он сообщил, что это мясо, обладающее силой, в которой мы оба нуждаемся. Я был слишком голоден, чтобы думать о возможности того, что сухое мясо содержит психотропные вещества.

Мы ели в полной тишине, пока не было съедено все мясо; к этому времени стало совсем темно.

Дон Хуан поднялся и потянулся, распрямив руки и спину. Он предложил, чтобы я сделал то же самое. Он сказал, что распрямлять все тело после сна, сидения или ходьбы — хорошая практика.

Я последовал его совету, и некоторые из листьев, которые я держал под рубашкой, упали сквозь мои штанины. Я спросил, следует ли мне поднять их, но он сказал, чтобы я забыл о них, потому что в них нет больше никакой нужды, и я должен дать им падать так, как они падают.

Затем дон Хуан очень близко подошел ко мне и прошептал мне в правое ухо, что я должен следовать за ним вплотную и подражать всему, что он будет делать. Он сказал, что мы в безопасности на том месте, где стоим, потому что находимся, так сказать, на краю ночи.

— Это не ночь, — прошептал он, топнув по камню, на котором мы стояли. — Ночь там.

Он указал на темноту вокруг нас. Затем он проверил мою переметную суму, посмотрев, хорошо ли закреплены фляги и мой блокнот, и тихо сказал, что воин всегда приводит все в полный порядок не потому, что верит в то, что выживет в деле, которое собирается предпринять, а потому, что это часть его неуязвимого поведения.

Вместо того чтобы вызвать у меня облегчение, его объяснения создали во мне полную уверенность, что мой рок приближается. Я чуть не заплакал. Дон Хуан, я уверен, полностью осознавал эффект своих слов.

— Доверяй своей личной силе, — сказал он мне на ухо, — это все, что человек имеет в этом волшебном мире.

Он слегка подтолкнул меня, и мы пошли. Он шел примерно в двух шагах впереди. Я следовал за ним, глядя в землю. Отчего-то я не смел смотреть вокруг. А то, что я фокусировал взгляд на земле, давало мне чувство странного спокойствия. Это почти гипнотизировало меня.

После короткого перехода дон Хуан остановился. Он прошептал, что полная темнота рядом и он собирается двигаться впереди меня, но будет давать мне знать, где он находится, подражая крику особой маленькой совы. Он напомнил мне, что его имитация вначале хриплая, а затем становится такой же звучной, как крик настоящей совы. Он предупредил, чтобы я очень тщательно отделял крики других сов, в которых нет этой особенности.

К тому времени, как дон Хуан окончил свои инструкции, я был практически подавлен паникой. Я схватил его за руку и не отпускал. Прошло две-три минуты, пока я не успокоился достаточно, чтобы быть в состоянии выговаривать слова. Нервная дрожь сотрясала мой живот, и я не мог говорить внятно.

Спокойным тихим голосом он попросил меня взять себя в руки, сказал, что темнота, как и ветер, — неизвестное существо, которое может одурачить меня, если я не буду осторожен, и я должен быть совершенно спокоен, чтобы иметь с ней дело.

— Ты должен отступиться от себя, чтобы твоя личная сила слилась с силой ночи, — сказал он мне на ухо.

Он сказал, что собирается пойти впереди, и на меня напал еще один приступ страха.

— Это безумие, — сказал я.

Дон Хуан не рассердился и не потерял терпения. Он спокойно засмеялся и сказал мне на ухо что-то, что я не совсем расслышал.

— Что ты сказал? — спросил я громким голосом сквозь стучащие зубы.

Дон Хуан зажал мой рот рукой и прошептал, что воин действует так, как будто он знает, что делает, тогда как на самом деле он не знает ничего. Он повторил одну и ту же фразу три или четыре раза, как будто хотел, чтобы я ее запомнил. Он сказал:

— Воин неуязвим, если он доверяет своей личной силе, вне зависимости от того, маленькая она или громадная.

Немного подождав, он спросил, пришел ли я в себя. Я кивнул, и он быстро и совершенно беззвучно исчез из виду.

