19. Остановка мира

19. Остановка мира

Как только я проснулся на следующий день, я начал задавать дону Хуану вопросы. Он рубил дрова за домом, а дона Хенаро нигде не было видно. Он заявил, что говорить не о чем. Я сказал, что мне удалось удержаться от мыслей, когда дон Хенаро «плавал по полу», и мне не требовалось никаких объяснений, но это не помогло мне понять, что происходит. Затем, после исчезновения машины, я автоматически замкнулся в поисках логического объяснения, но это тоже не помогло. Я сказал дону Хуану, что моя настойчивость в поиске объяснений не была изобретена мною только для того, чтобы со мной было трудно. Это было нечто настолько глубоко вросшее в меня, что пересиливало любые другие намерения.

— Это вроде болезни, — сказал я.

— Тут нет никаких болезней, — спокойно ответил дон Хуан. — Тут есть только самопотакание. Ты потакаешь себе, пытаясь все объяснить. Но тебе больше не нужны объяснения.

Я настаивал, что могу действовать только при условии упорядоченности и понимания. Я напомнил ему о том, что я коренным образом изменил свою личность за время нашей связи и такая перемена стала возможной, потому что я мог объяснить себе необходимость этого.

Дон Хуан тихо засмеялся. Долгое время он молчал.

— Ты очень умен, — сказал он наконец. — Ты возвращаешься туда, где был всегда. Но на этот раз с тобой покончено. Тебе некуда возвращаться. Я не буду больше ничего тебе объяснять. Что бы Хенаро вчера ни делал, он делал это для твоего тела, поэтому позволь телу самому решать, что к чему.

Тон дона Хуана был дружественным, но необычно отрешенным, и это заставило меня почувствовать всепоглощающее одиночество. Я выразил свою печаль. Он улыбнулся. Его пальцы слегка сжали мою руку.

— Мы оба — существа, которые умрут, — сказал он тихо. — Нет больше времени для того, что мы привыкли делать. Сейчас ты должен использовать все неделание, которому я тебя научил, и остановить мир.

Он опять сжал мою руку. Его прикосновение было твердым и дружественным; оно как бы подтверждало, что он заботится обо мне и имеет ко мне привязанность. И в то же время оно оставляло впечатление непоколебимой целенаправленности.

— Это мой жест для тебя, — сказал он, секунду удерживая мою руку. — Теперь ты должен сам пойти в эти дружественные горы.

Он указал подбородком на далекий гребень гор на юго-востоке.

Он сказал, что я должен оставаться там до тех пор, пока мое тело не велит мне уйти, а затем вернуться к нему домой. Подтолкнув меня к машине, он дал мне понять, что не хочет, чтобы я что-то говорил или мешкал.

— Что я должен там сделать? — спросил я.

Он не ответил, а покачал головой, глядя на меня.

— Хватит этого, — сказал он наконец. Затем он указал пальцем на юго-восток.

— Поезжай туда, — сказал он отрывисто.

Я ехал на юг, а затем на восток по дорогам, по которым всегда ездил с доном Хуаном. Оставив машину недалеко от места, где кончалась грунтовая дорога, я пошел по знакомому маршруту, пока не достиг высокого плато. Я не имел никакого представления о том, что здесь делать. Я начал бродить, выискивая место для отдыха. Внезапно мое внимание остановилось на небольшом участке слева от меня. Казалось, что химический состав почвы был в этом месте другим. Но когда я пристально поглядел на землю, то не заметил ничего, что могло бы быть этому причиной. Я стоял в нескольких метрах в стороне и старался «почувствовать», как всегда рекомендовал дон Хуан.

Я неподвижно стоял, наверное, в течение часа. Количество мыслей постепенно уменьшалось, пока я не перестал разговаривать сам с собой. Затем я почувствовал раздражение. Ощущение было заключено у меня в животе и было острее, когда я смотрел на сомнительное место. Оно меня отталкивало, и я почувствовал необходимость уйти. Скосив глаза, я начал осматривать местность и, немного пройдя, наткнулся на широкую плоскую скалу. Я остановился перед ней. В этом камне не было ничего особенного, что привлекало бы меня. Я не заметил никакого особенного цвета, никакого сияния, но все же он мне нравился. Мое тело чувствовало себя хорошо. Я испытывал ощущение физического комфорта и сел немного отдохнуть.