Я попытался осмотреться. Кажется, я стоял среди густой растительности. Все, что я мог различить, это темную массу кустов или, может быть, небольших деревьев. Я сконцентрировал свое внимание на звуках, но ничего особенного не было. Гудение ветра заглушало все остальные звуки, кроме редких пронзительных криков крупных сов и свиста других птиц.

Некоторое время я внимательно ждал. Затем послышался хриплый и долгий крик небольшой совы. У меня не было сомнений, что это дон Хуан. Крик донесся сзади. Я повернулся и пошел туда. Я двигался медленно, потому что чувствовал себя дезориентированным и опутанным темнотой.

Я шел, наверное, минут десять. Внезапно передо мной выскочило нечто темное. Я вскрикнул и упал на ягодицы. В ушах у меня звенело. Испуг был таким, что у меня перехватило дыхание. Мне пришлось раскрыть рот, чтобы вдохнуть.

— Встань, — тихо сказал дон Хуан. — Я не собирался тебя пугать, я просто пришел тебя встретить.

Он сказал, что наблюдал за моей уродливой манерой ходьбы; по его словам, двигаясь в темноте, я был похож на хромую старую леди, пытающуюся пройти между грязных луж. Эта картина показалась ему забавной, и он громко засмеялся.

Затем он приступил к демонстрации особого способа ходьбы в темноте — способа, который он назвал «бегом силы». Он встал передо мной и заставил меня провести руками по его спине и коленям для того, чтобы я получил представление о положении его тела. Туловище дона Хуана было слегка согнуто вперед, но спина оставалась прямой. Его колени тоже были слегка согнуты.

Он медленно прошелся передо мной, так, чтобы я заметил, что он поднимает колени каждый раз почти до груди, а затем действительно скрылся из виду и вернулся. Я не мог понять, как он бегает в полной темноте.

— Бег силы существует для бега ночью, — прошептал он мне на ухо.

Он сказал, чтобы я попробовал сам. Я сказал, что уверен в том, что сломаю ноги, упав в расщелину или стукнувшись о скалу. Дон Хуан спокойно сказал, что «бег силы» совершенно безопасен.

Я сказал, что могу понять его действия, единственно предположив, что он знает эти холмы в совершенстве и поэтому в состоянии избегать рытвин.

Дон Хуан взял мою голову руками и с силой прошептал:

— Это ночь! И это сила!

Он выпустил мою голову и тихо добавил, что ночью мир другой и его способность бегать в темноте не имеет ничего общего со знанием этих холмов. Он сказал, что ключ в том, чтобы дать личной силе течь свободно, так, чтобы она могла слиться с силой ночи, а как только эта сила возьмет верх, уже не останется никакой возможности оступиться. Он добавил чрезвычайно серьезным тоном, что если я сомневаюсь в этом, то должен на секунду представить себе происходящее. Для человека его возраста бегать в этих холмах в такой час было бы самоубийством, если бы сила ночи не вела его.

— Смотри! — сказал он и быстро убежал в темноту, а затем вернулся.

Его тело двигалось настолько необычно, что я не мог поверить в то, что вижу. Секунду он словно бежал трусцой на месте. Манера, в которой он поднимал свои ноги, напоминала мне спринтера, делающего разминочные упражнения.

Затем он велел мне следовать за ним. Я сделал это с крайней скованностью и трудом. Я очень старательно пытался разглядеть, куда ступаю, но судить о расстояниях было невозможно. Дон Хуан вернулся и побежал сбоку от меня. Он прошептал, что я должен отрешиться от себя, отдаться силе ночи и доверять тому маленькому кусочку личной силы, который я имею, иначе я никогда не буду способен передвигаться свободно, а темнота связывает меня только потому, что я во всем полагаюсь на свое зрение, не зная, что другой способ двигаться — это позволить силе вести себя.

Я сделал несколько безуспешных попыток. Я просто не мог отступиться от себя. Страх покалечить ноги был всепобеждающим. Дон Хуан велел мне двигаться на одном месте и попытаться почувствовать себя так, словно я действительно пользуюсь «бегом силы».

Затем он сказал, что собирается бежать впереди, а я должен ждать его совиного крика. Он исчез в темноте, прежде чем я успел что-либо сказать. Временами закрывая глаза, я в течение часа бежал на месте, согнув туловище и колени. Мало-помалу мое напряжение ослабло, и я стал чувствовать себя достаточно хорошо. Тогда я услышал крик дона Хуана. Я пробежал десять-пятнадцать метров в том направлении, откуда донесся крик, пытаясь «отрешиться от себя», как советовал дон Хуан. Но, когда я наткнулся на куст, мои опасения немедленно вернулись.

Дон Хуан дождался меня и поправил мою позу. Он настоял, чтобы я прежде всего распрямил большие и указательные пальцы, прижав остальные к ладоням. Затем он сказал, что, по его мнению, я просто потакаю себе в чувстве неприспособленности, поскольку знаю, что смогу хорошо видеть, как бы темна ни была ночь, если буду сканировать землю перед собой, ни на чем не останавливая взгляд. «Бег силы» был похож на поиски места для отдыха. И то и другое требовало чувства отрешенности и веры. «Бег силы» требовал, чтобы глаза были направлены в землю прямо перед собой, потому что даже мимолетный взгляд в сторону изменил бы поток движения. Он объяснил, что нагибать туловище вперед необходимо для того, чтобы опустить глаза, а поднимать колени до груди нужно потому, что шаги должны быть очень короткими и безопасными. Он предупредил, что сначала я буду много спотыкаться, но заверил, что с практикой я смогу бегать так же быстро и безопасно, как в дневное время.

Несколько часов я пытался подражать его движениям и войти в настроение, которое он рекомендовал. Он то очень терпеливо бежал передо мной на месте, то отбегал на небольшие расстояния и возвращался, чтобы я мог видеть, как он движется. Иногда он даже толкал меня и заставлял пробежать несколько метров.

Затем он убежал и позвал меня серией совиных криков. По какой-то необъяснимой причине я начал двигаться с неожиданной степенью уверенности в себе. Насколько я понимал, я ничего не сделал, чтобы пробудить это чувство. Но мое тело, казалось, знало, не думая. Например, я не мог видеть расщелин в скале на своем пути, но мое тело всегда ухитрялось наступать на край и никогда в трещину, за исключением нескольких неудач, когда я терял равновесие из-за того, что отвлекался. Концентрация, необходимая для того, чтобы следить за участком земли прямо передо мною, должна была быть абсолютной. Как и предупреждал меня дон Хуан, малейший взгляд в сторону или слишком далеко вперед изменял бег.

После долгих поисков я нашел дона Хуана. Он сидел вблизи чего-то темного, по очертаниям казавшегося группой деревьев. Приблизившись ко мне, он сказал, что я делаю хорошие успехи, но сейчас пора с этим заканчивать, потому что он уже достаточно долго пользовался своим свистом и теперь ему могут подражать другие.

Я согласился, что время остановиться. Я был почти истощен своими попытками. Почувствовав облегчение, я спросил его, кто может подражать его крику.

— Силы, союзники, духи — кто знает? — сказал он шепотом.

Он объяснил, что эти «существа ночи» обычно издают очень мелодичные звуки, но находятся в невыгодном положении, воспроизводя хрипоту человеческих голосов или птичьего крика. Он предупредил меня, чтобы я всегда останавливался, если услышу такой звук, и помнил все, что он сказал, потому что когда-нибудь в другой раз у меня может возникнуть необходимость сделать точный выбор. Ободряющим тоном он сказал, что у меня теперь очень хорошее представление о том, что такое «бег силы», и для того, чтобы в совершенстве освоить его, мне нужен лишь легкий толчок, который я смогу получить в другой раз, когда мы вновь отправимся в ночь. Он похлопал меня по плечу и заявил, что готов уйти.

— Давай уберемся отсюда, — сказал он и побежал.

— Подожди, подожди, — отчаянно вскрикнул я. — Давай пойдем шагом.

Дон Хуан остановился и снял шляпу.

— Черт возьми, — сказал он тоном замешательства, — мы с тобой в ужасном положении. Ты знаешь, что я не могу ходить в темноте. Я могу только бегать. Я сломаю себе ноги, если буду идти шагом.