Я бродил по высокому плато и окружающим горам весь день, не зная, что делать и чего ждать. В сумерках я вернулся обратно к плоской скале. Я знал, что если я проведу здесь ночь, то буду в безопасности.

На следующий день я пошел дальше на восток, в высокие горы. Во второй половине дня я пришел к другому, еще более высокому плато. Мне показалось, что я уже был здесь раньше. Я осмотрелся, чтобы сориентироваться, но не смог узнать ни одного из окружающих горных пиков. После тщательного выбора места я уселся отдохнуть на границе пустынного каменистого района. Мне было очень тепло и спокойно. Я попытался извлечь немного пищи из своей фляги, но она была пуста. Тогда я попил воды. Она была теплой и затхлой. Я подумал, что мне не остается ничего, кроме как вернуться к дому дона Хуана, и начал раздумывать, не начать ли обратный путь прямо сейчас. Я лег на живот и положил голову на руки. Я почувствовал неудобство и несколько раз изменил положение, пока не оказался лицом к западу. Солнце было уже низко. Мои глаза устали. Я взглянул на землю и увидел крупного черного жука. Он вылез из-за маленького камешка, толкая перед собой навозный шар в два раза больше себя. Некоторое время я следил за его движениями. Насекомое, казалось, не замечало меня и продолжало толкать свой груз через камни, корни, вмятины и выступы на земле. Насколько я мог судить, насекомое не осознавало моего присутствия. Мне пришло в голову, что я не могу с уверенностью сказать, знает оно обо мне или нет. Эта мысль вызвала у меня серию рациональных оценок природы мира насекомого в противоположность моему собственному миру. Насекомое и я находились в одном и том же мире, но мир явно не был для нас одним и тем же. Я погрузился в наблюдения и поразился гигантской силе, которая требовалась ему для того, чтобы толкать свою ношу через камни и земляные трещины.

Я наблюдал за насекомым долгое время и вдруг ощутил тишину вокруг. Только ветер свистел в ветках и листьях чапараля. Я посмотрел вверх, быстрым и непроизвольным движением повернулся влево и заметил мелькнувшую на камне слабую тень или отблеск. Сначала я не обратил на нее внимания, но затем сообразил, что этот отблеск был слева. Я еще раз быстро повернулся и ясно увидел тень на скале. У меня было странное ощущение, что тень внезапно соскользнула на землю и почва впитала ее, как промокашка впитывает чернильную кляксу. По моей спине прошел озноб. Мне в голову пришла мысль, что смерть караулит меня и жука.

Я еще раз посмотрел на насекомое, но не смог найти его. Я подумал, что оно, должно быть, прибыло к месту своего назначения и сбросило груз в земляную норку. Я прислонился лицом к гладкой поверхности скалы.

Жук вылез из глубокой норы и остановился в нескольких дюймах от моего лица. Он, казалось, смотрел на меня, и на секунду я почувствовал, что он осознал мое присутствие, наверное, так же, как я осознал присутствие собственной смерти. По мне прошла дрожь. В конце концов, жук и я не очень отличались. Смерть как тень следила за каждым из нас из-за камня. Я ощутил необычайный подъем. И жук, и я были на одной чаше весов. Никто из нас не был лучше другого. Наша смерть делала нас равными.