У меня было такое чувство, что он ухмылялся, говоря это, хотя я не мог видеть его лица.

Доверительным тоном он добавил, что слишком стар для того, чтобы ходить шагом. И то немногое, что я узнал сегодня о «беге силы», должно быть максимально использовано.

— Если мы не используем «бег силы», то нас сомнут, как траву, — прошептал он мне на ухо.

— Кто?

— В ночи есть вещи, которые воздействуют на людей, — прошептал он тоном, от которого по всему моему телу прошла дрожь.

Он сказал, что неважно, буду ли я успевать за ним, потому что время от времени он будет повторять свои сигналы, издавая по четыре совиных крика подряд, чтобы я мог следовать за ним.

Я предложил остаться в этих холмах до рассвета, а затем покинуть их. Очень драматическим тоном он ответил, что оставаться здесь будет самоубийством и что даже если мы выберемся живыми, ночь высосет нашу личную силу до такой степени, что мы станем жертвами первой же опасности дня.

— Давай не будем больше терять время, — сказал он с нотой срочности в голове. — Давай убираться отсюда.

Он вновь заверил меня, что будет двигаться как можно медленнее. Последним его наставлением было, что я должен стараться не издавать никаких звуков, даже вздохов, что бы ни случилось. Он показал общее направление, в котором мы должны двигаться, и подчеркнуто медленно побежал. Я последовал за ним, но, как бы медленно он ни двигался, я не мог за ним поспеть, и вскоре он исчез в темноте впереди.

Оставшись один, я осознал, что уже приспособился к довольно быстрому движению, не отдавая себе в этом отчета, и это меня потрясло. Долгое время я пытался выдерживать этот темп, и затем услышал зов дона Хуана впереди и немного справа. Он свистнул четыре раза подряд.

Через очень короткий промежуток времени я опять услышал его совиный крик, на этот раз далеко справа. Для того чтобы следовать за ним, я должен был повернуться на сорок пять градусов. Я двинулся в новом направлении, ожидая, что остальные три крика позволят мне сориентироваться лучше.

Я услышал новый свист, который раздался почти там же, откуда мы начали движение. Я остановился и прислушался. Совсем рядом раздался очень резкий звук. Что-то вроде того, как если бы столкнулись две скалы. Я напряженно вслушался и отметил серию тихих звуков, как если бы два камня слегка постукивали друг о друга. Послышался еще один крик совы, и тогда я понял, что имел в виду дон Хуан. В крике действительно было что-то мелодичное.

Он был значительно длиннее и нежнее, чем крик настоящей совы.

Я ощутил странное чувство страха. Мой живот сжался, как будто что-то в средней части тела тянуло меня вниз. Я повернулся и почти бегом отправился в противоположном направлении.

Я услышал вдалеке слабый крик совы. За ним быстро последовали еще три. Это были крики дона Хуана. Я побежал в их направлении. Я почувствовал, что он, должно быть, уже находится в четверти мили от меня, и если он будет так бежать и дальше, то скоро я останусь в этих холмах один. Я не мог понять, зачем дону Хуану понадобилось убегать вперед, если он мог бегать вокруг меня, раз ему нужно было выдерживать эту скорость.

Тут я заметил, что слева от меня что-то движется вместе со мною. Я почти увидел это на краю своего поля зрения. Я был на грани паники, но тут мне в голову пришла отрезвляющая мысль — ничего увидеть в темноте я не мог. Мне хотелось посмотреть туда, но я боялся потерять свою инерцию.

Еще один крик совы прервал мои размышления. Он долетел слева. Я не последовал за ним, потому что это был самый нежный и мелодичный крик, какой я когда-либо слышал. Однако он не напугал меня. В нем было что-то притягательное и даже печальное.

Затем очень быстро движущаяся темная масса пересекла мне путь слева направо. Внезапность ее появления заставила меня взглянуть вперед, и я, потеряв равновесие, с шумом упал в кусты. Я свалился на бок и услышал мелодичный крик в нескольких шагах слева. Я поднялся, но, прежде чем я смог начать движение вперед, послышался другой крик, более требовательный и захватывающий, чем первый. Казалось, что-то хотело, чтобы я стоял и слушал. Звук совиного крика был таким длительным и нежным, что ослабил мой страх. Я бы действительно остановился, если бы как раз в этот момент не услышал четырех хриплых криков дона Хуана. Я вскочил и двинулся в этом направлении.

Через секунду я опять заметил какое-то мелькание или волну в темноте слева. Я не то что увидел это — скорее почувствовал, но, однако, я был почти уверен, что воспринимаю глазами. Оно двигалось быстрее меня и вновь пересекло мой путь слева направо, заставив меня потерять равновесие. На этот раз я не упал, и, как ни странно, то, что я не упал, вызвало во мне волну раздражения. Я внезапно рассердился, и неуместность моих чувств повергла меня в настоящую панику. Я попытался ускорить шаг. Я хотел сам закричать совой, чтобы дать дону Хуану знать, где я нахожусь, но не посмел ослушаться его инструкций.

В этот момент мое внимание привлекло какое-то ужасное существо. Слева, почти касаясь меня, действительно находилось что-то вроде животного. Невольно подпрыгнув, я отскочил направо. От страха я почти задохнулся. Я был до того испуган, что в голове у меня не было никаких мыслей, пока я двигался в темноте так быстро, как только мог. Мой страх, казалось, был телесным ощущением, которое не имело с мыслями ничего общего. Это было очень необычным состоянием. В жизни мои страхи всегда строились на интеллектуальном фундаменте и вызывались социальными ситуациями или людьми, ведущими себя опасно по отношению ко мне. Однако на этот раз мой страх был действительно новостью. Он исходил из неизвестной части мира и ударил меня в неизвестную часть меня самого.

Я услышал совиный крик очень близко слева. Я не мог уловить его оттенков, но мне показалось, что это был крик дона Хуана. Он не был мелодичным. Я сбавил скорость. Последовал еще один крик. Он был хриплым, как крики дона Хуана, поэтому я двинулся быстрее. Третий крик пришел с очень короткого расстояния. Я мог различить темную массу камней или деревьев. Я услышал еще один крик совы и подумал, что дон Хуан ждет меня, потому что мы находимся вне опасности. Я уже был почти на краю темного участка, когда пятый крик остановил меня на месте. Я попытался всмотреться в темный участок, но внезапный шелестящий звук слева от меня заставил меня обернуться как раз вовремя, чтобы заметить черный предмет, чернее, чем все вокруг, не то катящийся, не то скользящий сбоку от меня. Я ахнул и отпрыгнул. Я услышал щелкающий звук, как если бы кто-то чмокнул губами, а затем очень большая темная масса взметнулась из темного участка. Она была квадратной, вроде двери, высотой около трех метров.

Внезапность ее появления заставила меня завизжать. Секунду мой испуг был безграничным, но еще через секунду я обнаружил, что смотрю на темную массу, охваченный небывалой внутренней тишиной.

Моя реакция была настолько необычной, что это стало для меня полной неожиданностью. Какая-то моя часть, казалось, подталкивала меня к темному участку с пугающей настойчивостью, в то время как другая моя часть сопротивлялась. Казалось, с одной стороны, я желал во всем убедиться наверняка, а с другой — истерически хотел убежать отсюда.

Я едва расслышал совиные крики дона Хуана. Они раздавались недалеко и казались испуганными. Они были более длинными и более хриплыми, как если бы он свистел во время бега в моем направлении.

Внезапно я обрел над собою контроль, смог повернуться кругом и какое-то время бежал именно так, как этого хотел дон Хуан.

— Дон Хуан! — заорал я, когда нашел его.

Он зажал мне рот рукой и сделал знак следовать за ним. Мы неторопливо бежали до тех пор, пока не оказались у плиты из песчаника, где были раньше.

В абсолютном молчании мы сели на плиту и сидели около часа до восхода солнца. Затем мы поели пищи из фляг. Дон Хуан сказал, что нам следует оставаться на этом камне до полудня и что мы совсем не будем спать, а будем разговаривать так, как будто ничего необычного не произошло.

Он попросил меня детально изложить ему все, что со мной случилось с того момента, как он меня покинул. Когда я закончил свой рассказ, он некоторое время молчал. Казалось, он погрузился в глубокие размышления.