Мой подъем и радость были настолько сильны, что я начал плакать. Дон Хуан был прав. Он всегда был прав. Я жил в загадочном мире, и, как любой другой, я был загадочным существом, и все же я был ничуть не важнее жука. Я вытер глаза и, проведя по ним тыльной стороной руки, увидел примерно в пятидесяти метрах справа человека или что-то, имевшее форму человека. Я сел прямо и напряг зрение. Солнце было почти на горизонте, и его желтоватые отблески мешали мне ясно видеть. В этот миг я услышал необычный грохот. Он был похож на звук далекого реактивного самолета. Когда я остановил на нем свое внимание, грохот усилился и стал длинным и острым металлическим визгом, а затем ослаб, пока не превратился в гипнотизирующий мелодичный звук. Мелодия чем-то напоминала колебания электрического тока. Мне пришло в голову, что сходятся две электрически заряженные сферы или два квадратных куска наэлектризованного металла трутся друг о друга, а затем, когда их заряд становится одинаковым, резко останавливаются. Я вновь попытался рассмотреть человека, который, казалось, прятался от меня, но смог различить лишь темный силуэт на фоне кустов. Я прикрыл глаза рукой. В этот момент блеск солнца изменился, и я понял, что то, что я видел, было оптической иллюзией, игрой теней и листвы.

Я отвел глаза и увидел койота, неторопливо бегущего по полю. Койот находился примерно в том месте, где я видел человека. Он пробежал около пятидесяти метров в южном направлении, а затем остановился и побежал ко мне. Я крикнул пару раз, чтобы отогнать его, но он продолжал бежать. Я испытал тревогу. Я подумал, что он бешеный, и даже хотел набрать камней, чтобы защититься, если он нападет. Когда животное оказалось в трех-четырех метрах от меня, я заметил, что оно нисколько не возбуждено. Наоборот, оно казалось спокойным и не испытывающим страха. Оно замедлило шаг и остановилось в полу-тора-двух метрах от меня. Мы посмотрели друг на друга, а затем койот подошел ближе. Его коричневые глаза были дружественными и ясными. Я сел на камни, и койот остановился, почти касаясь меня. Я был ошеломлен. Я никогда не видел дикого койота так близко, и единственное, что пришло мне в этот момент в голову, это заговорить с ним. Я начал так, как человек заговорил бы с дружелюбной собакой. А затем я подумал, что койот «ответил» мне. У меня была абсолютная уверенность, что он мне что-то сказал. Я смутился, но у меня не было времени разбираться в своих чувствах, потому что койот заговорил вновь. Не то чтобы животное произносило слова так, как я привык слышать слова, произносимые людьми. Скорее это было ощущение, что он говорит. Но это не было похоже на то, как домашнее животное общается со своим хозяином. Койот действительно что-то сказал. Он передал мысль, и это вылилось во что-то вроде предложения. Я сказал:

— Как поживаешь, маленький койот? И мне показалось, что я услышал ответ:

— Я хорошо, а ты?

Затем койот повторил предложение, и я вскочил на ноги. Животное не сделало ни одного движения. Оно даже не было испугано моим внезапным прыжком. Его глаза оставались дружескими и ясными. Оно наклонило голову, легло на живот и спросило:

— Почему ты боишься?

Я сел к нему лицом и повел самый колдовской разговор в своей жизни. В конце концов койот спросил, что я тут делаю. И я сказал, что пришел сюда, чтобы «остановить мир».

Койот сказал:

— Que bueno!

Тут я сообразил, что это койот, владеющий двумя языками. Существительные и глаголы в его предложениях были английскими, а союзы и восклицания — испанскими. Мне пришло в голову, что передо мной очень хитрый койот. Я стал смеяться над абсурдностью того, что происходит, и смеялся так сильно, что почти впал в истерику. Затем весь груз невозможности происходящего обрушился на меня, и мой разум заколебался. Койот поднялся на ноги, и наши глаза встретились. Я пристально посмотрел в них. Я чувствовал, что они притягивают меня, и внезапно животное стало радужным. Оно начало испускать сияние. Казалось, мой мозг воспроизводит другое событие, случившееся десять лет назад, когда под воздействием пейота я стал свидетелем превращения обычной собаки в незабываемое радужное существо. Как будто койот вызвал воспоминание, и память об этом событии ожила и наложилась на очертания койота. Койот был светящимся, текучим, жидким существом. Его свечение поражало. Я хотел закрыть глаза руками, чтобы защитить их, но не мог двинуться. Светящееся существо коснулось какой-то моей неопределенной части, и мое тело испытало такую неописуемую теплоту и такое хорошее самочувствие, словно это прикосновение заставило меня взорваться. Я онемел. Я больше не чувствовал ног, ступней, своего тела, но что-то удерживало меня в прямом положении.