— Мне это не очень нравится, — сказал он наконец. — То, что с тобой случилось прошлой ночью, — очень серьезно. Так серьезно, что ты не можешь больше бродить ночью один. С этого времени существа ночи не оставят тебя в покое.

— Что со мной случилось прошедшей ночью, дон Хуан?

— Ты наткнулся на каких-то существ из тех, которые есть в мире и которые воздействуют на людей. Ты о них ничего не знаешь, потому что никогда с ними не встречался. Пожалуй, правильно было бы назвать их существами гор. В действительности они не принадлежат ночи. Я называю их существами ночи потому, что их проще воспринимать в темноте. Они вокруг нас все время. Днем, однако, их труднее воспринимать потому, что мир знаком нам. А то, что знакомо, имеет прецеденты. В темноте, напротив, все одинаково незнакомо и очень мало вещей имеет прецедент, поэтому ночью мы более чувствительны к этим существам.

— Но они реальны, дон Хуан?

— Конечно! Они настолько реальны, что обычно они убивают людей, особенно тех, кто заблудился в дикой местности и не имеет личной силы.

— Если ты знал, что они так опасны, почему ты оставил меня одного?

— Есть только один способ учиться. Этот способ — войти самому в дело. Один разговор о силе бесполезен. Если ты хочешь узнать, что такое сила, и если ты хочешь накапливать ее, ты должен сам ко всему прикоснуться. Дорога к знанию и силе очень длинна и трудна. Может быть, ты заметил, что я не позволял тебе отправляться в темноту самому вплоть до последней ночи. Для этого у тебя недостаточно силы. Теперь у тебя ее достаточно, чтобы вступить в хорошую битву, но недостаточно, чтобы оставаться в темноте самому.

— Что случится, если я останусь?

— Ты умрешь. Существа ночи раздавят тебя, как букашку.

— Означает ли это, что я не могу один провести ночь?

— Ты можешь один провести ночь в. своей постели, но не в горах.

— А как насчет равнин?

— Это относится только к диким местам, где поблизости нет людей. Особенно к диким местам в высоких горах. Поскольку естественным местом обитания существ ночи являются скалы и трещины, то с этих пор ты не можешь ходить в горы, если не накопишь достаточно личной силы.

— Но как я могу накопить личную силу?

— Ты делаешь это, живя так, как я тебе рекомендовал. Мало-помалу ты затыкаешь все свои течи. Тебе не нужно об этом раздумывать, потому что сила всегда находит путь.

Возьми, например, меня. Я не знал, что я коплю силу, когда начал учиться образу жизни воина. Так же как и ты, я считал, что ничего особенного не делаю. Но это было не так. Особенность силы в том, что она незаметна, когда ее накапливают.

Я попросил его объяснить, как он пришел к заключению, что мне опасно одному оставаться в темноте.

— Существа ночи двигались слева от тебя. Они пытались слиться с твоей смертью. Особенно та дверь, которую ты видел. Это было отверстием. И оно тянуло бы тебя, пока ты не был бы вынужден войти в него, а это было бы твоим концом.

Как можно осторожнее я заметил, что мне кажется очень странным тот факт, что все случается со мной, когда он находится где-то неподалеку, и похоже, что он сам подстраивает все эти события. В тех случаях, когда я бывал ночью в диких местах один, все всегда было нормально и обычно. Я никогда не сталкивался с тенями или странными звуками. Меня ничто никогда не пугало.

Дон Хуан засмеялся и сказал, что все это доказывает, что у него достаточно личной силы, чтобы вызвать себе на помощь мириады всяких вещей.

Это показалось мне намеком на то, что он действительно пригласил нескольких человек себе на помощь.

Дон Хуан словно прочел мои мысли и громко расхохотался.

— Не обременяй себя объяснениями, — сказал он. — То, что я сказал, не имеет для тебя смысла просто потому, что у тебя недостаточно личной силы. Однако у тебя ее сейчас больше, чем когда ты начинал. Поэтому с тобой стали случаться разные вещи. У тебя уже была мощная встреча с туманом и молнией. Неважно, что ты не понял, что случилось с тобой той ночью. Важно, что ты приобрел память об этом. Мост и все остальное, что ты видел, будет повторено однажды, когда у тебя будет достаточно личной силы.

— С какой целью все это будет повторено, дон Хуан?

— Я не знаю. Я не ты. Только ты сам можешь ответить на это. Мы все разные. Вот почему я должен был оставить тебя одного прошлой ночью, хоть я и знал, что это смертельно опасно. Причина, по которой я выбрал крик совы, состояла в том, что совы являются посланцами этих существ. Имитируя крик совы, выводишь их наружу. Они стали опасными для тебя не потому, что они по природе своей зловредны, но потому, что ты не был неуязвим. Есть в тебе что-то от дешевки. И я знаю, что это такое. Ты просто смеешься надо мной. Ты смеялся над всеми всегда, и, конечно, это автоматически помещало тебя выше всех и выше всего. Но ты сам знаешь, что это не может быть так. Ты всего лишь человек, и твоя жизнь слишком коротка, чтобы встретиться со всеми чудесами и ужасами этого мира. Поэтому твоя насмешка — дешевка. Она уменьшает тебя до пустяковых размеров.

Я хотел возразить. Дон Хуан поймал меня, как он это делал десятки раз. На секунду я рассердился, но, как это случалось и раньше, записывание отвлекло меня настолько, что я смог остаться бесстрастным.

— Я думаю, что у меня есть от этого лекарство, — продолжал дон Хуан после длительного перерыва. — Даже ты не сможешь не согласиться со мной, если вспомнишь, что делал прошлой ночью. Ты побежал так же быстро, как и любой маг, лишь после того, как твой противник стал невыносимым. Мы оба это знаем, и я полагаю, что уже нашел для тебя стоящего противника.

— Что ты собираешься делать, дон Хуан?

Он не ответил. Он поднялся и потянулся всем телом. Казалось, он потягивается каждой мышцей. Мне он велел сделать то же самое.

— В течение дня ты должен много раз растягивать свое тело, — сказал он. — Чем больше, тем лучше. Но только после длинных периодов работы или после длительного отдыха.

— Что за противника ты собираешься найти для меня? — спросил я.

— К несчастью, только окружающие нас люди являются стоящими противниками. Все остальные существа не имеют собственных желаний — нужно искать встречи с ними или выманивать. Окружающие нас люди, напротив, безжалостны… Мы достаточно долго говорили, — сказал дон Хуан резким тоном и повернулся ко мне. — Прежде чем мы уйдем, ты должен сделать одну вещь, самую важную из всех. Я собираюсь кое-что сказать тебе прямо сейчас, чтобы успокоить твой ум относительно того, для чего ты здесь. Причина, по которой ты продолжаешь приезжать и встречаться со мною, очень проста. Каждый раз, когда ты видишь меня, твое тело учится определенным вещам, даже против твоего желания. И теперь наконец твое тело не нуждается в том, чтобы возвращаться ко мне и учиться дальше. Скажем так: твое тело знает, что оно умрет, даже несмотря на то что ты никогда не думаешь об этом. Поэтому я рассказал твоему телу, что я тоже умру, но, прежде чем я умру, мне хотелось бы показать твоему телу некоторые вещи, которых ты не можешь дать ему сам. Например, твоему телу нужен испуг, оно любит его. Твоему телу нужны темнота и ветер. Твое тело теперь знает бег силы и не может дождаться возможности попробовать его. Можно сказать, что твое тело возвращается навестить меня, поскольку я его друг.

Дон Хуан долгое время молчал. Казалось, он боролся со своими мыслями.

— Я уже говорил тебе, что секрет сильного тела не в том, что ты делаешь для него, а в том, что ты не делаешь, — сказал он наконец. — Теперь для тебя пришло время не делать того, что ты делаешь всегда. Сиди здесь, пока мы не уйдем, и не делай.

— Я не понял тебя, дон Хуан.

Он положил руки на мои записи и взял их у меня. Осторожно сложив страницы блокнота, он перехватил их резиновой ленточкой, а затем швырнул его, как диск, далеко в чапараль.