Я не знаю, сколько я оставался в таком положении. Тем временем светящийся койот и вершина холма, на котором я стоял, исчезли из виду. У меня не было ни мыслей, ни чувств. Все было выключено, и я свободно парил.

Внезапно мое тело ощутило удар, а затем что-то ласково обволокло меня. Я понял, что на меня светит солнце. Я едва мог различить отдаленные гребни гор на западе. Солнце почти касалось горизонта. Я смотрел прямо на него, а потом увидел «линии мира». Я ощутил множество крайне необычных флюоресцирующих белых линий, которые пронизывали все вокруг. На секунду я подумал, что вижу солнечный свет, отраженный от моих ресниц. Я моргнул и посмотрел опять. Линии были непрерывными и проходили через все вокруг. Я повернулся вокруг своей оси и осмотрел удивительный новый мир. Линии были хорошо заметны и устойчивы, даже если я смотрел в противоположную от солнца сторону.

Казалось, я в экстазе стоял на вершине холма бесконечное время. Но все это могло длиться лишь несколько минут — пожалуй, не дольше, чем сияло солнце перед тем, как достичь горизонта. Но мне это время показалось бесконечным. Я чувствовал что-то теплое и успокаивающее, исходящее из мира и моего собственного тела. Я знал, что раскрыл секрет. Он был таким простым. Я ощутил поток неведомых чувств. Никогда в жизни я не испытывал такой божественной эйфории, такого покоя и такой полноты, но я не мог выразить раскрытый секрет в словах или хотя бы в мыслях, хотя мое тело знало его.

Затем я то ли заснул, то ли потерял сознание. Когда я опять пришел в себя, я лежал на камнях. Мир был таким, каким я его видел всегда. Уже темнело, и я автоматически отправился назад к своей машине.

Когда на следующее утро я вернулся, дон Хуан был в доме один. Я спросил его о доне Хенаро, и он сказал, что тот был где-то поблизости, занимаясь своими делами. Я немедленно стал пересказывать свой необычный опыт. Он слушал с явным интересом.

— Ты просто остановил мир, — прокомментировал он, когда я кончил свой рассказ.

Секунду мы молчали, а затем он сказал, что мне следует поблагодарить дона Хенаро за помощь. Казалось, он необычайно мною доволен. Он похлопывал меня по спине и посмеивался.

— Но это невероятно, чтобы койот мог говорить, — сказал я.

— Это не было разговором, — сказал дон Хуан.

— Чем же тогда это было?

— Сначала твое тело поняло. Но ты не сумел догадаться, что это не койот и что он, конечно же, не говорит так, как ты и я.

— Но койот действительно говорил, дон Хуан!

— По-моему, это кто-то другой говорил как идиот. После стольких лет обучения ты должен понимать, что к чему. Вчера ты остановил мир и, может быть, даже видел. Волшебное существо сказало тебе что-то, и твое тело смогло понять это, потому что мир разрушился.

— Мир был таким же, как сегодня, дон Хуан.

— Нет, он не был таким. Сегодня койоты ничего тебе не говорят, и ты не можешь видеть линий мира. Вчера ты сделал это просто потому, что в тебе что-то остановилось.

— Что во мне остановилось?

— Вчера в тебе остановилось то, на что, как тебе говорили люди, похож мир. Видишь ли, люди говорят нам с момента нашего рождения, что мир такой-то и такой-то. И, естественно, у нас нет выбора, кроме как видеть мир таким, каким он является по словам людей.

Мы взглянули друг на друга.

— Вчера мир стал таким, каким его описывают маги, — продолжал он. — В этом мире койоты разговаривают и, как я тебе уже рассказывал, разговаривают олени, гремучие змеи, деревья и все остальные живые существа. Но я хочу, чтобы ты научился видеть. Возможно, ты знаешь, что видение происходит только тогда, когда проскальзываешь между мирами, между миром обычных людей и миром магов. Ты сейчас оказался в точке между ними. Вчера ты считал, что с тобой говорит койот. Любой маг, который не видит, сделал бы такой же вывод, но тот, кто видит, знает, что верить в это означает быть пришпиленным к реальности магов. Точно так же не верить, что койоты говорят, означает быть пришпиленным к реальности обычных людей.

— Ты хочешь сказать, дон Хуан, что ни мир обычных людей, ни мир магов не реальны?

— Они реальны. Они могут воздействовать на тебя. Например, ты мог спросить этого койота о чем угодно, и он обязан был бы дать тебе ответ. Единственное, что здесь печально, это то, что койоты ненадежны. Они шутники. Это твоя судьба — не иметь надежного компаньона из числа животных.

Дон Хуан объяснил, что койот будет моим спутником всю жизнь и что в мире магов иметь койота другом было нежелательно. Он сказал, что идеальным для меня было бы поговорить с гремучей змеей, потому что они очень надежные товарищи.

— Будь я на твоем месте, — добавил он, — я бы никогда не верил койоту. Но ты другой и, возможно, даже станешь койотным магом.

— А что такое койотный маг?

— Это тот, кто узнает массу вещей от своих братьев-койотов.

Я хотел задавать вопросы дальше, но он жестом остановил меня.

— Ты видел линии мира, — сказал он. — Ты видел светящееся существо. Ты почти готов к встрече с союзником. Ты отлично знаешь, что человек, которого ты видел в кустах, был союзник. Ты слышал его грохот, похожий на звук реактивного самолета. Он будет ждать тебя на краю равнины, на которую я отведу тебя сам.

Долгое время мы молчали. Дон Хуан сцепил руки на животе. Его большие пальцы еле заметно двигались.

— Хенаро тоже отправится с нами в эту долину, — неожиданно сказал он. — Это он помог тебе остановить мир.

Дон Хуан посмотрел на меня пронизывающим взглядом.

— Я скажу тебе еще одну вещь, — сказал он и засмеялся. — Сейчас это действительно имеет значение. В тот раз Хенаро не убирал твою машину из мира обычных людей. Он просто вынудил тебя смотреть на мир так, как делают маги, а в этом мире твоей машины не было. Хенаро хотел ослабить твою определенность. Его клоунада рассказала твоему телу об абсурдности попыток все объяснить. А когда он запустил своего змея, ты почти видел. Ты нашел свою машину, и ты был в обоих мирах. Причина, по которой мы чуть не надорвали животы от смеха, была в том, что ты действительно считал, что везешь нас с того места, где, как ты решил, ты нашел свою машину.

— Но как он заставил меня видеть мир глазами мага?

— Я был с ним. Мы оба знаем этот мир. А если знаешь этот мир, то все, что нужно для того, чтобы ввести его в действие, это использовать добавочное кольцо силы, которое, как я тебе говорил, имеют маги. Для Хенаро это так же легко, как щелкнуть пальцами. Он заставил тебя переворачивать камни, чтобы отвлечь твои мысли и позволить твоему телу видеть.

Я сказал, что события последних трех дней причинили непоправимый вред моей идее мира и в течение тех десяти лет, которые я был связан с ним, я никогда не был затронут так глубоко, даже тогда, когда принимал психотропные растения.

— Растения силы только помогают, — сказал дон Хуан. — Главное происходит, когда тело понимает, что может видеть. Только тогда осознаешь, что мир, на который мы смотрим, является всего лишь описанием. Я намеревался показать тебе это. К сожалению, у тебя осталось слишком мало времени, прежде чем тебя коснется союзник.

— А союзник обязательно должен касаться меня?

— Этого нельзя избежать. Чтобы видеть, нужно узнать, как маги смотрят на мир, а для этого нужно призвать союзника. А когда это сделано, он приходит.

— А ты не мог бы научить меня видеть, не призывая союзника?

— Нет. Для того чтобы видеть, нужно научиться смотреть на мир каким-либо другим способом. Единственный другой способ, который я знаю, это способ магов.